Таким образом, мы можем предположить, что на Зорге была возложена миссия очень большого масштаба. Он должен был выяснить, используют ли японцы Квантунскую армию в Маньчжурии для нападения на Сибирь, или же военная мощь Японии будет направлена на Юг? Это был главный стратегический вопрос, и эта проблема непосредственно нас затрагивала.
Как только было принято решение двигаться в южном направлении, в сторону Индокитая, Малайзии и далее, столкновение с Соединенными Штатами и Англией, безусловно, становилось неизбежным.
И если бы мы знали об этом в августе или сентябре, или в октябре, это, конечно, стало бы исторически очевидным, и это было бы четко выраженным заблаговременным предупреждением о предстоящей войне. Пусть мы бы заранее не знали конкретной даты или конкретного месяца нападения. Но у нас было бы, по крайней мере, четкое понимание того, что впереди нас ждет столкновение между Японской империей и нами.
При этом существовало сообщение или даже целая серия сообщений, которые содержались в этом радиообмене [Зорге с Центром], в которых с упреждением поднималась эта проблема и ее возможное решение. Конкретно, не далее как 15 октября, Зорге с уверенностью доложил по радиосвязи в Москву главную информацию: “Решено двигаться на юг, и все военные приготовления Японской империи направлены для выполнения этой задачи и реализации этих намерений”.
…
Что касается Пёрл-Харбора, то у этого нападения существовала конкретная дата в конкретном месяце. При этом практически не важно, что это не нашло отражения в сообщениях Зорге. Важно было другое, какой выбор направления движения вооруженных сил Японии был сделан летом 1941 г.: на Юг, навстречу столкновению с Соединенными Штатами и Англией, или на Север, другими словами в сторону России?
…
Это был очень важный вопрос для русских. Вполне логично прийти к выводу, насколько было важно и для нас понять то, что русские не рискнули бы тогда снять дивизии, дислоцированные в Сибири, и перебросить их на Западный фронт, где они были крайне необходимы, до тех пор, пока Зорге не вселит в них такую уверенность [в том, что Япония не нападет на СССР].
Это историческое толкование, взятое в широком контексте, а не применительно к конкретной дате.
…
В историческом смысле, без ссылок на конкретную дату 7 декабря или 12 декабря, можно сказать только то, что если бы эта информация была у нас в сентябре или октябре, о том, что японцы решили двигаться на Юг, то я думаю, это дало бы нам огромные преимущества в политическом, экономическом и военном плане. Тогда мы смогли бы принять упреждающие меры, перевести наши вооруженные силы в повышенную боевую готовность. В любом случае, мы, вероятно, были бы лучше подготовлены к отражению нападения к той дате, когда оно фактически состоялась (выделено мной. — М.А.)»[747].
«Г-н Вельде (обращаясь к Уиллоуби). Хотелось бы, конечно, вновь использовать ваш огромный опыт работы в разведывательной сфере. Насколько я понимаю, единственная конкретная информация, которая была у вас о том, что Россия знала, когда будет атакован Пёрл-Харбор, это было сообщение от Зорге, посланное им российскому правительству 15 октября.
Генерал Уиллоуби. Мне, конечно, неудобно поправлять члена этого комитета. Но, в этом сообщении Пёрл-Харбор не упоминался.
Г-н Вельде. Я понимаю, что это не упоминалось.
Генерал Уиллоуби. В сообщении отмечалось, что столкновение с Америкой и Англией становится неизбежным. Они решили двигаться на Юг. Таким образом, на тот момент, информация о том, нанесут ли они первый удар по Маниле или первым окажется Пёрл-Харбор находилась в стадии принятия решения в ближайшие 8 недель после 15 октября.
Г-н Вельде. Хорошо, но вопрос, который я собирался задать вам, генерал, основывался на использовании вашего опыта в разведывательной деятельности и это своего рода интерес, скорее, к вашему мнению. Как, вы лично, задумываясь над этой проблемой, считаете, знали ли в России, что нападение на Пёрл-Харбор или любые другие объекты или территории было неизбежным?
Генерал Уиллоуби. Я с пониманием отношусь к вашей настойчивости в выяснении этого вопроса, поскольку события в Пёрл-Харборе, действительно прибрели такой драматический характер. Но, в конце концов, это был всего лишь один эпизод в общей картине многих военных действий. После того, как японцы решили двигаться на Юг, столкновение могло бы произойти и где-нибудь в районе Тихого океана. Поэтому я и обратился к широкой исторической интерпретации этого сообщения, в котором Пёрл-Харбор не упоминается. И я подчеркнул, что это неважно, что в нем не упоминается Пёрл-Харбор. Но при этом я отметил тот факт, что в этом сообщении была информация о политическом решении, имеющим международное значение, которое могло бы привести японцев к столкновению с США. Но первой целью, на наш взгляд, тогда были Филиппины. …»[748].
