Я с непонимающим видом смотрю на него. Похоже, мне отшибло память – не могу вспомнить, как пользоваться компьютером. Еще чуть-чуть, и я вовсе обращусь в соляной столп.
– Что, черт возьми, происходит? – шепчет Грейс, похлопывая меня по руке. – Ты что, все еще болеешь? С тобой все хорошо?
Нет, со мной не все хорошо. Совсем не хорошо. Мне не хватает воздуха.
Какая-то часть моего естества обвиняет Портера в том, что он подверг меня таким страданиям. Но когда шок, вызванный его смехом над сексистской шуточкой того придурка, проходит, меня не отпускает неприятное чувство, что мы поссорились из-за меня, хотя, в чем моя вина, я даже не догадываюсь.
Что я такого натворила в тот вечер, когда мы играли в «Катанских колонизаторов»? Он сказал, что мы друг друга не поняли, но это больше похоже на отговорку. Его явно что-то страшно расстроило, и в этом он обвинил меня. И вот теперь я ощущаю себя полной дурой, потому что не понимаю, что сделала, а он мне ничего не говорит. Передо мной словно гигантский пазл, в котором не хватает одного фрагмента, и я отчаянно пытаюсь его отыскать, переворачивая на диване подушки, заглядывая под стол, отворачивая ковер, шаря в пустых ящичках. КУДА ЖЕ ОН ПОДЕВАЛСЯ, ЧЕРТ БЫ ЕГО ПОБРАЛ?!
– Эй! Я сказал два билета! – очень громко и отчетливо произносит парень у окошка, будто я умственно отсталая.
Что это у него на футболке? Эмблема компании, специализирующейся на товарах для сёрфинга? Да это же… один из тех гнусных подонков, которые болтались с Дэйви на пляже у фургончика посоле!
Мерзкие хамы, пытавшиеся закадрить девчонок на глазах у папы и Ванды! Ну что же, отлично. Я бы даже сказала, охренеть.
– Эй, крошка, ты что, не слышишь? Я не нанимался тебе здесь стоять.
Ну все, мое терпение лопнуло.
Что происходит потом, я точно сказать не могу.
В голове вспыхивает какой-то странный жар… из-за нервной перегрузки и стресса, из-за непрекращающихся попыток понять, что случилось с Портером, из-за душевной боли после нашей ссоры, из-за его реакции на пошлые слова Скотта. А в довершение всего, в качестве гнилой вишенки на торте, этот козел, который сейчас стоит передо мной.
А может, хотя это только предположение, после долгого лета Парилка наконец взяла надо мной верх.
Я знаю только одно – у меня в черепушке что-то сломалось.
Включаю микрофон:
– Тебе нужны билеты, да? Ну так возьми!
В приступе сумасшествия я открываю принтер, выхватываю пачку пустых бланков билетов и пихаю их в щель в окне – еще, еще и еще!
Они водопадом обрушиваются с той стороны, будто парень перед окошком выиграл в скибол целый миллион билетиков.
– Бери все, мне не жалко! – говорю я в микрофон. – У сучек ведь нелады с головой!
Козел стоит как громом пораженный. Но все же не настолько, как мистер Кавадини, вдруг возникающий рядом с ним. Он как раз делает обход с неизменным планшетом в руках. Главный смотритель смотрит на кучу смятых билетов на полу, потом переводит взгляд на меня и приходит в ужас. Для отдела по работе с клиентами это настоящий кошмар.
Он поворачивается к приятелю Дэйви и говорит:
– Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь, а вы сегодня можете пройти бесплатно.
Он машет кому-то рукой, просит проводить парня и убрать бланки билетов.
Затем обращается ко мне:
– Возмутительно! Что это на вас нашло, леди? Совсем спятили?
Его нос прижимается к стеклу Парилки, лицо побагровело, галстук с эмблемой «Погреба» будто перекрыл приток крови к голове и готов вот-вот его задушить.
– Простите… – шепчу я в микрофон, хватаясь за него обеими руками, по щекам текут уродливые слезы. – Но я, похоже, действительно спятила.
– Отлично, – отвечает мистер Кавадини, которого моя жалкая демонстрация чувств совсем не тронула, – теперь у вас будет целая куча свободного времени, чтобы прийти в себя. Вы уволены.
Глава двадцать шестая
«Не хочу задевать ваше самолюбие, но на меня не впервые наставляют пистолет».
