Тревожным выглядело и соотношение в танках и самолетах. Против 2000 советских самолетов Япония могла выставить лишь 340 и против 1900 советских танков — только 170.
До этого мы полагали, что советские и японские вооруженные силы на Дальнем Востоке соотносились между собой как три к одному. Однако фактическое соотношение оказалось равным примерно пяти или даже более к одному. Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР.
Обычно генеральный штаб императорской армии составлял к началу сентября каждого года планы боевых операций на следующий год. Однако ввиду развертывания военных действий в Китае такой план на 1938 год своевременно составлен не был. Временный вариант плана боевых операций против СССР был подготовлен лишь в марте этого года. По этому плану представлялось вероятным, что Советский Союз может вмешаться в японо-китайский вооруженный конфликт. Но теперь, в свете полученной информации, стало очевидно, что если такое вмешательство произойдет, то сдержать Советский Союз будет фактически нечем. Таким образом, расширение японо-китайского вооруженного конфликта требовало внесения кардинальных изменений во все наши стратегические планы, чтобы парировать советскую угрозу.
Пораженный полученной от Люшкова информацией, генеральный штаб был вынужден срочно переработать план боевых операций на 1938 год; этот план был утвержден только в сентябре, то есть с большим опозданием. Одновременно был принят план укрепления обороны против Советского Союза, рассчитанный на пятилетний срок, так называемый “План боевых операций № 8”. Однако, как план на 1938 год, так и пятилетний план (№ 8) остались лишь на бумаге из-за невозможности их реализации ввиду нехватки государственных ресурсов.
Зачем я все это Вам рассказываю? Только затем, чтобы показать, как боялся в тот момент — в конце июня 1938 г. наш генеральный штаб вмешательства Советского Союза в ход военных действий в Китае, вполне справедливо полагая, что в этом случае поражение нашей армии было бы неотвратимым.
Сбежавший из Советского Союза Люшков подтвердил, что СССР намерен дождаться момента, когда Япония истощит силы в борьбе с Китаем, а затем осуществить нападение на нее. Ознакомившись с его показаниями, мы стали еще больше опасаться возможности вмешательства Советского Союза в войну между Японией и Китаем. Однако теперь, когда я вспоминаю то время, я считаю, что наши тогдашние опасения были в какой-то мере раздуты показаниями Люшкова»[653].
Бывшему офицеру японского генерального штаба вторит бывший начальник разведывательного отдела японской Корейской армии генерал Масатака Онуки: «В его (Люшкова. — М.А.) информации было и такое, что явилось для нас серьезным ударом. С одной стороны, советская Дальневосточная армия неуклонно наращивала свою военную мощь, с другой — японская армия из-за японо-китайского инцидента совсем не была готова к военным действиям с Советским Союзом. Если бы нас в какой-то момент атаковала Дальневосточная армия, мы могли бы рухнуть без серьезного сопротивления»[654]. Генерал Масатака Онуки «инцидентом» называет развернувшуюся Японо-китайскую войну, в которой были задействованы значительные силы из Маньчжурской группировки и японской Корейской армии.
Насколько показания Люшкова в части группировки войск и авиации, развернутых на Дальнем Востоке, соответствовали действительности? Согласно Плану развития и реорганизации РККА в 1938–1942 гг., по состоянию на 01.01.1938 г. на «Востоке» предусматривалось иметь 22 дивизии, в том числе 12 кадровых стрелковых дивизий Особой Краснознаменной Дальневосточной армии численностью по 10 тыс. человек; две кавалерийские дивизии ОКДВА[655]. Отправная точка отсчета — 1 января 1938 г. — отражала действительное положение вещей в РККА на момент разработки плана (составлен не позднее 29 ноября 1937 г.). Кроме того, имелись гарнизоны укрепленных районов.
«В составе ВВС Востока в мирное время к 1.1.1938 г.» имелось 24 авиационных бригады, в том числе 6 тяжелобомбардировочных (ТБ-3 и ДБ-3), 4 среднебомбардировочных (СБ), 6 легкоштурмовых 1 минноторпедных, 1 легкобомбардировочных, 5 истребительных бригад, 1 разведывательная, всего 2623 самолета[656].
В Маньчжурии дислоцировались 7 пехотных дивизий[657], 1-я смешанная механизированная бригада (в японской армии имелось всего две таких бригады), в последующем — механизированная бригада и другие отдельные части. Помимо двух смешанных механизированных бригад, в состав которых входило по два танковых полка (по 50 танков в каждом), в японской армии была сформирована 21 отдельная танковая рота (от 10 до 17 танков в каждой), которые были приданы пехотным дивизиям и кавалерийским бригадам.
«Подавляющего превосходства» сухопутные войска РККА на Дальнем Востоке не имели, не было даже паритета в связи с тем, что японские пехотные дивизии в Маньчжурии и Корее по численному составу существенно превосходили стрелковые дивизии ОКДВА, так как формировались на этот момент по двум штатам: типа «А-I» и «усиленная» типа «А», 29 400 и 24 600 человек соответственно.
