Число германских дивизий, развернутых на восточных границах Советского Союза, было им существенно завышено. По состоянию на 15 мая, там было развернуто 69–77 дивизий.
Собеседник Тупикова «Хозяйственник» (майор Иммиш?) был сотрудником Управления по четырехлетнему плану. Этим Управлением — центральным государственным учреждением Германии в 1936–1945 годах, созданным для перевода страны на военные рельсы, — руководил Герман Геринг, уполномоченный по четырехлетнему плану. «Хозяйственник» был официальным контактом Тупикова, с которым тот встречался с ведома и по указанию своего руководства. К моменту встречи, 16 апреля, колебания Гитлера закончились, поэтому все то, что сообщил Тупикову «Хозяйственник», было дезинформацией. Маловероятно, что за три с половиной месяца пребывания в стране у Тупикова могли сложиться доверительные отношения с этим человеком. И чтобы дезинформация звучала правдивей, к ней была добавлена информация, которая не вызывала сомнений и тем самым дела ее достоверной — «взаимоотношения СССР и Германии мыслимы лишь как хозяйственный контакт»; «контакта политического быть не может из-за контрастности социальных систем»; «Германия в ведущейся войне борется за жизненно необходимое ей пространство»… Сообщение Тупикова о беседе с «Хозяйственником» оставляло надежду на достижение политическими средствами соглашения с Германий, хотя это уже не соответствовало действительному положению вещей.
Подписание пакта о нейтралитете Мацуока воспринимал как свой дипломатический триумф. И триумф этот был подготовлен в Токио не без участия Зорге и Одзаки. Немедленно по заключении пакта премьер Коноэ заявил, что пакт «имеет эпохальное значение для отношений между Японией и Советским Союзом и будет значительно способствовать установлению мира во всем мире»[513].
«Телеграмма № 3613/3964 от 16.04.1941 г.
В Токио т. Рамзаю.
Связи с заключением пакта о нейтралитете между СССР и Японией, следите за внешнеполитическим курсом и военными мероприятиями японского правительства и командования. Сообщите, конкретные мероприятия по экспансии Японии на Юг и по завершению войны с Китаем. Общественное мнение Японии. Взаимоотношения Японии с САШ и Англией.
Что Вам известно о погрузке японских частей на корабли в Сибаура.
Жду от Вас информации. Д.».
Сибаура— район Токио, расположенный на побережье Токийского залива. Ставить задачу резидентуре сообщить данные о погрузке японских частей в Сибаура — значило не понимать назначение нелегальной резидентуры. Не говоря уже о том, что сбор данных по такому частному сиюминутному вопросу мог привести к «засветке» агента, которому будет поставлена такая задача.
18 апреля Зорге направил следующее сообщение из четырех частей:
НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ
ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
Токио, 18 апреля 1941 года
По радио.
ПЕРЕВОД.
Отто посетил Коноэ в тот момент, когда последний получил от Мацуока телеграмму относительно заключения пакта о нейтралитете. Все присутствовавшие, в том числе Коноэ были чрезвычайно рады заключению пакта. Коноэ немедленно позвонил об этом военному министру Тодзио, который не высказал ни удивления, ни радости, ни гнева, но согласился с мнением Коноэ, что ни армия, ни флот, ни Квантунская армия не должны опубликовывать какое-либо заявление в отношении нового пакта.
Во время обсуждения вопроса о последствиях пакта, вопрос о Сингапуре даже не поднимался.
Главное внимание всех присутствовавших было сосредоточено на вопросе о том, как использовать пакт для ликвидации войны в Китае. Если Чан-Кайши будет продолжать опираться на Америку, тогда было бы полезно обратиться еще раз к Америке с предложением достигнуть дружественного взаимоотношения с Японией в отношении Китая.
Отто полагает, что вышеуказанные пункты лягут в основу будущей внешней политики Японии.
Коноэ заявил Отто, что он полагает, что между Мацуока и Осима имела место стычка в Берлине, так как Осима прислал телеграмму, в которой выражает свое недовольство поведением Мацуока в Берлине.
Когда Отто впоследствии спросил Коноэ прямо, как в отношении Сингапура, Коноэ ответил, что этим вопросом очень интересуются германский посол Отт и другие люди (выделено мной. — М.А.).
Как бы то ни было, Отто полагает, что в случае, если Англия будет терпеть дальнейшие поражения, как сейчас, то вопрос об атаке Сингапура снова встанет очень остро, и если не сейчас, то через некоторое время.
№. 110,111,112 РАМЗАЙ.
Расш. Малинников. 01.40 21.4
Перевел: Добровинский.
Адресату.
Панфилову.
Дронову.
В реестр.
[РЕЗОЛЮЦИЯ НУ]: НО3
Переговорить по № 110–112 и № 113.
Г.».
Таким образом, вопрос о Сингапуре отодвигался на второй план и воспринимался Токио как предприятие, выгодное Берлину. Следует отметить также степень откровенности принца Коноэ с Одзаки и возможность через последнего отслеживать действия германского посла.
