ВОПРОС. Но ничто в этом обсуждении не навело вас на мысль, что, рассматривая Дальний Восток, он рассматривал какие-либо южные направления движения японской армии?
ОТВЕТ. Нет, ничего. И то же самое, в том, что касается военных действий против России в то время.
ВОПРОС. Так вы считаете, что на тот момент, так называемый, трехсторонний пакт не рассматривался?
ОТВЕТ. Конечно, нет.
ВОПРОС. Потом вы вернулись в Немецкое посольство в городе Токио в 1934 году?
ОТВЕТ. Да.
ВОПРОС. И это было после вашей встречи с Гитлером?
ОТВЕТ. Да.
ВОПРОС. И вы получили новое назначение как заслуженное, в отличие от назначения, которое получили, когда только приехали?
ОТВЕТ. Да, военный атташе…
ВОПРОС…У вас были секретные указания?
ОТВЕТ. У меня не было никаких секретных указаний. Я меня были инструкции, которые даются всем военным атташе, делать все возможное, чтобы наладить дружественные отношения с армией страны пребывания, изучать состояние этой армии и находиться в распоряжении посла, готовым выполнять любые его поручения… В том, что касается сотрудничества с Японией, я спросил у военного министра Бломберга, покидая его кабинет, согласен ли он со следующей формулировкой моей миссии: “Японский меч нужно всегда держать обнаженным, не возвращая его в ножны” (выделено мной. — М.А.). Я подчеркнул это, и Бломберг сказал мне: “Я думаю, что это потрясающая формулировка нашей идеи”»[401].
Вскоре после доклада Гитлеру Отту было присвоено звание полковника, и той же весной Отт в качестве военного атташе прибыл в Токио.
«В стране, где армия и флот играли столь важную роль, человеческие качества и профессиональная квалификация военного и военно-морского атташе были особенно важны, — напишет в своих воспоминаниях Герберт фон Дирксен. — Мне повезло, что в качестве военного атташе у меня работал один из самых известных офицеров германской армии как с точки зрения личных качеств, так и квалификации — генерал Отт. В качестве политической «правой руки» генерала фон Шлейхера, бывшего на протяжении пяти лет военным министром, он играл ведущую роль в переговорах с нацистами. Хотя Гитлер решил не вынуждать Отта повторить судьбу генерала Шлейхера и генерала фон Бредова, убитых 30 июня 1934 года[402], новый военный министр счел благоразумным в течение нескольких лет держать Отта подальше от глаз диктатора. Несмотря на отчаянные попытки вернуться к командованию дивизией или армейским корпусом — поскольку он был прирожденным солдатом, — Отту пришлось оставаться на своем полудипломатическом посту. Благодаря сильному характеру и способностям он заслужил уважение японского генерального штаба, равно как и уважение дипломатического корпуса»[403].
О роли Отта в контактах Шлейхера с нацистами Дирксен мог узнать только от самого Отта, так как во время происходивших в Германии событий он был германским послом в СССР. Даже если допустить, что Отт «играл ведущую роль в переговорах с нацистами», он был не настолько важной фигурой, чтобы окружение Гитлера либо сам фюрер решили свести с ним счеты. Это же относится и к военному министру Бломбергу, якобы отводившему от Отта «опасность».
Что же касается попыток последнего «вернуться к командованию дивизией или корпусом», то это чистейшая фантазия Дирксена, по-видимому, навеянная рассказами самого Отта — в лучшем случае он мог рассчитывать на командование артиллерийским полком, да и то навряд ли. Речь могла идти лишь об относительно высокой штабной должности благодаря связям Отта в командовании рейхсвера, а в последующем — вермахта. Все это свидетельствует о склонности Отта преувеличивать свою значимость, то есть о слабости, которую не мог не заприметить Зорге.
Было бы чрезмерным преувеличением утверждать, что Отт не мог простить фюреру подлого убийства Курта фон Шлейхера, своего назначения в Японию и, как следствие, конца своей карьеры в рейхсвере, а тем более — что Отт ненавидел Гитлера. Однако точно известно, что нацистом он не был никогда.
Япония была одной из немногих стран (Австрия, Венгрия, Италия, Эстония, Болгария), где агентурная разведка была запрещена. Руководство работой военных атташе осуществлялось абвером. В 1938 г. в абвере был создан Иностранный отдел («Amtsgruppe Ausland»), который возглавил капитан 1-го ранга Леопольд Бюркнер и который осуществлял взаимодействие с Министерством иностранных дел, руководил работой германских военных атташе, собирал информацию из открытых источников — иностранной литературы, прессы и радиопередач, а также обрабатывал сведения, поступавшие от военных атташе.
