Согласно некоторым данным, была одним из организаторов нападения на яхту П.Н. Врангеля «Лукулл», которую 15 октября 1921 года протаранил шедший из Батума итальянский пароход «Адриа».
В 1922 году, командированная Разведывательным управлением штаба РККА, Елена Феррари появилась в Берлине, где завела знакомство с Максимом Горьким и другими литераторами русского Берлина (Виктором Шкловским, Владиславом Ходасевичем). Сохранилась и частично опубликована её переписка с Горьким. Начинающая поэтесса и писательница предлагала свои опыты на отзыв Горькому и Шкловскому. Корреспондентка уверяла Горького, что возвращение в Россию для неё невозможно из-за каких-то «ошибок» перед советской властью.
В конце 1922 — начале 1923 года Феррари стала активным участником собраний Берлинского дома искусств, тесно общалась с художником Иваном Пуни, жившим неподалёку от неё. Их соседство упоминается в повести Шкловского «Zoo, или Письма не о любви», где имеется и словесный портрет Елены: «У неё лицо фарфоровое, а ресницы оттягивают веки. Она может ими хлопать, как дверьми несгораемых шкафов…». Феррари выступала в Берлине также совместно с итальянским футуристом Руджеро Вазари. В 1923 году в Берлине (издательство «Огоньки») выходит сборник стихотворений Феррари «Эрифилли» (название — греческое женское имя, буквально «горячо любимая»). Планировались к выходу (в издаваемом Горьким журнале «Беседа» и отдельной книгой) её прозаические «сказки», которые, в отличие от стихов, Горькому нравились, однако публикация не состоялась.
Оставил словесный портрет Феррари и бывший российский прокурор Н.Н. Чебышев: «X. (поэт В.Ф. Ходасевич. — М.А.) в 1922 году жил в Берлине. В литературных кружках Берлина он встречался с дамой Еленой Феррари, 22–23 лет, поэтессой. Феррари ещё носила фамилию Голубевой. Маленькая брюнетка, не то еврейского, не то итальянского типа, правильные черты лица, хорошенькая. Всегда одета была в чёрное. Портрет этот подходил бы ко многим женщинам, хорошеньким брюнеткам. Но у Елены Феррари была одна характерная примета: у ней недоставало одного пальца. Все пальцы сверкали великолепным маникюром. Только их было — девять. С ноября 1922 года X. жил в Саарове под Берлином. Там же в санатории отдыхал Максим Горький, находившийся в ту пору в полном отчуждении от большевиков. Однажды Горький сказал X. про Елену Феррари. — Вы с ней поосторожнее. Она на большевичков работает. Служила у них в контрразведке. Тёмная птица. Она в Константинополе протаранила белогвардейскую яхту».
В 1924 году Феррари с новым разведывательным заданием направляется в Италию. Здесь она продолжила литературную деятельность совместно с художником-футуристом Виничио Паладини, входила в группу итальянских «имажинистов» (дебютировавших в 1927 году, когда Феррари уже была в Москве).
В 1925 году Феррари вернулась в СССР и возобновила работу в аппарате Разведупра. В январе 1926-го была назначена сотрудником-литератором 3-й части 3-го (информационно-статистического) отдела. 1 июля 1926-го уволена со службы в РККА. Сотрудница Главного концессионного комитета. Печаталась под псевдонимами как журналист в советских изданиях («Новый зритель», «Красная нива», «Красная звезда», «Известия», «Юный коммунист», «Пионер»), продолжала публиковаться в Италии.
Вновь в распоряжении Разведывательного управления. С 1930 до начала 1932 г. находилась в командировке во Франции в качестве помощника резидента парижской нелегальной резидентуры.
Согласно докладу «О работе Парижской резидентуры по данным на 1.IV-1931 г.», «1. Люси: имеет большой стаж разведывательной работы, в наших органах работает, кажется, с 1920. Работала нелегально в Турции и Германии, а также в нашем представительстве в Риме. Знает хорошо немецкий, французский и итальянский языки, более слабо — английский. Имеет большие лингвистические способности и быстро усваивает языки вообще. Хорошая и энергичная работница. Состояние здоровья слабое (аппендицит, слабые легкие и т. д.). Живёт по австрийскому паспорту /настоящий/. Легализована как студентка в Сорбонне.
Люси: 603, 605, 609, 645, 657, 658, 660, сербские партсвязи, отправка почты, фотография, связи на границе в Метце, склад…
8. Сербские партсвязи имеются приблизительно с середины 1928 г. До середины 1930 г. вербовка среди сербов велась через Пайо. После его переброски в Вену, была установлена связь с секретарем сербской комсекции т. Бергером, кличка Осман. …».
№ 605 — Бранко Вукелич ещё не назван в связях «Люси» — Феррари, но о нём уже идёт речь в цитируемом выше документе.
Бранко Вукелич был привлечён к сотрудничеству на идейной основе. О своих взглядах и аргументах, которые использовала «Люси» — «Ольга», Бранко Вукелич рассказал через десять лет в ходе допросов в японской тюрьме: «Я был уверен, что если можно было бы лет на десять отвести от Советского Союза угрозу войны, то в стране могли бы появиться социалистические культура, экономика и достаточно мощная система обороны, чтобы отразить любое нападение капиталистов…
Даже если при нашей жизни и не представлялось возможным совершить мировую революцию, мы могли, по крайней мере, обратить свои надежды на страну, проводившую социалистический эксперимент и таким образом оставить социалистическую идею грядущим поколениям. И я почувствовал, что эта мысль стала для меня тем побудительным мотивом, который и заставил меня принять участие в движении»[189].
