– Класс… – говорит Портер, заводя за ухо непослушную прядь волос.
Как ему удается выглядеть одновременно так восхитительно и сексуально? Если он в ближайшие мгновения не покинет комнату отдыха, я могу потерять сознание и умереть.
– А теперь вперед продавать билеты.
– А тебе ковыряться в замках, – говорю я ему.
Он улыбается мне и уходит, я тихо прислоняюсь головой к шкафчику. Ковыряться в замках. Кто это сказал? Хрень какая-то. У меня от него все мозги набекрень.
Я поднимаю глаза и вижу перед собой Грейс, которая по-прежнему смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
– Э-э-э… – начинает она.
– Стоп! – предупреждаю ее я. – Больше ни слова! Всю дорогу до бухгалтерии она не произносит ни звука.
– Мне сразу было ясно, что этот парень задает о тебе слишком много вопросов.
Хорошее в нашей смене было только одно: народу было прорва, поэтому пролетела она быстро. Портера я больше ни разу не видела. Как и мистера Кавадини. Надо полагать, для их системы блокировки требуется немало времени. А заодно и нервов. К шести часам я, совершенно вымотанная, собираюсь уходить. Пересчитав в своем ящике для денег наличность, сообщаю Грейс, что иду на парковку, и обещаю проткнуть ей шины, если она увяжется за мной, хотя и обещаю обо всем рассказать завтра. Потом смотрю по сторонам в поисках Портера. Увы. Никаких сёрферов в пределах видимости не наблюдается. Но зато я получаю от него эсэмэску: Почти закончили. Встретимся у входа через пять минут?
Класс! Это дает мне время подойти к Крошке и поменять рабочую обувь на более изящные сандалии, засунутые вместе со шлемом под сиденье скутера. Хватаю лежащую в ящичке сумочку и устремляюсь наружу. Небо потемнело, нахмурилось и затянулось тучами. С момента моего приезда еще не было ни одного дождя, но сегодня, похоже, все может измениться. Ехать на Крошке под дождем для меня не самое привлекательное времяпровождение, поэтому я буду только рада воспользоваться приглашением Портера. Мне…
Я смотрю по сторонам. Сначала налево. Потом направо.
А где Крошка?
Я оставила ее прямо здесь. Как всегда.
Надо проверить еще раз, это, наверное, ошибка. Третий ряд от двери черного хода…
Быстро поворачиваюсь вокруг собственной оси, пытаясь углядеть бирюзовую раму и леопардовое сиденье. Должно же быть какое-то объяснение. Может, кто-то по каким-то непонятным причинам куда-то его переставил, хотя… Я даже не догадываюсь, как бы ему это удалось… Скутер ведь был заперт. Я его всегда закрываю. Всегда. И точно так же поступила и сегодня, когда приехала на работу. Можно не сомневаться.
– Что-то случилось, моя дорогая леди?
Это Пенгборн, который как раз неторопливо появляется из служебного выхода.
– Мой скутер куда-то подевался, – отвечаю я.
– Что? Как подевался?
– Перед началом смены я оставила его здесь.
– Вы уверены? Какого он цвета? Давайте посмотрим вместе, – говорит он и кладет мне на плечо руку, чтобы успокоить. – Не паникуйте, сначала нужно во всем убедиться, верно?
Я горестно вздыхаю и описываю Крошку. На парковке стоят несколько скутеров, но среди них нет ни бирюзовых, ни винтажных, ни «Весп». Да и стоянка для персонала совсем небольшая. У меня начинает кружиться голова. Похоже, пришло время посмотреть правде в глаза.
Крошку угнали.
– Камеры видеонаблюдения здесь есть? – спрашиваю я.
– Только над выходами и на грузовом дворе, – отвечает Пенгборн, – на парковках и подъездных дорожках нет.
– Тупее не придумаешь, – говорю я.
Ну не захолустье ли? А что, если воры, решив ограбить музей, подгонят сюда грузовик?
В душе поселяется паника. И что теперь делать? Звонить в полицию? Папа с Вандой сегодня поехали в Сан-Хосе потанцевать или что-то в этом роде. На этой неделе это у нее единственный выходной. И я его им сейчас испорчу? Да и потом, как мне теперь добираться на работу, чтобы отрабатывать положенные смены? У кого теперь мой скутер? Неужели кто-то сейчас весело раскатывает на нем по городу, да еще с моими личными вещами под сиденьем? Похоже, мне сейчас станет плохо.
– Что случилось? – запыхавшись, спрашивает подбежавший к нам Портер.
– У нее скутер пропал, – тихо отвечает ему Пенгборн, все еще слегка сжимая мое плечо.
Боже мой, этот старик настолько мил, что мне даже хочется плакать.
– В том смысле, что его угнали?
– Похоже на то. На записях с камер видеонаблюдения над входами и выходами я не заметил ничего необычного, но ты же знаешь, как трудно с их помощью зафиксировать то, что происходит здесь.
– Да, скорее даже невозможно, – соглашается Портер и, в свою очередь, тоже начинает задавать мне все те же вопросы: когда я приехала? где припарковала Крошку? заперла ли скутер на замок?
Я сначала набрасываюсь на него, но тут же извиняюсь. Держусь из последних сил, отчаянно стараясь не разреветься, как двухлетний ребенок, на глазах у всех, потому как к нам конечно же присоединились и другие служащие музея. И все они смотрят по сторонам, дабы убедиться, что пропажа не стоит спокойно на парковке.
