До многовекового елового леса на склоне горы мы добрались ближе к концу дня, причем все трое были настолько измотаны, что не хотелось даже разговаривать. Радовало хотя бы то, что здесь уже не было завалов камней, под ногами пружинил слой хвои и мха, не произрастало никаких кустов, корней и колючей травы, так что идти было куда легче. Конечно, склоны были крутые, но тут уж ничего не поделаешь. А еще тут на удивление тихо и спокойно, и очень похоже на то, будто мы вернулись в родные леса...
– Теперь куда?.. – спросила я, когда немного пришла в себя.
– Немного передохнем, и до темноты надо поглубже забраться в ельник. Найдем место, где деревья растут погуще, там и устроимся на ночь. А дальше... Утро вечера мудреней.
Пока мужчины отдыхали, я смотрела как на деревья, подле которых мы решили отдохнуть, так и на то место, где находимся. Довольно крутой склон, а деревья стоят прямо, тянутся к солнцу. Деревья, между прочим, высоченные, от них просто веет какой-то первобытной древностью, любо-дорого посмотреть. Ветви этих елей куда жестче, гуще и длиннее своих земных собратьев, а еще эти самые ветки едва ли сплошь усыпаны сине-зелеными иголками, причем довольно жесткими. Воздух просто-таки напоен запахом хвои, только с каким-то горьковатым привкусом. Они-то, эти вековые деревья, крепко держатся за землю корнями, а вот нам тут непросто...
Подходящее место для ночевки мы сумели отыскать уже в сумерках – там рядом, одна подле другой, росли несколько елей и их ветки образовывали настоящий полог, да и земля под ними была сравнительно ровной, а слой старых иголок и мха там был довольно толстый. Пожалуй, лучшего места нам просто не отыскать.
Забравшись под этот колючий полог, устроили себе что-то вроде лежанок. От усталости даже есть не хотелось. Тем не менее, Глеб, развязав свой дорожный мешок, проговорил:
– Давайте поедим... Воды, жаль, мало осталось.
– Ничего, может, завтра на какой-нибудь ручеек натолкнемся... Глеб, что с тобой?
Вот чего я не ожидала увидеть, так это судороги у нашего спутника – Глеб упал на землю, и его затрясло, будто в сильной лихорадке. Надо сказать, смотрится жутковато, особенно если принять во внимание, что ничего подобного я не ожидала. Не скажу, что его уж очень сильно трясло, но с первого взгляда было ясно, что у Глеба со здоровьем далеко не все в порядке. Побледнел, запрокинул голову, глаза закатились, пальцы рук скрючились... Все, что мне оставалось, так только кинуться к нему, и прижать бедного парня к земле – конечно, вниз он вряд ли скатится, но все же...
Трудно сказать, сколько времени продолжался приступ – наверное, не более пары минут, но мне они показались бесконечными. Потом Глеб обмяк, и провалился то ли в обморок, то ли в забытье. Ну, пусть полежит, надеюсь, приступ больше не повторится. Может, забытье перейдет в сон, и к утру Глеб не только выспится, но и придет в себя.
– Что произошло?.. – спросил Кирилл. Он не мог видеть того, что случилось, но слышал все.
– Да с Глебом что-то стряслось... – вздохнула я. – Судороги... Наверное, устал.
– Если бы...
– Ты о чем?
– Боюсь, все куда хуже... – устало произнес Кирилл. – Видишь ли, у моего отца был товарищ – они дружили еще со студенчества, учились вместе, да и потом не теряли друг друга из вида. Хороший был человек, честный и порядочный, искренне жаль, что умер десять лет назад... К чему я это говорю? Просто он скончался от такой же мерзкой болячки, какая терзает и Глеба, то бишь от злокачественной опухоли головного мозга, так что я имею кое-какое представление о том, что сейчас происходит с нашим товарищем.
– Но ведь Глеб же говорил, что...
– Мало ли что он говорил! Онкология – это такая отвратительная вещь, и не знаешь, что от нее можно ожидать! То, что у Глеба раньше не было болей – это, по сути, ничего не значит, тут все может измениться в любой момент. Опухоль в мозгу разрастается, происходит сдавливание нервных клеток, так что... А, да что там говорить! Неужели ты ничего не замечала?
– Что именно?
– Даже я чувствовал, что несколько дней назад Глеб при ходьбе стал задыхаться, а еще я слышал, как он вытряхивает какие-то таблетки из пузырька...
Мне же отчего-то вспомнилось, что Глеб даже думать не хотел о том, чтоб отправиться в более длинный путь, но более безопасный путь, который пролегает в холодных горах. Все верно: судя по всему, наш спутник чувствует себя все хуже, и вполне обоснованно предполагает, в чем причина своего плохого самочувствия, и понимает, что такой дальний путь ему не преодолеть... А еще Кирилл оказался куда внимательней меня – во всяком случае, я на многое не обращала внимания...
– Что же делать?.. – вырвалось у меня.
– А что мы можем сделать?.. – пожал плечами Кирилл. – Ничего. Единственное, что в наших силах – постараться как можно быстрей добраться до эльфов. Сама понимаешь – кроме как на них, нам надеяться не на кого.
– Тут возразить нечего.
– Ну, а раз так, то ложись спать, отдыхай, а я подежурю.
– Но как же... – я даже растерялась.
