— Я не хочу принуждать тебя, если, приняв мою помощь, ты перестанешь чувствовать себя независимой, — спокойно сказал Джед. — Но, Ребби, неужели тебе не хочется посмотреть на Вьетнам после всего, что случилось с твоей семьей?
Она проглотила ком, стоявший в горле, и с трудом удержалась от слез. Удивительно, прошло уже одиннадцать лет, а она все так же скучает по отцу. И в девятнадцать она ощущала то же одиночество. До сих пор она, словно наяву, видит день, когда он улетал в Юго-Восточную Азию, чувствует его последнее объятие.
Но не помнит его лица. Странно, почему. С восьмилетнего возраста она пыталась представить себе, как он выглядел в тот жаркий день в аэропорту, но не могла.
— Да, я хочу побывать во Вьетнаме, — сказала она. Потом, взглянув на Джеда, добавила: — Но не на деньги Вайтейкеров.
К чести Джеда, он не отступился от Ребекки, а наклонился к ней ближе, так что она могла разглядеть светлые крапинки в его голубых глазах.
— Ребекка Блэкберн, такой, как ты, зануды еще свет не видывал. Если хочешь знать, я весь год откладывал деньги из жалованья на эту поездку. А к деньгам Вайтейкеров мне нет доступа до двадцати пяти лет. — Затем он улыбнулся и самодовольно добавил: — Чего не скажешь о деньгах Слоанов, должен признаться. На их средства я купил лодку.
— Гедонист[19], — засмеялась Ребекка.
— Отнюдь, ведь это парусная шлюпка. Чтобы куда-нибудь добраться, приходится потрудиться. — Разрядка оказалась короткой. Он снова посерьезнел, положив голову к ней на колени и поглаживая кончиками пальцев ее плечо. — Понимаешь, другого случая может не представиться. И проклятая гордость мешает тебе согласиться на то, что бывает лишь раз в жизни.
— Может, и так. Но и я не прошу тебя остаться в Бостоне и смотреть, как я мучаюсь тут в университете.
— Знаю, Господи… — Он замолчал и отвернулся. В глазах у него блестели слезы. — Я не думал, что так случится. Я буду скучать по тебе, Ребби.
Ей хотелось расплакаться, но она сдержалась.
— Будем считать, что между нами все кончено.
— Нет, Бог мой, нет. — Он очень разволновался и все гладил ее волосы. — Нет, Ребби, все у нас только начинается.
Они съездили во Флориду, взяв машину у Марты Вайтейкер-Слоан. Путь был неблизкий. По дороге они часто останавливались. Все делили пополам: время за рулем, расходы, еду, себя. Ребекка узнала, что быть Вайтейкером-Слоаном тоже непросто, но трудности при этом иные, чем у Блэкбернов. Джед, как и она, хотел сам найти свое место в жизни, а это было нелегко в тени Уэсли Слоана и нескольких поколений богатых, церемонных бостонских Вайтейкеров. Но он не жаловался на недостаток денег и не чувствовал себя обделенным, что очень нравилось Ребекке. Джед сказал, что он привык сам принимать решения и не подлаживаться при этом под мнение семьи.
Ребекка провожала его в аэропорту Орландо. Ему предстояло проститься с отцом в Сан-Франциско, затем отправиться в долгое путешествие в Юго-Восточную Азию. Несколько дней после его отъезда Ребекка хандрила, гуляла по апельсиновым рощам и старалась вообразить, что пот, который струился у нее по спине, не от жары раннего лета, а от долгих часов любви.
Джед позвонил ей сразу по приезде в Сайгон. Ее не порадовал его голос: в нем чувствовалось одиночество. Квартира у него была тесная и душная, но, по его словам, он как последний эгоист мечтал о том, чтобы она была рядом, такова была к ней его любовь. Они поняли друг друга. Он сделал то, что должен был сделать. То же самое можно было сказать и о ней.
Все лето они обменивались письмами. В это время Ребекка подрабатывала в «Мире Диснея», помогала «папе» О'Кифи на цитрусовых плантациях, устраивала пикники, рыбачила и ловила с братьями древесных лягушек. Осенью, когда она возвратилась в Бостон и приступила к учебе и работе в библиотеке, а по воскресеньям ужинала с Софи у деда на Бикон-Хилл, переписка продолжалась. Томас Блэкберн по-прежнему обыгрывал в настольную игру Софи и Ребекку, авторов этого развлечения, и отказывался как-либо комментировать отношения внучки и Джеда Слоана. Однако Ребекка была убеждена, что происходит это отнюдь не из-за отсутствия собственного мнения.
— Ты считаешь, у нас нет будущего? — спросила она его как-то в феврале, почти через год после встречи с Джедом.
Томас, посопев, изрек:
— Это не мое дело.
— С каких это пор ты стал таким щепетильным? Последнего дружка Софи ты, помнится, обозвал выскочкой.
— Что ж, так оно и есть, и Софи со мной согласилась.
— А что ты скажешь о Джеде?
— Я считаю Джеда Слоана другом.
— И что?
— Вас связывают общее прошлое.
— Это мне не о чем не говорит.
Вздохнув, он похлопал ее по руке.
— Твоя жизнь, тебе и жить.
— Ты считаешь, я должна была поехать с ним во Вьетнам?
Это было просто, Томас ответил, не задумываясь:
— Нет.
— Дед…
— Вьетнам, — продолжал он, отсекая возможность сведения разговора к подробностям его поездок в эту страну, — не место для Блэкбернов.
