Слова Зорге прозвучали как молитва. Они поразили главу отдела по идеологическим преступлениям прокуратуры Токийского округа Юду до глубины души. Вспоминая эту сцену позднее, он говорил: «В его словах и поведении не было ничего показного. Зорге был верен своему делу и сохранил эту веру до конца. Он произнес свои слова, как верующий произносит молитву»[905].
Воспоминания Юда ставятся отдельными исследователями под сомнение. Возможно, Зорге не произносил таких слов перед смертью. Однако они соотносятся с личностью Зорге — именно он, и никто другой, мог произнести такие слова в последние минуты жизни. Для Юда, присутствовавшего на казни, эта сцена осталась в памяти, как незабываемое событие в его собственной жизни.
Беззаветно преданные коммунистической идее люди: Рихард Зорге, Бранко Вукелич, Одзаки Ходзуми и Мияги Ётоку, работавшие в обстановке постоянного стресса в течение многих лет, смогли выдержать безумную нагрузку и успешно решать поставленные задачи. Они были командой единомышленников, готовых пожертвовать жизнью во имя прекрасных идеалов. Они были идейными борцами, и в этом величие их подвига.
Почему Зорге не обменяли? Неужели он не заслужил этого? О точке зрения генерал-майора К.А. Воронина, считавшего, что «попытку к этому, надо было бы сделать», уже говорилось.
М. И. Иванов в то время находился в Токио. «Меня часто спрашивают, можно ли было спасти Зорге, — пишет он. — Мое мнение — да. Ведь вызволили же, правда, после смерти Сталина, советских разведчиков Джорджа Блейка, приговоренного британским судом к сорока двум годам тюремного заключения, и Хайнца Вольфе, получившего 12-летний срок в ФРГ, или Рудольфа Абеля, отбывающего пожизненное заключение в США. Думаю, мы имели такую возможность в отношении Рихарда Зорге даже в день, предшествовавший казни…
К осени 1944 года мы освободили от немецких оккупантов все советские земли, война уже шла к победному для нас концу. И для Японии приближался крах ее захватнической политики. 6 ноября 1944 года наше посольство в Токио давало прием по случаю октябрьских торжеств, и впервые за дни войны на него явился высокий чиновник — министр иностранных дел Мамору Сигэмицу, лис, каких свет не видывал. Во время беседы с советским послом Я. А. Маликом, рядом с которым стоял я, он пространно говорил о том, что-де между нашими странами никогда, кроме 1904–1905 годов, не было военных конфликтов, всячески выказывал дружелюбие, витиевато рассуждал о японском благородстве. Он чего-то ждал от нас, я это явно ощущал. Замолви мы слово за Зорге — и казнь бы на следующий день, скорее всего, не состоялась. Но кто нас уполномачивал? А ведь варианты имелись. В Советском Союзе было арестовано несколько японских шпионов, с надеждой, также как и Зорге, ожидавших решения своей участи. Да и японская сторона, похоже, этого желала и ждала: два с лишним года она не приводила в исполнение смертный приговор, вынесенный Рихарду еще в 1942 году. Но НКИД СССР и посольство в Токио отмалчивались…
Сигэмицу озадаченно потоптался и раскланялся с нами. На другой день — в 10 часов утра 7 ноября 1944 года — Зорге был казнен… Страна отвернулась от своего сына. … До сих пор я страдаю от чувства бессилия, невозможности что-либо сделать, которое охватило меня тогда, во время разговора с Сигэмицу. Хотя, заикнись я о Зорге, и мне бы не сдобровать. Да и легендарный разведчик был бы, вероятно, уничтожен, будь он доставлен в Советский Союз. …» [906].
Трудно сказать, чего ждал от советского посла министр иностранных дел Японии — может быть, и чего-то иного, а не просьбы о помиловании советского разведчика.
Взятый в плен в Маньчжурии японский генерал-майор Томинага Кёдзи рассказывал, что японцы, якобы, через советских представителей в Токио трижды предлагали обменять Зорге на кого-либо из провалившихся в СССР японских разведчиков. И трижды получали ответ, что такой человек нашим представителям неизвестен.
25 сентября 2000 года в Москве сотоялся Второй международный симпозиум памяти Рихарда Зорге. Особый интерес участников вызвал доклад ветерана ПГУ КГБ генерал-лейтенанта Кондрашова «Трудный путь правды о Р. Зорге». С.А. Кондрашов являлся одним из авторов «Заключения по архивным материалам в отношении Рихарда Зорге» от 2 ноября 1964 г., подготовленным КГБ при Совете Министров СССР (экземпляр этого документа имеется в библиотенке конгресса США, а сам документ известен отечественным исследователям). В своем докладе С.А. Кондрашов обнародовал целый ряд документов Разведупра и НКВД, которые ранее нигде не публиковались. «Разведывательная деятельность Рихарда Зорге в Китае и Японии, — отметил Кондрашов, — относится к числу совершенно уникальных явлений, которые еще долгое время будут передаваться из поколения в поколение, пока на свете существуют секреты и тайны, представляющие ценность в соперничестве и борьбе государственных интересов. Зорге добился такой глубины и естественности внедрения в обстановку германского посольства в Токио, которые вызывают восхищение.
