Информация Осимы о переговорах с Гитлером и его идея «пакта о неоказании помощи» была одобрительно встречена в генеральном штабе японской армии, где уже разрабатывались проекты антикоминтерновского соглашения. Правда, были и противники, считавшие, что укрепление японо-германских отношений ухудшит отношения Японии с Польшей, «которая в то время рассматривалась в Японии почти на равных с Германией»[463]. Однако возобладала прогерманская позиция, которую поддерживал начальник генерального штаба. Осуществление этой идеи, кроме всего прочего, способствовало укреплению влияния японских армейских кругов на внешнюю политику страны.
Военному атташе полагалось заниматься только вопросами, относившимися к его компетенции, однако этот круг вопросов не был строго очерчен. На первой стадии переговоров об Антикоминтерновском пакте Осима не ставил посла Мусякодзи в известность о них, посылая доклады напрямую в Генеральный штаб. По мере того как японское военное руководство проникалось идеей сближения двух стран, оно вступало в контакт с Министерством иностранных дел, которое давало соответствующие инструкции послу. В конце 1935 года Мусякодзи покинул Берлин почти на полгода, окончательно «развязав руки» военному атташе[464].
Риббентроп и сотрудники его Бюро также вели переговоры без какого-либо согласования и даже контактов с германским Министерством иностранных дел. Со стороны Японии главным инициатором сближения выступали военные круги, со стороны Германии — партийные. Риббентроп позже объяснял это следующим образом: «Фюрер пожелал, чтобы подготовка к осуществлению данного плана велась не по линии германской официальной политики, поскольку здесь речь идет о мировоззренческом вопросе»[465].
«В декабре 1935 года, — вспоминал германский посол в Японии Дирксен, — мы получили от японского генерального штаба конфиденциальную информацию о том, что Риббентроп и военный атташе японского посольства в Берлине полковник Осима начали переговоры в германской столице, имея в виду установление более тесных политических отношений между двумя правительствами. Никаких подробностей узнать не удалось. И МИД и, как и следовало ожидать ввиду необъявленного состояния войны, превалирующего в отношениях между двумя соперниками, риббентроповский офис хранили глухое молчание»[466].
«Однажды после февральских событий Отт пригласил Зорге в кабинет и сказал, что они с послом узнали от некоего источника в японском генеральном штабе, что в Берлине ведутся какие-то германо-японские переговоры. Германский МИД в переговорах не участвует, однако ведущую роль в них играют Риббентроп и Осима — японский военный атташе в Берлине, и адмирал Канарис, глава германской военной разведки»[467]. Отт попросил Зорге помочь в шифровке телеграммы в штаб-квартиру германской армии в Берлине с просьбой предоставить информацию о переговорах.
«Он попросил меня поклясться, что я никому не расскажу об этом деле. Я согласился и помог ему зашифровать телеграмму у него дома. Он обратился ко мне, а не к кому-либо из сотрудников посольства, потому что дело требовало абсолютной секретности.
Ответа из Берлина не последовало, и Отт был страшно раздражен этим.
…
Наконец пришел ответ из штаб-квартиры германской армии, в котором Отту советовали обратиться за информацией в японский генеральный штаб. Отт так и сделал, и я потом услышал от него то, что ему стало известно. … В основном он узнал, что переговоры идут, но в обстановке высшей конфиденциальности, поскольку было очень важно, чтобы политики о них не пронюхали»[468].
26 марта 1936 года Зорге докладывал в Москву: «Штульпнагель из Германского Генерального Штаба написал 7 февраля германскому военному атташе в Токио полковнику Отту о том, что не имеется новых сдвигов в отношении японо-германских переговоров. До настоящего времени Германский Генеральный Штаб не был вовлечен в эти переговоры. Токийские события не вызвали удивления в Германском Генеральном Штабе, так как там хорошо знали о политической атмосфере в Японской армии. Он не высказал дальнейшего суждения…»
Штюльпнагель (Stulpnagel) Карл Генрих фон, с 1935 начальник отдела иностранных армий в Генеральном штабе.
12 марта 1936 года, на фоне высокой напряжённости на границах марионеточного государства Маньчжоу-Го с СССР и МНР (в 1935 году на границе было 176 пограничных инцидентов) был заключен «Протокол о взаимопомощи между Союзом Советских Социалистических Республик и Монгольской Народной Республикой». Согласно ст. 1, в случае угрозы нападения на них СССР и МНР обязались «принять все те меры, которые могли бы понадобиться для ограждения безопасности их территорий».
В начале апреля СНК СССР заявил протест правительству Японии по поводу нападений японо-маньчжурских отрядов на монгольскую погранзаставу Адык-Долон, располагавшуюся в 45 км от линии границы, и Булун-Дерсу, находившуюся в 50 км северо-западнее Адык-Долон[469].
