– Это все, что ты съела? – спрашивает папа, сидя слева от меня.
Я опускаю глаза на тарелку. Она стоит практически нетронутой, но совсем не потому, что мне не понравилось блюдо. Наоборот, еще как понравилось, вкусно до необыкновения. Я сижу за розовым столиком для пикников на северном берегу небольшой бухточки, примостившейся в стороне от исступленной, снующей по набережной толпы. Напротив нас устроилась Ванда, прошу прощения, сержант Мендоза. Теперь, когда она надела джинсы и мы все вместе ужинаем перед фургончиком посоле, пользующимся в мире весьма сомнительной славой, видеть в ней полицейского как-то не получается. Этому способствует и тот факт, что отец называет ее Вандой, при этом каждый раз слегка улыбаясь, хотя я не думаю, что отдает себе в этом отчет. Думаю, они даже игриво толкают друг друга ногами под столом на песке, но я слишком поглощена своими мыслями, чтобы это проверять.
Посоле, оказывается, представляет собой удивительное мексиканское рагу, которое готовят на медленном огне из бульона, кукурузы, стручкового перца и мяса. Фургончик предлагает клиентам на выбор красное, зеленое и белое посоле, я взяла белое, со свининой, самое умеренное. Сверху оно посыпано мелко порубленной капустой и редисом, а на каждом столе стоит тарелка с лимонными дольками. В Тихий океан медленно опускается солнце, небо уже окрасилось в безумные золотисто-лиловые тона, фургончик посоле сверкает разноцветными огнями, развешанными над столиками, и вся картина выглядит празднично и нарядно. По крайней мере, должна выглядеть. Но вдали, на фоне хмурых волн, виднеются силуэты сёрферов, напоминая мне о Портере, от чего я тревожусь и схожу с ума.
Вот почему мне кусок в горло не лезет.
Но есть все же надо. Умирая от голода, я веду себя просто глупо. У меня нет желания становиться одной из тех девиц, которые, сходя с ума по парню, напрочь забывают о еде. Это всего лишь Портер Рос. По сути, мы с ним злейшие враги. Взять хотя бы этот идиотский тест на нашу совместимость – мы же его не прошли, не так ли? Или все же прошли? Честно говоря, воспоминаний об этом память не сохранила. Помню только каким умным и основательным он казался, когда рассуждал о фитопланктоне и океанских течениях, и как меня щекотали тоненькие волоски на его ноге, когда шаталась кабина подъемника.
Стоит опять об этом подумать, как меня бросает в жар. Господи, помоги мне!
Но может, у него и в мыслях ничего такого не было? Может, он просто меня задирал? Неужели да? По телу прокатывается новая волна паники.
Нет, нет и нет. «Этого не может быть», – бьется в голове единственная мысль, и мозг полыхает ужасом.
Быть того не может, чтобы Портер Рос запал мне в душу.
– Бейли?
– А? Что? Нет-нет, мне понравилось. Правда. Удивительный вкус. – Я беру ложку и отвечаю папе, стараясь, чтобы мой голос звучал как обычно. – Просто у меня сегодня выдался какой-то непонятный день.
Я старательно изгоняю Портера из головы. Надо есть посоле. Сосредоточиться на чайках, которые носятся во всех направлениях над побережьем. Папа обращается к Ванде и проникновенным голосом говорит:
– У нее сегодня было свидание.
– Да? – отвечает Ванда, и линия ее рта изгибается в улыбке.
– Пап, перестань.
– И как его зовут? Патрик? Ты ведь так и не сказала мне, как оно прошло.
– Если тебе так хочется знать, то хуже некуда, – отвечаю я, тычу в землю большим пальцем руки и протяжно, презрительно фыркаю. – У твоей дочери, оказывается, двойка по химии человеческих отношений, потому что Патрик, как выяснилось, гей. Смешно, правда?
Лицо Ванды принимает огорченное выражение.
– А сразу он этого не мог сказать?
– Это не его вина, – звучит мой ответ. – Я сама исходила из ложных предпосылок.
Отец стискивает зубы и поочередно проходит через несколько стадий неловкости, понятия не имея, что мне ответить.
– Бедная ты моя. Я… мне… жаль?
– Ты всегда говорил мне не быть самонадеянной…
– … чтобы не выглядеть потом идиоткой, – заканчивает он одно из своих любимейших идиотских изречений. Потом немного расслабляется и обнимает меня за талию: – Мне действительно тебя жаль, малышка. Ну да ладно, не расстраивайся, в этом городе полно симпатичных парней.
Ванда втихомолку улыбается.
– Пап, ты что? Ушам своим не верю! Неужели ты произнес это в присутствии своей женщины? – трагически шепчу я и кладу ему на плечо голову.
– Я и сам не верю, – признает он, потирая мне спину, – забавная все-таки вещь – быть родителем.
Ванда вытирает салфеткой губы и кивает:
– Это верно. Мой сын на два года старше тебя, Бейли. Только что он пережил ужасный разрыв.
– Погодите, у вас что, есть сын?
Она кивает в ответ:
– Пять лет назад я развелась. Сейчас ему девятнадцать, вскоре ему предстоит стать студентом колледжа, и сейчас он занимается на подготовительных курсах в Кэл Поули, альма-матер твоего отца. Собирается стать инженером-электриком. Он у меня парень смышленый.
