К этому времени, за работниками сов. посольства было установлено неослабное наблюдение японской контрразведки. (Антикоминтерновский пакт с Германией; наша помощь Китаю в антияпонской войне). Не исключено, что японцы засекли даже “случайные” контакты наших людей с резидентурой “РАМЗАЯ”. А это, если ЗОРГЕ уже разрабатывался японской контрразведкой, показало, что он является именно советским разведчиком, что дало им основание разрабатывать его активнее, действовать смелее и нахальнее, не считаясь с тем, что они имеют дело с их друзьями по блоку, немцами, или действовали в сотрудничестве с гестапо.
Мне было известно, что ЗОРГЕ представлял нашему военному атташе в Японии весьма ценные фотодокументы немецкого посольства и свои суммированные доклады о политике японского правительства и о сосредоточении немецких дивизий на советской границе, которые были сгруппированы на трех направлениях: северо-западном (Ленинградском), центральном (Московском) и южном (Киевском) направлениях. Указывалось время нападения — 20 июня 1941 года.
Последние сообщения ЗОРГЕ и его поведение на следствии и суде подтвердили, что ЗОРГЕ был честным человеком, умным и деятельным разведчиком, заслуживающим высокой оценки.
Можно ли было спасти ЗОРГЕ?
Я думаю, что попытку к этому, надо было бы сделать, даже без вмешательства правительства или нашего посла в Японии. (Японцы могли потребовать в обмен на ЗОРГЕ нашего нейтралитета). Достаточно было бы поручить нашему рядовому работнику посольства со служебным паспортом предупредить представителя японской контрразведки быть осторожнее с доктором ЗОРГЕ. Зная характер японцев, такое заявление нашего человека сейчас же стало бы известным высшим инстанциям, и японцы, оказавшиеся в тяжелом положении в связи с поражением на советско-германском фронте их союзника Германии, ЗОРГЕ не казнили бы.
ВЫВОДЫ И ПОЖЕЛАНИЯ
1. Нельзя так часто менять руководителей стратегической разведки, а ГРУ превращать в проходной двор. Конечно, руководитель разведки должен быть крупным, авторитетным, партийным или государственным деятелем. Но его надо подготовить, хотя бы по основам стратегической разведки, и дать ему влиятельных советников по разведке, с мнением которых он считался бы.
2. Хотя с опозданием, но нам тоже надо поднять ЗОРГЕ, отметить подвиг советского разведчика и на этом воспитывать наших молодых разведчиков.
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЗАПАСА ВОРОНИН
11 октября 1964 года».
2. «Вероятно, я находился в ведении Центрального комитета Советской коммунистической партии»(Из Тюремных записок Рихарда Зорге)
Всего было арестовано 35 человек. Полиция разделила арестованных на две группы. В первую вошли те, кто имел непосредственное отношение к деятельности резидентуры. Таких полиция насчитала 17 человек.
Аресты проходили в следующей последовательности, на фоне внутриполитических событий, имевших прямое отношение к арестам[801]:
Из показаний начальника Специального следственного бюро Генеральной прокуратуры Ёсикава Мицусада в Конгрессе США 9 августа 1951 г.:
«Основываясь на данных, полученных в результате допросов Мияги и Одзаки, мы пришли к выводу, что мы должны арестовать иностранцев. Кабинет премьер-министра Коноэ оказался в сложном положении и, в конце концов, ушел в отставку. Это произошло до того, как был сформирован кабинет Тодзио.
Мы не стремились воспользоваться этой ситуацией, но мы арестовали Зорге и Клаузена, и Вукелича. Я хотел бы внести поправки в сделанные мной здесь заявления. Планировалось, что главой кабинета министров станет Тодзио. Также было известно, что господин Ивамура, который был министром юстиции в кабинете Коноэ, останется и в новом кабинете министров. Таким образом, мы получили одобрение господина Ивамура и приступили к арестам этих людей»[802].
«Не стремились воспользоваться этой ситуацией», но воспользовались.
Арестованные и осужденные Фунакоси Хисао (заведующий японский газетным агентством «Ренго Цусин» в Китае; в 1938–1941 — неофициальный советник Штаба японских войск в Ханькоу; организатор отделения научно-исследовательского Института по изучению проблем Китая в Пекине) и Кавамура Ёсио (заведующий шанхайским отделением «Мансю нити-нити» и сотрудник газеты «Маньчжуриан дейли ньюс») не входили в состав агентурной сети резидентуры Зорге и в лучшем случае выступали разовыми источниками информации Одзаки. Ни в докладах «Рамзая», ни в его оргпереписке с Центром ни одно из этих имен ни разу не упоминается. Фунакоси и Кавамура были раскрыты как прежние агенты шанхайской резидентуры показаниями Каваи, знавшего их по Шанхаю.
О существовании Китабаяси Томо Зорге, если и узнал, то в тюрьме. В Москве о Китабаяси стало известно только после публикации в Нью-Йорке в 1952 г. книги Ч. Уиллоуби «Shanghai Conspiracy» («Шанхайский заговор»).