– Пусть я ничего не вижу, но зато слух обострился... – чуть усмехнулся Кирилл. – Иногда даже слышу то, что не предназначено для моих ушей, и что обычному человеку не расслышать при всем желании. Так сказать, одно компенсируется другим. Вы с Глебом меня, конечно, берегли, дежурить не давали – эту обязанность взяли на себя, и я не спорил – считал, что Глебу видней. Однако сейчас, судя по всему, кое-что меняется, а потому давай не будем спорить. К тому же денек сегодня был еще тот, ты устала...
– Ты тоже.
– Нам всем сегодня пришлось тяжело, но хотя бы до ельника без травм добрались, что уже неплохо. Договоримся так: я дежурю первую половину ночи, ты – вторую. Глеба, как понимаешь, сейчас лучше не трогать – пусть спит. Надеюсь, утром ему станет лучше.
Кирилл не желал слышать мои возражения, а у меня, говоря откровенно, и не было настроения спорить. К тому же я, и верно, очень устала, так что без споров улеглась на толстый слой давно опавшей хвои, чувствуя, как в измученном теле затихает боль от многочисленных ран, ушибов и синяков. Заодно взяла с Кирилла обещание разбудить меня в том случае, если он услышит неподалеку что-то подозрительное, или же если у Глеба случится новый приступ. Потрогала шов внизу живота – ноет, зараза, без остановки, да еще и шишка на нем какая-то растет... Заснула едва ли не мгновенно, несмотря на непрекращающуюся боль в колене.
Когда Кирилл разбудил меня, то я вначале даже не поняла, где нахожусь. Вокруг царила самая настоящая темнота, в которой было почти невозможно рассмотреть хоть что-то. Кряхтя и морщась, я уселась на земле, потирая глаза, которые никак не желали открываться.
– Тихо... – негромко заговорил Кирилл. – Просыпайся. Твоя очередь дежурить.
– А как...
– Все в порядке. Глеб спит спокойно, приступ не повторился. Что же касается остального, то я несколько раз слышал голос какого-то зверя, причем довольно громкий, но к нам этот зверь не подошел. Пару-тройку раз стучали осыпающиеся сверху камни, кричали ночные птицы, но как-то неохотно, скорей, чтоб кого-то отпугнуть. Что касается викисов с их вивернами... Один раз мне показалось, что я слышу шелест больших крыльев, но источник звука находился слишком далеко... В общем, можно считать, что вокруг тишина и покой. Так что я пост сдал.
– Пост принял... – улыбнулась я. – Твоя очередь спать.
– Это я с превеликим удовольствием...
Кирилл уснул почти сразу же, а мне еще понадобилось какое-то время, чтоб окончательно проснуться. Синяки и царапины уже не так беспокоили, да и колено болело не очень сильно, а на шов можно не обращать внимания – он постоянно ноет. Вокруг тихо, лишь иногда раздавались непонятные ночные звуки. Правда, через полчаса до меня донеслось чье-то грозное рычание и нечто, похожее на отчаянный визг – скорей всего, кто-то из ночных хищников сумел найти себе добычу. Слышать такое, конечно, неприятно, но хорошо хотя бы то, что тот ночной зверь охотился не на нас. Впрочем, сейчас меня куда больше беспокоил холод, того и гляди пар изо рта пойдет... Я, конечно, слышала о том, что в горах ночью холодно, но сегодня что-то пробирает чуть ли не до костей. Хотя и бодрит неплохо...
Через несколько часов рассвело, и разбудила своих спутников. Оба проснулись едва ли не сразу же после того, как я потрясла их за плечо, и если Кирилл явно не выспался, то Глеб выглядел здоровым и бодрым.
– Опаньки!.. – хмыкнул он, усевшись и потягиваясь. – Бррр, холодно! Это что, утро? Ничего себе! А как же ночное дежурство?
– Мы с Кириллом взяли эту обязанность на себя... – сказала я.
– Нечего было Кирилла к дежурствам привлекать! Меня почему не разбудили?
– Как сказать... – я помедлила. – Решили не беспокоить. Глеб скажи, ты ничего не помнишь из того, что произошло вечером?
– А что случилось?.. – судя по голосу молодого человека, он, и верно, ничего не помнил.
– И все же?
– Забыл... Ну надо же! Здорово, видно, вчера устал, раз на меня такой сон навалился, что я враз отключился от волнений земных.
– Глеб, скажи честно – у тебя когда головные боли появились?.. – вздохнул Кирилл.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Давай без недомолвок, тем более что мы находимся в такой ситуации, когда не стоит хоть что-то скрывать от других... – наверное, Кирилл куда охотнее побеседовал бы с Глебом наедине, но сейчас не та ситуация. – Тебе вчера стало плохо, был приступ и судороги...
– Что за чушь?! Бред какой-то... Ничего такого не помню!
– Так частенько бывает при твоей болезни.
– Ничего себе новость с утра! Или это что-то вроде «доброго утра»? Хотя ты вроде к дурным шуткам склонности не имеешь...
– Скорей всего, у тебя произошел рецидив... – негромко произнес Кирилл. – Сочувствую.
– С чего ты взял?.. – после паузы спросил Глеб.
– Поверь, я знаю, о чем говорю. Кстати, к этому же относятся и твои провалы в памяти...
То, что после этого сказал Глеб, можно назвать непереводимой игрой слов, непредназначенной для широкой аудитории, однако нам обижаться не стоит, потому как объектом этой страстной речи был сам Глеб. Что ж, даже сильные и смелые люди иногда не желают принять очевидное, и винить за это их не стоит.