На Западе японцы будут вести активную оборону, используя Б. Хинганский хребет и к юго-западу, со стороны Доно-Нора и Калгана возможно ожидать наступления подвижных частей (конница и танки), поддержанных 1–2 пех. дивизиями.
Наконец, весьма вероятны частные операции по высадке десанта как на материк, так и на Камчатку и развитие действий из южной части Сахалина на Север.
1-й эшелон в 12 японских дивизий, находящийся в данное время в С. Маньчжурии и Корее, слаб для развития активных действий, но не исключена попытка к этому со стороны японского командования.
Срок же общего сосредоточения 33 пехотных дивизий оттягивается до 22–25 дня, если не считать воздействия на перевозки нашей авиации…»
«Как было доложено выше, Япония имеет более 30 пехотных дивизий, переброшенных на материк, т. е. в значительной мере сократила период своих морских перевозок, — отмечалось в разделе VI «Основы стратегического развертывания на Востоке». — В Маньчжурии и Корее японское командование имеет до 12 пехотных дивизий и в случае войны с СССР может эти силы довести до 27–33 пехотных дивизий, не считая 4 охранных бригад и особых территориальных бригад, а также армии Маньчжоу-Го.
Наиболее вероятно сосредоточение главных сил японцев против Приморья и Благовещенска. Однако необходимо отметить, что и против нашего Забайкалья японское командование продолжает строительство железной дороги от Таонань на Самунь, Ганчжур, создавая себе второй путь к нашим границам. Весьма вероятны их операции и в МНР».
Число пехотных дивизий в Маньчжурии и Корее было завышено. Вместо указанных в записке 12 дивизий по состоянию на середину 1938 г. Квантунская армия насчитывала 8 дивизий и Корейская армия — одну. Две трети всех сухопутных сил Японии, а именно 23 дивизии, находились на китайском фронте. Против СССР в Маньчжурии и Корее имелось 9 дивизий. В метрополии были оставлены лишь две[617].
«МОСКВА НАЧАЛЬНИКУ РУ РККА
Острова, 15 июля 1938 года.
Отто узнал из близких к Коноэ источников о том, что армия до недавнего времени имела следующий план на случай войны с СССР: война в Китае должна быть… (одно слово искажено) с подготовкой около 27 дивизий, которые должны быть брошены против СССР в случае войны.
Поэтому все вооружение и резервы, необходимые для этих 27 дивизий должны оставаться нетронутыми, для использования их только против СССР. Маньчжурия имеет достаточно для организации упомянутого числа дивизий.
№ 138 Рамзай».
Из приведенной шифртелеграммы неясно, идет ли речь о 27 дивизиях, перебрасываемых из Китая дополнительно к уже развернутым в Маньчжурии, или боевые действия против Советского Союза планируется развязать всего 27-ю дивизиями. Скорее всего, последнее.
В докладной записке в Народный комиссариат по иностранным делам (НКИД) СССР от 5 февраля 1938 г. советский полпред в Токио М. М. Славуцкий писал: «Суэцугу и Сугияма (министр внутренних дел и военный министр. — М.А.) в своих выступлениях как в печати, так и в парламенте… указывают, что они не думают, чтобы СССР сам решился начать (военные действия. — М.А.), но что всякие возможности должны, мол, Японией учитываться, и поэтому, мол, нужно увеличивать армию и усиливать военное снабжение.
Среди иностранцев последнее время идут гадания — произойдет ли военное столкновение (Японии. — М.А.) с нами или нет. Гадания сами по себе довольно характерные»[618].
В докладной М.М. Славуцкого заместителю наркома иностранных дел Б.С. Стомонякову от 5 марта 1938 г. сообщалось: «Араки (бывший военный министр, в те дни министр образования. — М.А.), прикрываясь демагогическими вывертами, выступил с очередной статьей о возможности японо-советской войны. Военный министр Сугияма во всех своих выступлениях в парламенте доказывал необходимость увеличения вооружений, мотивируя их увеличением «вооружения СССР и других стран». В своей защите законопроекта о мобилизации всей страны военный министр, как и остальные члены правительства, говорит о надвигающемся “национальном кризисе” и в первую очередь подчеркивает нас. Именно стремлением подготовиться к большой войне, с одной стороны, и стремлением к полной фашизации Японии, с другой, объясняется это упорное подчеркивание “национального кризиса”, опасности войны с нами. Этим объясняется и организованно ведущаяся злобная кампания против нас»[619].
В своем дневнике полпред СССР писал: «7 апреля на обеде у чехов чешский советник Хавелка и посланник Хавличек сообщили, что “во всех японских кругах” говорят о близких выступлениях против нас японцев, которые исходят, во-первых, из необходимости ударить по Советскому Союзу, без чего они считают невозможной победу в Китае, и, во-вторых, из “благоприятности момента для атаки против СССР ввиду внутренних затруднений в СССР и ненадежности красного командования”»[620].