«НАЧАЛЬНИКУ РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ
ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ
Токио, 18 апреля 1941 года.
По радио.
ПЕРЕВОД.
В связи с вышеуказанным, я жду от Вас директив.
Отто имеет некоторое влияние на Коноэ и других людей, и он может поднимать вопрос о Сингапуре, как острую проблему. Поэтому я запрашиваю Вас — заинтересованы ли Вы, чтобы толкать Японию на выступление против Сингапура или нет.
Я имею некоторое влияние на германского посла Отт и могу подталкивать или не побуждать его к оказанию давления на Японию в вопросе ее выступления против Сингапура.
Если Вы заинтересованы, то делайте мне указания как можно быстрее, относительно Ваших желаний (выделено мной. — М.А.).
№. 113 РАМЗАЙ.
Расш. Малинников. 12.30 21.4
Перевел: Добровинский.
Адресату.
В реестр.
[РЕЗОЛЮЦИЯ НУ]: “НО.3
!?!. Переговорить”.
Г. 22/4.41».
«Агенты влияния» как понятие и как инструмент воздействия разведки на высокопоставленных лиц утвердится позже. А пока подобное предложение было слишком необычно. Голиков решил воздержаться от выдачи положительной санкции и, похоже, никому из руководства не доложил об этом предложении «Рамзая».
Отсюда отрицательная реакция Центра:
«Телеграмма № ………. от 25.04.1941 г.
В Токио т. Рамзаю
Вашей задачей является своевременно и достоверно освещать военные и политические мероприятия японского правительства и высшего командования. Влиять и подталкивать Коноэ, Отт и др. лиц в Вашу задачу и Отто не входит, и заниматься этим не следует.
Директор».
Концовка фразы шифртелеграммы «… заниматься этим не следует» звучала отнюдь не как отповедь или запрет. Подобная формулировка оставляла свободу маневра для исполнителя, обладавшим стратегическим видением проблемы в отличие от руководителя военной разведки.
Полученный ответ не мог остановить Зорге, который давно использовал Одзаки в качестве агента влияния на окружение председателя правительства Японии и сам выступал в качестве такового по отношению к германскому послу Отту, через него оказывая влияние на Министерство иностранных дел Германии и военное руководство рейха. Не последнюю роль в этом играл и Вукелич в агентстве «Гавас». Первые шаги Зорге предпринял еще в июне 1940-го — через германского посла Отта рекомендовал Министерству иностранных дел рейха предложить Японии «начать захват Индокитая».
В этом, собственно, и признался Зорге в своих «Тюремных записках», допуская определенное лукавство в части «беспрекословного» выполнения запрета Центра: «Мне было строго запрещено Москвой заниматься другой деятельностью, кроме разведки, а именно — пропагандистской и организационной работой, имевшей политический характер.
Поэтому моей группе и мне совершенно не разрешалось предпринимать какого-либо политического воздействия на любых отдельных лиц или на организации. Мы беспрекословно выполняли этот запрет, но допускали одно исключение: мы активно воздействовали на мнение людей в отношении мощи СССР. Пусть даже это нарушение, но совершенно неразумно соблюдать общие ограничения, ничего не предусматривающие в отношении подобных экстраординарных случаев. Если бы Одзаки и я в качестве советников, опытных советников-специалистов по политическим проблемам, принижая мощь СССР, подтвердили общее мнение, тогда низко ее оценивавшее, наша позиция сразу стала бы опасной. Именно поэтому наша группа заняла особую позицию по вопросу оценки мощи Советского Союза. Однако, поступая таким образом, мы не вели пропаганды в пользу Советского Союза. Обращаясь к отдельным людям и к целым слоям общества, мы рекомендовали осмотрительнее оценивать мощь СССР. Мы убеждали их, не умаляя мощи Советского Союза, стараться решать японо-советские проблемы мирным путем.
Одзаки, Вукелич и я на протяжении нескольких лет стояли на этих позициях. Однако с 1941 года стали усиливаться голоса в пользу войны с СССР. Я направил в Москву единственный запрос, поскольку Одзаки выразил уверенность, что сможет, умело обойдя указанные выше ограничения, повлиять на близких ему людей и активно содействовать становлению мирного курса Японии по отношению к СССР. Он был убежден, что, настойчиво пропагандируя теорию против войны с СССР в группе Коноэ, можно добиться поворота японской экспансионистской политики в южном направлении (здесь и далее выделено мной. — М.А.).
Мой запрос был сделан в самой общей форме, чтобы сохранить возможности для активных действий Одзаки и других членов группы, но ответ Москвы был отрицательным. Правда, в нем прямо не запрещались подобные действия, но указывалось, что в них просто нет необходимости. После начала войны Германии с СССР в 1941 году обстановка становилась все более напряженной. В этой ситуации я подумал, что, даже не истолковывая ответ Москвы как не обязательно категорический, ничто не мешает действовать в рамках моей компетенции. А рассматривая формулировку “нет необходимости” в более широком смысле, я посчитал, что нам определенно не запрещено заниматься вышеуказанной деятельностью.