2) Донесение о том, что резидентура «Рамона» передана или передается (точно не помню) китайскому отделению;
3) Сведения о том, что в Японию приехал японец — агент «Клод» («Нэд»), который был завербован в Америке года два-три назад и уже вторично приезжал в Японию;
4) Сведения об отзыве из резидентуры «Рамзая» сотрудников «Ингрид» и «Густава»;
5) Два или три донесения о том, что новых сведений нет, и одно донесение о том, что резидент выехал и что его имя и все сведения о нем будут сообщены месяца через три-четыре, когда он проникнет в Японию. Этим резидентом был «Клагес».
Окончательные сведения о нем я так и не сообщил, так как до момента моего увольнения из РУ РККА в ноябре месяце 1938 года он в Японию еще не прибыл.
Этим ограничивалась моя деятельность как японского шпиона.
ВОПРОС. Куда шли сведения, передаваемые вами КЛЕТНОМУ и ШЛЕНСКОМУ и как они реализовывались?
ОТВЕТ. Это мне совершенно не было известно. <…>
ВОПРОС. Какую работу проводили РИНК, ПОКЛАДОК, ЛЕЙФЕРТ, КЛЕТНЫЙ и ШЛЕНСКИЙ, как агенты японской разведки?
ОТВЕТ. Точные функции каждого мне не были известны. <…>
ВОПРОС. Кто еще вам известен, кроме уже названных, как японский шпион?
ОТВЕТ. Кроме названных мною, как японский шпион, мне никто не известен ни прямо, ни косвенно. <…>
Допрос прерван 11 декабря 1939 года, в 13 час.30 мин.
Записано с моих слов верно, мною прочитано.
СИРОТКИН»
Из Протокола допроса обвиняемого СИРОТКИНА Михаила Ивановича от 16 декабря 1939 года.
«…Мною были переданы ШЛЕНСКОМУ следующие сведения примерно до января м-ца 1938 года:
1. Сообщил о том, что резидентура “Рамона”, находившаяся на китайском побережье и руководимая 7-м японским агентурным отделением, передана китайскому отделению;
2. Сообщение о том, что из резидентуры “Рамзая” отозваны в Советский Союз работники резидентуры “Ингрид” и “Густав”;
3. Сообщение о том, что в Японию приехал из Америки агент японец “Клод”, указав его фамилию, имя и то, что он поселился в Токио.
После января и примерно до июля м-ца 1938 года я передал ШЛЕНСКОМУ, насколько помню, следующие сведения:
Два донесения о том, что новых резидентур нет, одно донесение о том, что готовится резидент, но отправка его в Японию задерживается.
Последнее донесение я передал, что новый резидент выехал в Японию, прибудет туда месяца через 3 после того, как получит новый паспорт в промежуточной стране. Я сообщил, что все сведения о нем будут мною даны, как только получу от него первое сообщение из Японии. Этим резидентом был “Клагес”.
Дополнительно о нем я сообщить не успел, так как до моего увольнения из РУ РККА “Клагес” в Японию не прибыл. Вот все сведения, которые мною были переданы японской разведке через ШЛЕНСКОГО».
Из Протокола допроса обвиняемого СИРОТКИНА Михаила Ивановича от 16 декабря 1939 года:
«ВОПРОС. Как вы организовали подбор материалов, и какой именно для передачи японским разведорганам через КЛЕТНОГО?
ОТВЕТ. Согласно указаний, полученных от ПОКЛАДОКА я должен был передать первым материал о новых нелегальных резидентурах, если они посылались.
К тому времени в Японии была нелегальная резидентура «Рамзая» и на китайском побережье «Рамона». Как начальник отделения я имел к ним прямое отношение и был в курсе состава и деятельности этих резидентур.
Я составил список работников этих двух резидентур, паспортные фамилии, адреса, род крыш, отпечатал все это на машинке, иностранные фамилии и названия написал от руки, запечатал в конверт и в таком виде передал КЛЕТНОМУ 18 августа 1937 года у КОНСТАНТИНОВЫХ. /КОНСТАНТИНОВ тогда был слушателем военной академии им. Фрунзе на восточном факультете, его жена работала сотрудником 2-го отдела РУ/…».
Из Протокола допроса обвиняемого СИРОТКИНА Михаила Ивановича от 11 января 1940 года:
«ВОПРОС. Где и кем вы работали до мая месяца 1936 года, т. е. до своего отъезда в Японию?
ОТВЕТ. С июня месяца 1934 года и по май месяц 1936 года, т. е. до своего отъезда в Японию я работал в 7-м отделении 2 отдела РУ РККА, состоящим в распоряжении РУ РККА, затем секретным уполномоченным, а затем помощником начальника 7-го отделения 2 отдела РУ РККА. Я находился на информационной работе. Начальником этого отделения являлся ПОКЛАДОК.
ВОПРОС. А по возвращении из Японии?
ОТВЕТ. По возвращении из Японии, т. е. с июля месяца 1937 года и по ноябрь месяц 1938 года я работал начальником того же 7 отделения 2 отдела РУ РККА, но уже на агентурной работе.
ВОПРОС. В своих показаниях от 9 декабря 1939 года вы о 7-м отделении 2-го отдела РУ РККА говорили, как об отделении, выполняющем функции информационной работы. На допросе же вас от 10–11 и 16 декабря 1939 года, говоря о том отделении, вы показали, что функцией 7 отделения является агентурная работа.
Разве функции работы 7 отделения в 1937 году изменились?
ОТВЕТ. До моего отъезда в Японию 7-е отделение имело функции как информационной, а также и агентурной работы. Я сидел на информационной работе, агентурная же работа отделения была в руках ПОКЛАДОКА, как начальника отделения.