«Ольга» указала на обязанность всех коммунистов защищать Советский Союз. «Она продолжала говорить, что “особая” работа заключалась в сборе информации. Похоже, однако, что это заставило Вукелича насторожиться, поскольку он ответил, что у него нет опыта конспиративной деятельности и что все его знания военных дел ограничиваются четырьмя месяцами военной службы.
“Но, — парировала Ольга, — обязанности включают в себя не только все эти военные детективы в духе Филиппа Оппенгейма. Я не предлагаю вам красть секретные шифры… Я не ожидаю, что вы станете взломщиком сейфов. Мне бы хотелось, чтобы вы использовали свой опыт в качестве журналиста”. (Вукелич сказал ей, что он когда-то, ещё будучи студентом, написал две или три статьи для югославской прессы). Она особо подчеркнула, что Бранко должен наблюдать за событиями и анализировать их, как марксист, и что, куда бы его ни отправили, там обязательно будет “какой-то опытный товарищ”, который научит его всему. “А также будут и сочувствующие нашему делу, которые помогут вам в вашей работе”.
“Но почему, — спросил Вукелич, — Коминтерн не может использовать советские посольства для сбора информации?”
“Любая страна, кроме России, может использовать посольства как для разведки, так и для пропаганды. Она также может пользоваться услугами деловых фирм, миссионеров, студентов. В нашем же случае мы вынуждены полагаться на молодых коммунистов, подобных вам, и других сочувствующих. За советскими посольствами всегда ведётся наблюдение, но если посольство окажется вовлечённым в эти дела, Советский Союз становится как бы сообщником Коминтерна, тогда как у советской дипломатической службы и у Коминтерна взгляды далеко не всегда совпадают”.
Когда Вукелич взмолился, что он и как коммунист не очень опытный, “Ольга” ответила, что на самом деле это совсем неплохо, поскольку его имя ни о чём не говорит полиции»[190].
Слова «Ольги», по словам Ф. Дикина и Г. Стори, приведены в прямой речи, без каких-либо изменений. Взяты они из показаний Вукелича на допросах.
«Ольга», сообщает Бранко Вукелич в своих показаниях, велела ему уехать из Парижа. Она дала ему задание кое-что перевести, а также три тысячи франков задатка.
Службу в армии Бранко Вукелич проходил не во Франции, а в Югославии, куда он отправился в августе 1931 года. Военная служба, однако, продолжалась недолго: в ноябре он был комиссован из-за плохого зрения. Встреча с «Ольгой» состоялась в этом же месяце.
В «Положении организации по данным на 5.XII.1931 г.», наряду с оценкой работы Славко Вукелича (№ 605) и предложениями по его дальнейшему использованию идёт речь и о его брате Бранко, вернувшемся из Югославии, где он проходил краткосрочную службу:
«Сектор Люси… 605 — до сих пор давал всё, что было доступно и требовалось вами. По вашему распоряжению мы остановили присылку серии чертежей пакетбота Т 6. Мы послали вам также список чертежей электрических установок на подлодках, которые можно легко достать при условии, что вы ему укажете №№ требуемых чертежей. Нужно учесть также, что немало этих чертежей вам было уже послано, а поэтому, прежде чем требовать, нужно было бы проверить, не имеются ли они уже у вас… В настоящее время он стремится перевестись в другое предприятие, которое представит больший интерес, но результаты его поисков сомнительны, ввиду кризиса и безработицы. Он проводит свою натурализацию, это ему даст возможность лучше устроиться. Кроме работы, он сможет тогда отбывать и военную службу и имея лишь 26 лет и как инженер сможет поступить в технические войска…
ЖИГОЛО — вернулся во Францию, будучи полностью освобождён от военной службы в своей стране из-за плохого зрения. Его положение неопределённое, он намерен натурализоваться и искать работу».
Вскоре Бранко Вукеличу удалось устроиться на работу. Уже 22 декабря 1931 г. Центр реагировал на полученный от него материал: «… 3. При Вашем № 13 мы получили материал от Жиголо «Projet dispositif d‘eclairage d’avion». По изучению спецами этот материал оказался интересным. Однако материал даёт лишь сведения общего характера. Желательно достать по осветительным бомбам и буксируемому прожектору конструктивные и более подробные описательные данные. Просим сообщить, сможет ли ЖИГОЛО выполнить это задание».
Париж не воспринял предложение Центра о направлении «Жиголо» в Японию и выдвинул свою кандидатуру — художника «Рели»:
«Патри
1. Мы уже телеграфировали через Оскара о нашем согласии послать Рели на Жёлтые Острова. Дополнительно сообщаем, что его нужно снабдить жалованием на 3 месяца из расчета 150 ам. долл. в месяц, и необходимыми деньгами на поездку и расходы. По приезде на место он должен заняться своей легализацией, ознакомиться с обстановкой и завязать связи с кругами художников. Связь временно он должен поддерживать с Вами и информировать Вас, как его дела идут и т. д. Когда выяснится, что он достаточно акклиматизировался в тамошних условиях, мы его свяжем с кем-либо из наших людей. Сговорите