«Г-н Вельде. Генерал, удалось ли вам в ходе вашего расследования найти какие-нибудь доказательства того, что русские власти были в курсе планируемого нападения на Пёрл — Харбор?
Генерал Уиллоуби. Да, господин Вельде. И если мне будет позволено внести свое предложение, то ответ на этот вопрос Вы получите в ходе последующих слушаний [от прокурора Ёсикава].
Г-н Вельде. Я снимаю вопрос.
Генерал Уиллоуби. И я уверен, что он обратит ваше внимание на это. Вы правильно ставите ваш вопрос, и это является важным историческим моментом.
Они получили такую информацию. В дальнейшем, как я полагаю, мы ознакомимся с содержанием этого сообщения. Иными словами, они заранее знали, что произойдет, и я бы и сам хотел знать об этом заранее. В результате нам пришлось здорово попотеть на Филиппинах …»[749].
«Г-н Поттер. Можно ли считать, что Зорге, выдавая себя за немца или нациста, тем самым использовал свое влияние на различных политических деятелей в Японии для того, чтобы реализовать стремление Коммунистического правительства добиться перемещения войск на юг, в качестве угрозы для Великобритании и США, а не на север, что могло бы стать угрозой для России? Использовал ли он свое влияние, чтобы реализовать такую политику?
Г-н Ёсикава. Я думаю, что у Зорге не было серьезных связей с высокопоставленными чиновниками японского правительства. У него были связи с представителями Генерального штаба армии Японии. До начала войны между Россией и Германией в Токио приезжали многие высокие военные чины из Берлина. В Токио приезжал также и разведчик из Германии адмирал Канарис, который курировал контрразведывательную деятельность. Когда эти люди прибывали из Германии в Японию, они, конечно же, встречались с послом Отто и при этом они встречались и с Зорге. Они посещали Генеральный штаб японской армии, встречались с высокопоставленными армейскими чиновниками и в этих кругах они также встречались с Зорге. Посол Отт посетил Генеральный штаб Японии и продемонстрировал германский план нападения [Японии] на Сингапур и объяснил японцам, что если они согласятся с этим планом, то завоевать Сингапур будет очень легко. Зорге в это время был помощником немецкого посла.
Г-н Тавеннер. И этот план был подготовлен в немецком посольстве и готовил его Von Kretchner (Кречмер?)…
Г-н Ёсикава. Я не слышал об этом.
Г-н Тавеннер. План, который был представлен, предусматривал атаку по суше, как это и произошло в конце концов?
Г-н Ёсикава. По признанию Зорге, японские штабные офицеры поначалу не выразили особого стремления принимать этот план»[750].
«Г-н Уолтер. Как вы упомянули, Одзаки был политическим советником Коноэ, и в то же время Одзаки был агентом коммунистов?
Генерал Уиллоби. Да. Он был правой рукой и самым близким помощником доктора Зорге. В этом смысле самым поразительным является то, что он пользовался большим доверием премьер-министра Японии и имел доступ к секретам министерства иностранных дел Японии. И в то же время он был самым близким другом человека, который был шпионом России.
Г-н Уолтер. Он был более, чем просто близкий друг. Был ли он политическим советником Коноэ?
Генерал Уиллоби. Да. Я думаю, мы еще остановимся на этом вопросе позже. Но я буду рад объяснить это и прямо сейчас. Одзаки принадлежал к группе политических экспертов. Его высоко ценили, как специалиста по Китаю и Маньчжурской железной дороге. Он был консультантом по этим вопросам в министерстве иностранных дел и фактически занимался этим в рамках своего служебного положения.
Но он играл намного большую роль, чем простой консультант, потому что он развил близкие личные отношения с премьер-министром и постоянно находился возле него. Он входил в известную в то время группу блистательных, политически активных молодых людей, вращавшихся вокруг министерства иностранных дел. Хотя и не регулярно, но довольно часто они в неформальной обстановке встречались с премьер-министром на завтраках, а иногда и за ужином. Эта группа стала известна как “Клуб завтраков”. Деятельность этого клуба имела определенное значение для японцев. Вместе с тем, мы не придавали этому сообществу никакого значения до тех пор, пока не получила развитие история с Зорге.
Нам стало понятно, что этот клуб представляет собой группу консультантов и чиновников министерства иностранных дел, которые в какой-то степени несли ответственность за выработку внешней политики страны, и этот человек был членом этой мощной и влиятельной группы. Всю информацию, которая становилась ему известна, он тут же передавал своему руководителю и связанным с ним лицам. Доктор Зорге, у которого был радиопередатчик, передавал эти сведения на пункт связи в Хабаровск, который находился в Сибири, а затем эта информация поступала в Москву.
… Таким образом, этот необыкновенный человек, этот Доктор Зорге, с одной стороны имел доступ к внутренним структурам японского правительства, а с другой стороны, поскольку он занимал должность пресс-атташе в посольстве Германии в Токио, он тесно сотрудничал с аппаратом правительства Германии. Иными словами, он был получателем информации, и он же был ее передатчиком»