«Москва, тов. Урицкому.
Острова, 4 апреля 1936 г.
Японский Генштаб информировал германского военного атташе в Японии полковника Отта о том, что несмотря на новые пограничные инциденты, опасности войны не существует, и инциденты носят лишь местный характер. Начальник штаба Квантунской армии ген. Итагаки и Квантунская армия в целом находятся под контролем Токио…
Генштаб признает, что в результате токийских событий и ратификации франко-советского пакта позиция Советов стала более решительной.
№ 84. Рамзай».
«Осима надеялся на заключение хотя бы ограниченного военного союза, направленного против СССР, но не мог твердо рассчитывать на такой результат, не имея пока что необходимых полномочий и не будучи уверен в том, что его поддержит консервативная элита Токио, в том числе военная. Риббентроп же не стремился к военному союзу (и не считал СССР единственным противником Германии), а напротив, хотел сделать будущий пакт как можно более идеологическим и потому открытым для других стран. В расширении задуманного им соглашения он видел залог успешного продвижения к вожделенному министерскому креслу. Так что подходы к совместно задуманному пакту у них изначально были разные»[470].
Японский военно-морской флот, традиционно конкурировавший с сухопутной армией за влияние на внешнюю политику страны, был заинтересован в договоре, поскольку рассчитывал, что ухудшение политической ситуации в Европе вследствие его подписания облегчит противостояние военно-морским силам Франции и Англии в восточноазиатском бассейне.
17 мая 1936 года за подписью Урицкого в Токио ушла телеграмма:
«ДОРОГОЙ РАМЗАЙ.
Шлю Вам привет. Выполнение поставленных Вам задач — идет, по-моему, неплохо. Музыка у Фрица — великое дело. За все эти Ваши дела от лица фирмы — спасибо.
Имейте в виду, что Ваша полезная коммерческая деятельность известна нашему старшему любимому шефу (Сталину. — М.А.), и он следит за ней, выделяя ее среди других.
Наша крайняя нужда и великая необходимость, чтобы Вы еще прочнее закрепились и дали в своей работе еще больше прибыли. Шлю Вам лучшие пожелания.
ДИРЕКТОР».
В это время дипломаты обеих стран не видели реальных перспектив сотрудничества и, в первую очередь из-за Китая, где Германия традиционно поддерживала Чан Кайши, главного военного и политического противника японцев. Гоминьдановский режим активно закупал в Веймарской республике оружие и военные материалы. Интенсивное сотрудничество Германии с Китаем началось в 1933 году, после прихода к власти национал-социалистов. В мае 1933 года Ганс фон Сект прибыл вШанхай, где занял пост старшего советника германской миссии по экономическому и военному развитию Китая. В июне он представил Чан Кайши меморандум (нем. Denkschrift für Marschall Chiang Kai-shek), в котором изложил свою программу индустриального и военного развития Китая. Сект предложил реорганизовать войска в небольшую, мобильную и хорошо оснащённую армию.
Во второй половине мая — в июне Зорге докладывал в Центр об отсутствии единой позиции в Германии в отношении заключения японо-германского соглашения:
«23.5.36. 16.00
Перевод с английского.
МОСКВА, тов. УРИЦКОМУ.
Острова, 22 мая 1936 года. Торговец аэропланами Хейнкеля и сотрудник отделения контрразведки Германского Управления по мобилизации и подготовке страны к войне, немец Хек (Хак. — М.А.), был техническим посредником во время переговоров японского военного атташе в Берлин ген. Осима с Риббентропом и Бломбергом. Хек получил секретный приказ исследовать в Японии полезность германо-японского военного соглашения с германской точки зрения, но помимо германского посольства и военного атташе полковника Отта. Последний кое-что разузнал о миссии Хека. Хек рассказал, что в основу переговоров положены доклады полковника Отта и что, несмотря на падение прежнего энтузиазма к продолжению переговоров, Риббентроп и Бломберг продолжают занимать положительную позицию.
Хек должен будет информировать, являются ли взгляды Отта обоснованными или нет. Хек, который прибыл до февральских событий, подошел ближе к точке зрения полковника Отта. Он сказал далее, что Риббентроп считает необходимым, прежде чем будет заключено военное соглашение с Японией, иметь, по крайней мере, молчаливое признание Англии. Число сторонников этой точки зрения все более и более растет и в японской армии. В Берлине не торопятся с заключением соглашения. Считают, на это потребуется еще долгое время.
Подпись.
[РЕЗОЛЮЦИЯ]: Н2. Обработать и копию Наркому, остальное в спецсообщение. СУ 23.5.36».