К августу 1939 г. Квантунская армия насчитывала 270 тысяч человек, около 200 танков и 1052 орудия. Командовал ею генерал Уэда Кенкичи (Кэнкити)[658].
Самыми ценными были показания Люшкова, связанные с деятельностью органов НКВД. Он рассказал японцам о структуре советских органов госбезопасности, формах агентурно-оперативной работы, отдельных моментах деятельности советской агентуры в Маньчжурии, Корее, Китае и отчасти в Японии. Подробных списков советских закордонных агентов Люшков не принес, но обрывочные сведения об агентуре НКВД позволили японцам провести серию арестов среди китайцев, корейцев и маньчжуров — сторонников Советского Союза.
В этой связи интересно свидетельство Миэды Масаюки, занимавшего пост начальника маньчжурского отделения контрразведки департамента внутренней службы военного министерства:
«МИЭДА. Люшков был доставлен из Токио в Чаньчунь в конце июня 1938 г.
ВОПРОС. Он прибыл, чтобы оказать содействие в разоблачении подпольной советской шпионской сети, существовавшей на территории Маньчжоу-Го?
МИЭДА. Да, именно поэтому он был направлен в мое распоряжение.
ВОПРОС. Кому первому пришла в голову мысль использовать Люшкова в этих целях?
МИЭДА. Это был сотрудник штаба Квантунской армии Утагава Тацуя. В то время он находился в чине подполковника. После того как Люшков сбежал из Советского Союза, он был доставлен в штаб Корейской армии, находившийся в Сеуле. Тогда господин Утагава был командирован в Сеул, где был ознакомлен с содержанием показаний Люшкова. По возвращении в Чаньчунь он явился ко мне и, сообщив о полученной от Люшкова информации, высказал идею использовать помощь последнего для того, чтобы одним ударом покончить с советской шпионской сетью в Маньчжоу-Го. Я был переведен сюда совсем недавно, только в марте 1938 г., но уже имел опыт в борьбе с советскими разведчиками. Поэтому я сразу решил, опираясь на информацию, полученную от Люшкова, попробовать ликвидировать советскую агентурную сеть в Маньчжоу-Го. Я доложил о своем плане отделу контрразведки военного министерства, там одобрили мои соображения, после чего Люшков был переправлен в Чаньчунь.
ВОПРОС. Что представляла собой советская агентурная сеть в Маньчжоу-Го?
МИЭДА. Советская информационная служба опиралась на три кита — три опоры. Это были, во-первых, Управление военной разведки, непосредственно входившее в штаб Красной Армии, расположенный в Хабаровске. Во-вторых, Управление иностранной информации, входящее в возглавлявшееся Люшковым Управление НКВД по Дальнему Востоку. Наконец, в-третьих, существовало Информационное управление Исполкома Коминтерна в Москве. Люшков передал нам сведения о существующей сети агентов дальневосточного управления НКВД. Эта сеть состояла из двух организаций. Одна, работавшая под руководством резидента, носившего условную кличку “Лео”, специализировалась на сборе разведывательной информации. Другой группой руководил резидент, носивший кличку “Као”, она специализировалась на осуществлении подрывных акций. Люшков выдал все имена агентов, которые он знал. Однако, поскольку резиденты “Лео” и “Као” были засланы задолго до назначения Люшкова в Хабаровск на пост начальника Управления НКВД, их действительных имен Люшков не знал…
ВОПРОС. Какое впечатление произвел на Вас Люшков как человек?
МИЭДА. Как Вам сказать… Это был человек острого ума, сразу схватывающий все нюансы. У меня тогда возникала такая мысль: не хотелось бы иметь такого человека своим врагом — это было слишком опасно. Так, когда арестованный агент не хотел давать добровольные показания, Люшков предлагал поручить ему провести допрос этого шпиона. Его методы допросов оказались исключительно эффективными. Он показал себя совершенно безжалостным, бессердечным человеком.
ВОПРОС. Что Вы имеете в виду?
МИЭДА. Когда допрашиваемый им человек медлил с ответом на заданный вопрос, Люшков сразу тыкал ему в лицо нож, который держал в руках. Если даже раненный в лицо русский агент продолжал молчать, Люшков плескал на него керосин, а затем чиркал спичку и говорил допрашиваемому, что, если тот не заговорит, пока спичка догорит у него в пальцах, то он бросит эту горящую спичку ему на голову. Было достаточно одного взгляда в этот момент на лицо Люшкова, чтобы понять, что он просто жаждет крови этого человека. А ведь среди этих людей были его подчиненные, которых он знал лично. Наверное, его страшно боялись в России. Он был из тех людей, которые не болтают зря и не повторяют дважды один и тот же вопрос. Он ни разу не закричал и не улыбнулся, казалось, он вообще не спосо