Основной причиной провала резидентуры Р. Зорге, считал С.А. Кондрашов, явилась безответственная и порочная система руководства резидентурой со стороны бывшего командования Разведуправления РККА, вытекавшая из сложившейся в период культа личности необоснованной оценки Зорге, как японо-германского шпиона и дезинформатора.
Предвзятость отношения к Зорге сказалась и на том, подчеркнул С.А. Кондрашов, что, несмотря на совершенно очевидные заслуги его перед Родиной, в течение трех лет с момента его ареста и до момента казни никто из руководителей РУ не поднял вопрос о спасении Зорге. Нельзя простить деятельность бывшего начальника РУ генерала Ильичева, который проигнорировал предложение японской стороны о совершении обмена Зорге на японских военнопленных, находившихся у советской стороны».
«Этой темы С.А. Кондрашов коснулся и в своем интервью, которое он дал Томия Ватабэ (японский исследователь. — М.А.) двумя годами позже. Он вновь подтвердил, что такое предложение с японской стороны было, однако отметил, что документов на этот счет он никогда не видел» [907].
3. «Вся ее [японской женщины] жизнь есть одно бесконечное самопожертвование; это — добровольная смерть»(Д-р Нитобе)
Кристина Герлах, первая жена Зорге писала о нем: «Ика никогда не был ни назойливым, ни настойчивым; ему не нужно было искать расположения людей, ибо они тянулись к нему сами — и мужчины, и женщины».
Рихард Зорге был неординарной фигурой в токийском мире. И хотя его богемная несдержанность в проявлении своих чувств, его высокомерие и нетерпимость, особенно когда он бывал пьян, шокировали соотечественников, его считали человеком серьезным и талантливым, не лишенным обаяния, что особенно ценили в нем женщины[908].
Макс Клаузен писал в 1946 г. в своем отчете: «ОТТ знал, что РИЧАРД был антифашистом, а его жена знала, что РИЧАРД был коммунистом, так как она сама была коммунисткой после мировой войны. РИЧАРД в свое время поддерживал связь с его женой, об этом знал ОТТ. Одно время он был очень зол на РИЧАРДА, но так как РИЧАРД был нужен ему как советник, то он делал вид, что ничего не знает. РИЧАРД также имел связь с женой директора компании “Сименс Ко” МОРА, который был одним из самых богатых в Японии немцев; и с женой д-ра КАУМАНН, агента фирмы “Ди дейтче Люфтханза”. Как говорил РИЧАРД (так в тексте. — М.А.), жена ОТТА ревновала его по этому поводу. Но это не значит, что она следила за РИЧАРДОМ и выдала его полиции».
Это ей в тюрьме Сугамо при личной встрече с послом Ойгеном Оттом Рихард просил передать последний привет.
«В начале 30-х Отт женился на Хельме — дочери адвоката и государственного деятеля Роберта Бодевига из городка Ланштейна. В прошлом она увлеклась левыми (во всех смыслах) идеями, говорила о политике, пила сладкие вина, пела застольные песни и однажды ночью во Франкфурте оказалась в компании молодого красивого доктора. Им был Рихард Зорге. Вскоре Хельма и Рихард забыли друг о друге, но жизнь решила по-своему и свела их в Токио. В новом положении, новом качестве, но со старыми привычками и желаниями. И чем больше генерал и посол Ойген Отт восторгался военно-политической проницательностью Зорге, тем больше, со своей стороны, оценивала способности молчаливого Рихарда Хельма Отт. Супруг делал вид, что ничего не замечал.
…
Хельма гордилась влиянием своего мужа, но и неистово ревновала “своего подопечного” Рихарда. В ее немилость однажды попала некая Зелла Габелин, которая сначала провинилась лишь тем, что оценила способности доктора Зорге. Где-то она так отозвалась о Рихарде: “Он умеет очень увлекательно рассказывать. Внимателен по отношению к окружающим его людям, владеет большим искусством слушать и делать точные замечания. Предупредителен”.
В этом ревнивая Хельма узрела “криминал” и быстро освободилась от “соперницы”.
В другой раз Хельма приревновала Рихарда к журналистке Лили Абетт, которая в ее присутствии позволила себе бросить фразу: “Он (Рихард) был очень приятен и даже мил… Если чего-либо он очень хотел, то добивался… А вообще он не любил глупцов и людей, казавшихся ему неинтересными…”.
…
Знал ли Ойген Отт об истинных отношениях своей жены с Рихардом Зорге? Да, знал. Более того, он им не препятствовал. Хельма и до их свадьбы была дамой с широким замахом. С 1939 года Отт спал в отдельной от Хельмы комнате, и односпальная кровать его больше не смущала…
Знал Ойген и о связях Зорге с его личной секретаршей (Лили Браун. — М. А.)… Порой секретарша под воздействием порывов любви теряла чувство самообладания и меры, звонила Рихарду по телефону, умоляла о встрече, рыдала. …
В квартирке Зорге с мая 1941 года стала часто бывать профессор консерватории, преподаватель по классу клавесина в Берлинском государственном высшем музыкальном училище сорокачетырехлетняя Эта Харих-Шнайдер. Она говорила, что Рихард возвращал ей