Может быть, это замечание, этот вечер скорее, чем тоска по Джеду, заставили Ребекку принять решение. Через две недели ей все было ясно.
Она должна лететь в Сайгон.
Глава 16
Хотя Джед Слоан приближался к сорокалетнему возрасту, он был все так же привлекателен, что и в двадцать пять, когда Ребекка имела глупость влюбиться в него. Но даже в сумрачной гостиной она могла разглядеть тонкие морщинки у глаз и блестки седины в черных волосах. Он сохранил прекрасную форму: на животе не было ничего лишнего, а мускулистые руки и плечи говорили о том, что он по-прежнему занимается парусным спортом и бегом. На нем были отличные джинсы и простой пуловер темно-синего цвета. В девятнадцать Ребекка удивлялась его безразличию к деньгам. Он предпочитал, чтобы о нем не судили по величине семейного состояния.
Джед быстро опомнился от потрясения, вызванного встречей с Ребеккой после стольких лет разлуки.
— Ребби, что ты здесь делаешь?
— Я здесь живу.
— Она снимает свою прежнюю комнату на верху, — уточнил ее дед.
Джед не сумел скрыть улыбки.
— Мне надо было догадаться, что прижимистые Блэкберны вроде тебя экономят на дорогостоящих бостонских квартирах и считают за благо жить у родственников. Извините за вторжение. Я ухожу…
Томас недовольно проворчал:
— Прошу, оставь свои глупости. Где ты намерен остановиться?
— В отеле «Ритц».
— На моей совести и так немало, — проговорил Томас сухим, будничным голосом, — чтобы усугублять это еще и ненужными расходами на ночевку в «Ритце». — Он обратился к внучке, приросшей к месту в дверном проеме. — Ребекка, Джед — мой гость. Буду очень признателен, если ты пойдешь к себе в комнату и дашь нам поговорить с глазу на глаз.
Нечего сказать — вежливый способ отделаться от нее. Ребекка решила проявить твердость.
— Я никуда отсюда не уйду, пока не узнаю, что Джед делает в Бостоне.
— Если он захочет посвятить тебя в свои дела, — парировал Томас, — он сам тебе скажет.
— Лучше не пытайся, Ребби, — сказал Джед, не то чтобы нагловато, просто Ребекке так показалось.
Она с детской непосредственностью выразила взглядом все свое возмущение, которое не улеглось с тех пор, как они с дедом говорили об этом французе, появившемся на Конгресс-стрит. Томас отказался объяснить, каким образом один из двоих головорезов, четырнадцать лет назад убивших Там, мог быть знаком с ее отцом в начале шестидесятых годов. По реакции Томаса Ребекка даже не поняла, узнал ли он в ее подробном описании человека, о котором идет речь. Он не стал предполагать, что француз может делать в Бостоне и чего он хочет. Лекарство от тревоги, какое он предложил Ребекке, — это чашка горячего чаю и совет взять отпуск. Продолжительный. И лучше провести его где-нибудь вдали от Бостона. Например, в Будапеште.
Она, в свою очередь, ни словом не обмолвилась ни о Камнях Юпитера, ни о разговоре с Давидом Рабином. Многое еще оставалось неясным, и не было никакой гарантии, что в ответ на ее доверие дед отплатит ей тем же. Вполне возможно, что он станет еще более скрытным. Кроме того, сказанное Давидом нуждалось в дополнительной проверке. Одно дело — думать, что Там берегла сапфиры, чтобы нелегально провезти их в Штаты в качестве запаса на черный день. Но к чему ей запасы, если она собиралась жить с Джедом? А может быть, она хотела устроить свою жизнь и жизнь Май без него? В конце концов, что Ребекка знает об их отношениях? О чем они договорились накануне гибели Там? Джед почти ничего ей не рассказывал.
И совсем другое дело — если Там знала, что у нее в руках Камни Юпитера императрицы Елизаветы.
Ребекка решила молчать, пока во всем не разберется сама.
Джеда не тронуло ее скверное настроение.
Не сумев проиграть достойно, Ребекка выскочила из гостиной и стала подслушивать, стоя на лестнице. Уловить удалось немного. Она уж собиралась бросить это дело, как вдруг дверь отворилась и в проеме появился Томас.
— Мне больно видеть, — сказал он, глядя на нее пылающим взором, — что Блэкберны настолько утратили честь и забыли о приличиях, что моя внучка унизилась до того, чтобы подслушивать конфиденциальный разговор.
Ребекка перевесилась через перила красного дерева и сказала:
— Джед тоже видел этого человека, правда? Он побывал в Сан-Франциско до того, как приехать в Бостон.
— Ребекка, если ты настаиваешь, Джед отсюда уйдет, и ни ты, ни я ничего не узнаем. Не усложняй себе жизнь и, прошу, уйди к себе в комнату. Я в состоянии разобраться с Джедом самостоятельно.
Ее дед всегда напускал на себя строгость, когда чувствовал, что вот-вот вспылит. Ребекка не считала нужным сдерживаться. Она взбежала по лестнице и захлопнула за собой дверь, зная, что весь этот несносный дом, в том числе Томас и в особенности Джед Слоан, видит ее позор.
Она провела бессонную ночь. Вспомнила улыбку Джеда, слова, какие тот ей шептал, когда они занимались любовью, чувства, которые он ей внушал. Ребекка была уверена, что он не мучится воспоминаниями о ней. Ведь она у него была не первая.