Остальные 18 человек были сочтены «пособниками». Из них 8 человек после допросов были освобождены, в их числе Китабаяси Ёсисабуро (арестован 28 сентября 1941 г.), муж Китабаяси Томо и, судя по всему, Синодзука Торао («Специалист», владелец завода), арестованный 14 ноября 1941 г.
Аресты оставшихся десяти «пособников», «не являвшихся шпионами», по мнению следствия, были произведены в следующие даты:
22 октября 1941 г. — Такахаси Юю (сотрудник канцелярии отделения компании «Мантэцу» в Токио);
25 октября — Акиминэ Миё (советник информационного отдела кабинета министров);
24 ноября — Такэда Фусако (домохозяйка);
15 марта 1942 г. — Танака Синдзиро (заведующий политико-экономического отдела газеты «Токио асахи симбун»);
16 марта — Кикути Хатиро («корреспондент военного министерства при столичных газетах»);
16марта — Сайондзи Кинкадзу, бывший внештатный советник японского МИДа и кабинета министров Японии, внук последнего «генро» Сайондзи Кинмоти;
4 апреля — Инукаи Кэн, бывший член парламента, советник китайского правительства Ван Цзинвэя, сын премьер-министра Инукаи Цуёси, убитого в 1932 г. при попытке военного переворота;
11 апреля — Кайэда Хисатака (служащий станции Мукден компании «Мантэцу»);
13 апреля — Мияниси Ёсио (служащий отделения «Мантэцу» в Токио); Нориаки Гото (служащий «Мантэцу», доставлен из Маньчжурии 13 апреля).
«Среди арестованных и находившихся в заключении или тех, кто был допрошен без лишения свободы или в качестве свидетеля, оказалось большинство приближенных Коноэ — включая самого Коноэ [допрошен в качестве свидетеля], а также ведущих сотрудников газеты «Асахи», членов Общества Сёва и еще ряд людей, связанных с ЮМЖД или работавших в ее отделениях в Токио, Шанхае и Маньчжурии. Некоторые аресты, например Кавамуры и д-ра Ясуды, произошли через несколько месяцев после ликвидации группы Зорге»[803].
Участники ареста Зорге собрались накануне вечером в полицейском участке Ториидзака в Токио, расположенном по соседству с домом, который снимал Зорге. В субботу 18 октября 1941 года около 5 часов утра группа полицейских из токко, которой руководил инспектор Охаси Хидэо, и представители прокуратуры, среди которых был Ёсикава Мицусада, направилась к дому Зорге. Однако перед самым домом произошла непредвиденная заминка — у дома стояла машина германского посольства. В доме был гость. Этим гостем оказался Вильгельм Шульце из Токийского отделения Германского информационного бюро. Охаси позднее утверждал, что присутствие этого гостя было, вероятно, связано с падением кабинета Коноэ, происшедшего двумя днями раньше, и что он пришел «получить у Зорге отчет об этом событии». Как только машина уехала, полиция ворвалась в дом. Несколько смутившись, Охаси закричал: «Мы пришли по поводу недавней аварии с вашим мотоциклом», — и без дальнейших слов Зорге, в пижаме и шлепанцах, втолкнули в полицейскую машину. При этом тот громко протестовал. Его доставили в полицейский участок Ториидзака[804]. Днем Зорге принесли одежду из дома и отвезли в токийскую тюрьму Сугамо.
Из показаний Ёсида в Конгрессе США 9 августа 1951 г.: «Мы боялись, что Зорге будет стрелять в нас из пистолета. В течение нескольких дней мы вели наблюдение за домом Зорге. В то утро Зорге посетил человек из посольства Германии. После того, как этот человек ушел, мы вошли в дом и арестовали Зорге. Когда его арестовали, Зорге настаивал, что он был нацистом и занимает очень высокий пост в качестве советника в посольстве Германии»[805].
«Японская полиция с бюрократической дотошностью произвела перепись всех вещей, находившихся в доме Зорге. Эти незначительные предметы — материальные доказательства шпионажа — должны были сформировать первоначальную зловещую основу в цепи доказательств обвинений, которые будут выдвинуты против него в ближайшие месяцы. Список включал в себя три фотоаппарата, одну фотокамеру с необходимыми принадлежностями, три фотолинзы (одна из которых телескопическая), фотопринадлежности, черный кожаный бумажник с 1782 долларами, шестнадцать записных книжек с подробностями связей с агентами и финансовыми расчетами, партбилет члена нацистской партии на имя Зорге и список членов партии, проживающих в Японии, Германский статистический ежегодник в двух томах (источник шифровальных таблиц), семистраничный отчет и схема, составленные на английском языке и, наконец, самое роковое — две странички машинописного наброска, также на английском, представляющие собой заключительное послание, готовое к отправке в Москву 15 октября. В доме Клаузена был найден экземпляр этого же сообщения, наполовину зашифрованного, что дало основу для начала долгой драмы допросов»[806].
«В чем бы ни признались Одзаки и Мияги и какой бы документальный материал ни был найден в их домах, все можно было отнести к разведданным, собранным для посла Отта. Слабыми звеньями, с точки зрения Зорге, были Клаузен и Вукелич — особенно первый. Очень многое зависело от того, обнаружен ли радиопередатчик Клаузена, и если да, то где.