Пока она рассказывает мне о сыне, я погружаю ложку в рагу, размышляя о том, суждено ли мне когда-нибудь встретиться с этим парнем. А если отец женится вновь? У меня что, будет сводный брат? Думать об этом как-то странно. Ванда, опять же, выглядит просто классно, а из ее слов об Энтони – так зовут сына – можно сделать вывод, что он самый потрясающий парень на всей планете. К тому же отец любит меня и никогда не принимает поспешных решений. У меня в голове не укладывается, чтобы он безудержно стремился к новому браку, в отличие от мамы, которая, к слову говоря, так и не позвонила, даже для галочки. Нет-нет, я не считаю дни и не выплакала все глаза, будто десятилетняя девочка, которую увезли отдыхать в летний лагерь и которой так не хватает ее мамочки.
Но тем не менее. Неужели трудно позвонить или прислать по электронной почте письмо?
Если она считает, что я позвоню ей первой, это ее проблемы. Мне вроде бы не полагается быть взрослой. Покончив с едой, встаю из-за стола, достаю из расположенного под сиденьем «Крошки» багажника сумочку и вытаскиваю телефон. С отцом и Вандой мы встретились здесь, когда я ехала домой. Ноги несут меня обратно к столику, но в этот момент мое внимание привлекают несколько серферов, стаскивающих вдали свои мокрые гидрокостюмы. Доски они воткнули в песок, водрузив в виде надгробий, и теперь устало тащатся к фургончику посоле. Когда я вглядываюсь в лица этой троицы, пульс набирает обороты. Портера среди них нет, зато по пляжу ковыляет кое-кто другой: Дэйви.
Мразь.
Честно говоря, у меня нет никакого желания встречаться с ним опять, особенно когда рядом папа. К сожалению, как бы низко я ни наклонилась к столу, пытаясь за ним спрятаться, этого еще недостаточно для того, чтобы укрыться от затуманенного взора укурка.
– Ба, какие люди, мисс маленькая штучка, – грубо говорит он, – ковбойша. Та самая, что работает с Портером в «Погребе».
Я приподнимаю на пару дюймов руку над столом, едва заметно ему машу и вскидываю подбородок.
– Дэйви, – говорит он, тыча себя в грудь, как всегда обнаженную, хотя на двух других сёрферах одежда имеется.
И при этом дрожит. Ты бы хоть какую завалящую рубашку надел, чел.
– Друг Портера, помнишь?
– Привет, – отвечаю я, полагая, что промолчать будет неправильно.
Ну зачем, зачем он упомянул Портера?
– Твоя «Веспа»? – спрашивает он. – Обалденная тачка. По виду настоящая. Восстановленная, что ли?
Не успеваю я ответить, как Ванда выпрямляется на стуле и говорит:
– Что вы здесь делаете, мистер Труанд?
– А, миссис Мендоза, – произносит Дэйви, внешне ничуть не смущаясь ее присутствия, – не узнал вас в гражданке.
– С твоего позволения, сержант Мендоза, и могу тебя, паршивца, запросто арестовать, что бы на мне сейчас ни было надето.
– Буду иметь в виду, – отвечает Дэйви, улыбаясь не хуже страхового агента.
Из-за соседнего столика встают две девушки постарше, в стрингах и футболках, чтобы выбросить мусор, и дружки Дэйви начинают к ним приставать самым что ни на есть безобразным образом. Мне удается расслышать лишь обрывки фраз, в том числе «вот это задница» и «я бы в такую зарылся всей физиономией», и мне хочется либо умереть, либо оторвать им причиндалы. Девушки отшивают их, показывая средний палец; после грубой, скоротечной перепалки приятели Дэйви сдаются и шагают дальше к фургончику посоле, будто для них произошедшее не бог весть что. Просто еще несколько минут наполненного скукой дня.
Представление окончено, и Дэйви возвращается к разговору со мной:
– Как бы там ни было, ковбойша, мое приглашение остается в силе. Ты не забыла?
Он подносит к губам палец и подмигивает. Чтобы понять, что он намекает на посиделки у костра, мне требуется несколько мгновений. Ничего удивительного в этом нет. Кто может сказать что-то наверняка, когда речь заходит об этом идиоте? Я ничего не отвечаю, а он ничего не замечает. Вместе с дружками Дэйви уже переключил внимание на машину, набитую такими же придурками, как они. Троица бросается им навстречу. Ну слава богу. Мне до омерзения неприятно находиться на одном пляже с такими подонками. Они оскорбляют общество – хотя бы тем, что дышат с нами одним воздухом.
– Уходи, уходи как можно быстрее, – едва слышно говорю я, – пожалуйста.
– Ты его знаешь? – спрашивает Ванда с озабоченным видом, как и полагается полицейскому.
Теперь озабочен и папа, как и полагается отцу.
– Нет-нет, – протестующе машу я рукой, – просто он знает одного парня, с которым мы вместе работаем.
– Ты имеешь в виду Портера Роса? – спрашивает отец. – Я думал, он охранник в музее, а не бездельник, без конца шатающийся на пляже.
Теперь понятно, кто первый произнес при мне эту фразу.
– Ну да, – говорю я. – То есть нет.
Вот черт! Не хотелось бы, чтобы в понимании отца они как-то ассоциировались.
– Портер совсем не такой, как Дэйви. Я даже не знаю, дружат ли они сейчас. С Дэйви я случайно столкнулась на набережной и он стал называть меня «ковбойшей», увидев, что я купила шарф. А потом пригласил меня потусоваться, но это еще не значит, что я куда-то пойду или…