Когда я уже готова сдаться и позвонить отцу, Пенгборн вдруг поворачивается к Портеру и говорит:
– Кстати, а твой друг тебя нашел?
– Какой еще друг?
– Хромоногий.
– Дэйви? – застывает на месте Портер.
– Ага. Он сегодня тебя спрашивал.
– Здесь? – в недоумении восклицает он.
Пенгборн согласно кивает:
– Когда я вернулся с дневного перерыва, который устроил себе, скажем так, в медицинских целях, он как раз болтался у служебного хода. – Пенгборн оглядывает столпившихся вокруг коллег. – Поначалу он меня не узнал, но я его помню хорошо, потому что в прошлом году он здесь пару дней работал. Я предложил ему вызвать тебя по рации, но он ответил, что отправит эсэмэску.
– Нет, сегодня он со мной не связывался, – говорит Портер, – давно это было?
– Часа два назад.
Лицо Портера мрачнеет – под стать затянутому тучами небу.
– Послушай, Бейли. Дэйви знает, как выглядит твой скутер?
– Я… – Чтобы вспомнить, мне требуется несколько секунд. – Да, он видел его у фургончика посоле, когда мы ужинали вместе с отцом и Вандой. Еще спросил меня, восстановленный ли он.
Портер дергает головой и прищуривает глаза:
– Кажется, я знаю, кто украл твой скутер. Садись в фургон. Он опередил нас на пару часов, но я знаю, с чего начинать поиски.
Я слишком ошеломлена, чтобы говорить, дар речи возвращается ко мне, лишь когда мы срываемся с места, оставляя позади музей, и мчимся на юг по Голд-авеню. В этой части города мне бывать еще не приходилось, и выглядит все вокруг довольно странно. Вдруг меня озаряет, что неплохо бы спросить куда мы едем.
– Куда мы? Домой к Дэйви?
– Нет.
Портер в ярости. Его разозлили не на шутку. Когда он смертельной хваткой сжимает руль, на его руках проступают бугорки мышц.
– Он попытается его продать. Ему нужны деньги на наркотики.
– О господи. Но почему я? Почему именно мой скутер? Портер отвечает не сразу:
– Потому что ему захотелось подкинуть мне подлянку. Он бесится, что вчера вечером вечеринка превратилась в полное дерьмо. И знает, что по его вине. В глубине души он понимает, что стал подонком, но, поскольку на самое дно еще не опустился, будет продолжать в том же духе до тех пор, пока не окажется либо в тюрьме, либо на кладбище.
Несколько секунд я молча сижу, думая, как бы поаккуратнее сформулировать свой вопрос, но потом сдаюсь и спрашиваю напрямик:
– А какое отношение это имеет ко мне и моему скутеру?
– О-хо-хо, – отвечает Портер, чуть ли не вздыхая, и в голосе его ощущается смесь вины и отчаяния, – понимаешь, сегодня перед работой я к нему заехал, и мы с ним жутко поссорились. Он вбил в свою тупую башку, что ты… – Он уже по-настоящему вздыхает, протяжно и горестно. – Чтобы было понятнее, представь себе, что у него мозги двухлетнего ребенка… и он решил, что у меня теперь новенькая сверкающая игрушка… в твоем обличье. Нет-нет, я совсем не хочу сказать, что ты игрушка! О боже, я так и думал, что аналогия окажется неуместной.
– Да, оплошал ты дальше некуда, приятель.
– Понимаешь, полагая, что ты мне нравишься, он тут же предъявляет на тебя претензии. Поэтому сегодня я пообещал ему сжечь дотла его чертов дом, если он будет тебя доставать или размахивать в твоем присутствии стволом.
Эге. Такое не каждый день услышишь. В моей груди мечется какое-то незнакомое, скверное чувство.
– И поскольку он щенок, то все его действия – не что иное, как возмездие. Не в состоянии добиться твоего расположения, Дэйви будет устраивать всевозможные гадости, например воровать твое барахло и продавать его, чтобы раздобыть немного денег, ширнуться и на какое-то время забыть, что он полное дерьмо. Он маньяк, и это обстоятельство лежит в основе всех его действий и поступков.
– О боже.
– Такие вот дела, – говорит он уже потише, будто из него в мгновение улетучилась вся злоба, – так что это моя вина. Прости меня, Бейли.
Я опускаю глаза на ноги и выравниваю носки туфлей без каблуков по кромке коврика на полу.
– Это Дэйви думает, что я тебе нравлюсь, или так оно и есть?
От прошлой ночи во дворе моего дома нас словно отделяет миллион лет.
Портер искоса бросает на меня взгляд, за которым проглядывает настороженность: он не уверен, что я над ним не подшучиваю. Но вот уголок его рта приподнимается, лишь самую малость.
– И то и другое.
– И то и другое, – тихо повторяю я, более чем удовлетворенная его ответом. – Теперь, похоже, мне все понятно.
– Э-э-э… – начинает он. – Вопрос сейчас заключается в том, до какой степени тебе сейчас хочется задушить меня за то, что случилось? (А) немного или (В) ужасно?
Я качаю головой, с одной стороны, отвергая его вопрос как несостоятельный, с другой – не зная, как на него ответить. Нет, у меня нет причин на него злиться. С чего бы это? Он же не виноват, что у него такие дерьмовые друзья.