Зорге высоко оценивал способности Ойгена Отта, который после отъезда Дирксена, занял должность посла. «Частые встречи с послом Оттом и двумя-тремя сотрудниками посольства я также использовал для своего образования в области политики. Мы обсуждали текущую ситуацию, и это было очень важным при рассмотрении общей политической обстановки и выработке соответствующих выводов и при сравнении с предыдущими событиями. Посол Отт был проницательным, способным дипломатом, а его помощник Мархталер истолковывал текущие события, опираясь на историю и литературу. Из бесед с ними я нередко получал полезные идеи для своих исследований. В последнее время я часто встречался с посланником Кортом, который хорошо знал обстановку в Европе и вообще имел прекрасное образование, что и порождало мой живой интерес к разговорам и спорам с ним. В результате мне вздумалось еще раз изучить историю Европы, Америки и Азии»[404].
В начале 1934 года состоялось знакомство и с назначенным на должность военно-морского атташе кадровым морским офицером Паулем Веннекером[405]. «Военно-морской атташе капитан Веннекер, откровенный и прямой моряк, веселый и надежный товарищ, также очень хорошо подходил для своей работы, — писал о нем Дирксен. — Как капитан крейсера «Deutschland» в ходе первой стадии Второй мировой войны он прославился благодаря своим рейдам в Карибское море. Потом он вернулся в Токио на второй срок службы, где и оставался до самой капитуляции»[406].
«С ним РИХАРД был связан с начала своего пребывания в Японии, а впоследствии они стали друзьями», — отмечал в своем «Отчете и объяснениях по моей нелегальной деятельности в пользу СССР» Макс Клаузен.
«Это был человек военный, благородный, с характером. — Говорил о Веннекере Зорге. — Однако вопросы политики были совершенно выше его понимания, и потому я мог быть ему кое в чем полезным. Веннекер, подобно мне, был холостяком, и мы вместе посещали такие места, как Атами, и “стали добрыми компаньонами”»[407].
Сердечное и по-настоящему веселое общение с «Польхеном» (так Зорге звал своего друга) продолжалось на протяжении всего времени пребывания Веннекера в Японии с 1934-го по 1937 год, когда он был назначен капитаном тяжелого крейсера «Deutschland», одного из самых современных и мощных кораблей германского флота.
Эта дружба, в высшей степени полезная для работы Зорге, может служить еще одним свидетельством его личной привлекательности для многих, если не для большинства немецких офицеров. «Важно отметить, что, как правило, Зорге всегда удавалось установить особо хорошие отношения с немецкими офицерами, будь то в Китае или Японии. Ведь в конечном итоге война была единственным временем в его взрослой жизни, о котором он мог говорить открыто, не боясь чем-то выдать себя или свою секретную миссию»[408].
Курьерская связь с токийской резидентурой осуществлялась с 1933-го до 1939 года через Шанхай, а с конца 1939-го до конца 1941 года — через аппарат под прикрытием посольства СССР в Токио.
Курьерской связью пересылались почта, документальные материалы и деньги. С 1933-го по 1935 год это делалось примерно раз в два месяца. В качестве курьеров выезжали:
1) «Джон» (Стронский) — помощник резидента «Абрама»;
2) «Пауль» (Римм) — резидент;
3) «Коммерсант» (Гельмут Войдт) — представитель германской фирмы АЕГ в Шанхае, агент шанхайской резидентуры, информатор и хозяин конспиративной квартиры;
4) «Клэр» — связник, жена «Абрама».
5) «Анцит» — связник (жена работника тяньцзинской резидентуры).
6) № 108 («Шопмэн») — китаец, торговец, информатор и агент шанхайской резидентуры.
«Первая встреча состоялась в конце 1933-го или в начале 1934 года в Токио, — отмечает Зорге. — Она была назначена еще в Москве, перед моей отправкой. Курьер, не знакомый со мной, прибыл из Шанхая, зная мое имя и рассчитывая на германское посольство в качестве канала для установления связи. Он позвонил в посольство и передал на мое имя письмо, в котором предлагал в назначенный день прийти в отель “Империал”, где меня будет ждать швейцар, который проводит к нему. Встреча состоялась в соответствии с этим планом. На следующий день мы условились отправиться на экскурсию в Никко и обменяться там посылками. Пакет курьера содержал главным образом деньги. Он оставил мне номер своего почтового ящика в Шанхае для использования в случае необходимости»[409].
«Место, время и условия встречи согласовывались по радио, — писал Зорге. — Если курьеры не знали друг друга, по радио устанавливались специальные опознавательные признаки, пароли, фразы для взаимного подтверждения. Например, встреча с курьером в одном из ресторанов Гонконга была устроена следующим образом. Курьер, прибывший из Москвы, должен был войти в ресторан в три часа с минутами, достать из своего кармана толстую длинную черную манильскую сигару и держать ее в руках не зажигая. Наш курьер (в данном случае я), увидев этот условный знак, должен был подойти к стойке ресторана, достать из кармана по форме сильно бросающуюся в глаза курительную трубку и безуспешно попытаться ее раскурить. После этого курьер из Москвы должен был зажечь свою сигару, а я в ответ — свою трубку. Затем московский курьер должен был покинуть ресторан, а я, также выйдя из ресторана, медленно идти за ним в один из парков, где находилось место нашей встречи. Он должен был начать со слов: «Привет! Я — Катчер», а я произнести в ответ: «Привет! Я — Густав»…