Ко времени моего возвращения из Японии в отделе была произведена реорганизация, в результате которой 7-ое отделение являлось только агентурным, по информации же было выделено специальное отделение.
Таким образом, по возвращении из Японии в моих руках, как начальника отделения была сосредоточена агентурная работа по Японии.
ВОПРОС. Почему вы не сказали следствию, что по прибытии в Японию вы в течение первых 3–4 месяцев работали вторым секретарем РИНКА?
ОТВЕТ. Я секретарской работы никакой при РИНКЕ не выполнял, поскольку второй секретарь военного аппарата должен быть специалистом по авиации, я же эту специальность не знал и не знаю. Но поскольку была вакантная должность, меня и использовали для работы в аппарате исключительно для одной только работы по переводам японского печатного правительственного органа “Правительственный вестник”».
17 января 1940 года арестованный Сироткин составил целый ряд документов, озаглавленных «Собственноручные показания», в которых свидетельствовал против себя и против своих сослуживцев. В одном из «собственноручных показаний» он писал: «Писал лично я, без какого-либо принуждения, после предложения следствия. Я его подтверждаю, за исключением того, что я предавал — советских резидентов.
КЛЕТНОГО я всегда считал беспартийным большевиком, ничего плохого за ним не наблюдал, несмотря на то, что он ложно показывает».
«СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ
арестованного СИРОТКИНА Михаила Ивановича
От 17 января 1940 года
«РАМЗАЙ»
Знаю его как резидента РУ РККА в Японии с 1935 года. Видел лично его один раз, когда он приезжал в Москву в 1935 году. По документам в делах РУ и на основании личных наблюдений за работой «Рамзая» по представлявшимся им донесениям и материалам в период с 1937–1938 года, когда я был начальником 7 отделения 2 отдела РУ РККА, могу характеризовать «Рамзая» следующим образом:
Бывшая сотрудница резидентуры «Рамзая» «Ингрид» в 1937 (1938?) году после отзыва из Японии сообщила о «Рамзае», что он, будучи работником Коминтерна, имел правый уклон. Бывший резидент в Шанхае «Абрам» сообщал в центр в 1934 году или 1935 году, что «Рамзай» в разговоре с ним по вопросам о тактике Коминтерна также защищал правые установки. Из сообщений того же «Абрама» начальнику РУ от 1934 г. (1935?) известно, что «Рамзай» в 1934 или 1935 году в Шанхае разыскивался полицией, причем прислуга гостиницы говорила всем, что его ищут как шпиона. Бывший сотрудник резидентуры «Рамзая» «Густав», отозванный в Москву в 1937 году, рассказывал сотруднику 2 отдела РУ РИММУ, что на одном банкете в германском посольстве в Токио какие-то женщины-немки стали смеяться над «Рамзаем», говоря, что он «сомнительный немец из Баку», а на другом таком же банкете они же смеялись над ним, говоря, что он «русский шпион». «Рамзай», якобы, сильно вспылил и был смущен.
В работе «Рамзая» как резидента весьма характерно следующее: он не отвечает ни на одно задание, которое ставит ему центр, а присылает свои донесения и материалы «по своей инициативе», причем материалы всегда говорят о прошедшем, но не о настоящем или будущем.
Бывший сотрудник резидентуры «Рамзая» «Густав», как известно из материалов троцкистско-бухаринского процесса в 1938 году, имел в прежние годы связь с троцкистско-бухаринским центром, получая секретные материалы для Германии.
Жена сотрудника резидентуры «Рамзая» — «Фрица» — белогвардейка из Шанхая.
Резидентура «Рамзая» в составе: «Рамзай», «Фриц», «Густав», «Ингрид», «Жиголо» была мною выдана японской разведке (выделено мной. — М.А.). 18 августа 1937 года я передал КЛЕТНОМУ сведения об этой резидентуре, указав паспортные фамилии, национальность, место жительства и род занятий этих лиц.
М. Сироткин».
«РАМОН»
«Резидента РУ РККА “РАМОНА” я знаю мало. В 1935 году я видел его около месяца во 2-м отделе, когда он работал временно в РУ перед отъездом. О работе его как резидента мне ничего неизвестно. Когда я в 1937 году принял 7 отделение, резидентуру «Рамона» уже вскоре же было приказано передать китайскому отделению, а материалов или донесений никаких от него не получал. О резиденте “Рамоне” я передал сведения для японской разведки КЛЕТНОМУ 18 августа 1937 года, сообщив паспортную фамилию, национальность, место жительства и род занятий “Рамона”. Насколько помню, никаких сотрудников резидентуры «Рамона» не было, и я сообщил сведения только о нем.
М. Сироткин».
«КЛАГЕС»
«Знаю его с осени 1937 года. Он был передан мне для подготовки бывшим зам. Нач. 2 отдела РУ РККА ШАЛИНЫМ. Я готовил его до мая 1938 года, когда он был отправлен за рубеж.
Японской разведке я его не передавал. Я сообщил лишь (в мае или июле 1938 года), что выехал резидент и сведения сообщу через 3–4 месяца, когда он приедет на место. Ни фамилии, ни страны, куда временно выехал, я не сообщал. Лично “Клагеса” на основе его изучения в процессе подготовки я представлял себе, как честного человека, и не могу сказать чего-либо его компрометирующего. Однако, недели через 3–4 после его отъезда сотрудник РУ МАНСУРОВ сообщил мне, что один из его людей, готовившийся за рубеж и знающий “Клагеса” по прежней совместной нелегальной работе Б. Дома — передал МАНСУРОВУ, что о поездке “Клагеса” известно одной женщине — немке, с которой «Клагес» сожительствовал в Москве. Муж этой женщины — работник Б.Дома находился в Испании или Франции.