4 апреля Советский Союз выступил с инициативой «взаимно позитивно решить ряд накопившихся проблем», по которым стороны не желали идти на уступки, но Япония по-прежнему стремилась добиться от СССР односторонних уступок.
Только за неполные восемь месяцев 1938 г. военнослужащими японских вооруженных сил было совершено 124 нарушения границы на суше, 120 — на море и 40 нарушений воздушного пространства. За это же время ими было спровоцировано 19 боевых столкновений[621].
Любой из этих инцидентов мог перерасти в вооруженное столкновение.
Объектом такого столкновения стал район озера Хасан. По территории МЧГ от границы в глубину на 18–20 километров проходили две параллельных магистрали от портов Кореи. Через порты осуществлялось большинство перебросок из Японии. В северо-восточном углу Кореи к границе с Маньчжурией подходило более 10 шоссейных дорог, которые дополняли возможности переброски войск и боеприпасов, так как порты Кореи — Сейсин, Расин, Юки — могли в сутки выгрузить до двух пехотных дивизий, а железная дорога максимально перевозила одну — полторы.
Озеро Хасан расположено в горной части Приморского края и имеет около 800 м в ширину и протяженность с юго-востока на северо-запад в 4 км. Западнее его находятся сопки Заозерная (Чанкуфэн) и Безымянная (Шацао), сравнительно небольших по высоте (до 150 м), однако с их вершин открывается вид на Посьетскую долину, а в ясную погоду видны окрестности Владивостока. Всего в двадцати с лишним километрах на запад от Заозерной протекает пограничная река Тумень-Ула (Тумэньцзян, или Туманная). В ее нижнем течении и находился стык маньчжуро-корейско-советской границы. В советское довоенное время государственную границу с этими странами не обозначали. Все решалось на основании Хунчуньского протокола, подписанного с Китаем еще царским правительством в 1886 году. Граница была зафиксирована на картах, обе «спорные» высоты находились на русской территории. При этом на местности стояли только номерные знаки. Многие высоты в этой погранзоне вообще никем не контролировались.
Приговор международного военного трибунала для Дальнего Востока смог констатировать различие подходов Советского Союза и Японии, контролировавшей правительство Маньчжоу-Го, в части определения границы на этом участке: «По утверждению СССР, граница проходила по гребню сопок; с другой стороны, японцы утверждали, что граница проходила восточнее и шла по западному берегу озера Хасан. Эта возвышенность имеет большое стратегическое значение, так как с нее просматриваются на западе река Тюмень-Ула, железная дорога, идущая с севера на юг, дороги, идущие к Советскому Приморью и к Владивостоку. С японской точки зрения, значение возвышенности заключалось в том, что она укрывала от наблюдения железную дорогу и шоссейные дороги, являющиеся линией японских коммуникаций в северном и восточном направлении. Японцы понимали ее военное значение, и уже в 1933 году Квантунская армия провела детальное топографическое изучение этого района, имея в виду, как заявил начальник штаба Квантунской армии в своем докладе заместителю военного министра в декабре 1933 г., “военные действия против Советской России”»[622].
Представляется, что стратегическое значение высотам Заозерная и Безымянная обеими сторонами было придано много позже, а в июле — августе 1938 г. боевые действия велись за ничтожный клочок земли, отделявший юго-западный берег озера Хасан от государственной границы.
11 июля на сопку Заозерная прибыл советский пограничный наряд и ночью оборудовал на ней окоп с проволочными заграждениями, выдвинув его на сопредельную сторону за четырехметровую погранполосу.
Японцы тут же обнаружили «нарушение границы». 15 июля временный поверенный в делах Японии в СССР Ниси Харухико передал заместителю наркома иностранных дел СССР Стомонякову ноту с требованием «покинуть захваченную маньчжурскую землю» и восстановить на Заозерной «границу, существовавшую там до появления окопов». В ответ советский представитель заявил, что «ни один советский пограничник и на вершок не заступил на сопредельную землю».
В тот же день вечером на гребне высоты Заозерной в трех метрах от линии границы начальник инженерной службы Посьетского погранотряда выстрелом из винтовки убил «нарушителя» — японского жандарма. Через пять дней — 20 июля — японцы повторили свои претензии на высоты. При этом вернувшийся в Москву из поездки в Северную Европу посол Японии в СССР Сигэмицу Мамору заявил наркому иностранных дел Литвинову, что «его страна имеет права и обязательства перед Маньчжоу-Го» и в противном случае «Япония должна будет прийти к выводу о необходимости применения силы». В ответ японский дипломат услышал, что «японский жандарм убит на советской территории, куда ему не следовало приходить»[623]