Сцен я не устраиваю. Просто забираю из ящичка свои вещи, отмечаю пропуск и ухожу. Все в гробовом молчании таращат на меня глаза. Когда на стоянке меня окликает Портер, даже не оборачиваюсь. Шлем на голову. Подножку вверх. Ключ в зажигание. Поехали. Все, «Пещерный дворец» для меня превратился в прошлое. У меня больше нет работы на лето.
Пять минут я размышляю о том, чтобы не рассказывать папе о моем увольнении, но мне до смерти надоело быть трусихой. К тому же он рано или поздно и так все узнает. Интересно, а в «Блинной хижине» персонал укомплектован?
После смены ко мне домой приезжает Грейс, и я, сама не понимая, что несу, все ей рассказываю – без утайки и даже больше. О Греге Грамбейчере и о том, как он в меня стрелял. О том, как Портер стал первым человеком, с которым я поделилась своими переживаниями, – вы только посмотрите, к чему меня привела моя доверчивость! И конечно же о некоем парне, с которым до моего приезда сюда мы общались по Интернету. Да, я планировала с ним увидеться, но мы больше не на связи, МЕЖДУ НАМИ НИЧЕГО НЕ БЫЛО, к тому же Портер здесь вообще ни с какой стороны. Если это кого-то и касается, то только меня.
В какой-то момент я боюсь, что она взбесится.
Но Грейс лишь серьезным голосом говорит:
– Досадно, но мне придется здорово врезать этому парню ногой по причинному месту.
После этого наша совместная жажда мести раскручивается по восходящей спирали и выходит из-под контроля. Она называет Портера полной задницей, что вполне в духе англичан. Потом спрашивает, не хочу ли я, чтобы она с ним поговорила (такого желания у меня нет) или разнесла о нем на работе какой-нибудь гнусный слушок (было бы неплохо). Но когда она начинает изобретательно измышлять его прямо у меня на глазах, мне становится тоскливо, и я опять начинаю плакать. В самый разгар моего рева с работы возвращается папа, и Грейс в общих чертах сообщает ему о случившемся. Ей надо бы стать телеведущей. К тому моменту, когда она закругляется со своими объяснениями, слезы у меня на глазах высыхают.
Отец явно потрясен.
– Наверное, ты сейчас жалеешь, что пригласил несовершеннолетнюю дочь к себе жить, да? – с убитым видом спрашиваю я. – Теперь мне понятно, почему мама все лето не звонила. Небось сидит и радуется, что я уехала.
Он смущается, в то же мгновение отметает мое предположение, заходит мне за спину, кладет на плечи руки и легонько их сжимает:
– Не глупи! Мне и в голову не приходило об этом жалеть. Ни на секунду. К тому же я, может, и не очень многое умею в этой жизни, но как справляться с душевными травмами после разрыва отношений – все же знаю. С любыми – и с сегодняшними, и с завтрашними. Собирайтесь, девочки. Мы едем есть омаров и играть в лазерный пейнтбол.
На следующий день Портер начинает слать мне эсэмэски. Ничего особенного, лишь несколько коротких сообщений.
Эсэмэска 1: Привет.
Эсэмэска 2: Прости, что все так получилось. Я чувствую себя просто ужасно.
Эсэмэска 3: Нам надо поговорить.
Эсэмэска 4: Бейли, пожалуйста.
Папа советует не обращать на них внимания, пусть Портер сходит с ума от досады. В конце концов, он и сам то же самое проделал со мной. Когда люди не вместе, время лечит. Папа также допытывается, поняла ли я, почему Портер так поспешно ушел в тот вечер, когда мы играли в «Катанских колонизаторов».
– Ты хороший детектив, Минк. И можешь догадаться обо всем сама.
Проблема лишь в том, что я больше не хочу. Просто отказалась от дальнейших попыток.
К тому же у меня есть и другие заботы. К примеру, надо найти новую работу, где никому не будет дела до того, что с предыдущей меня с треском уволили. Папа предлагает поспрашивать у своих коллег, но я вежливо отказываюсь.
Когда я просматриваю местную бесплатную рекламную газетенку, которую мы захватили, когда накануне вечером устроили баснословно дорогой ужин с омарами, папа спрашивает:
– Что ты имела в виду, когда сказала, что за все лето мама тебе ни разу не позвонила?
– Только то, что мы с ней не общались. Она не звонила. Все лето. Не присылала ни эсэмэсок, ни писем по электронной почте.
Долгая пауза.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Я думала, ты в курсе. А с тобой она разговаривала?
Он трет рукой лоб:
– В последний раз в июне. Сказала, что свяжется позже, чтобы узнать, как у нас дела, но при этом добавила, что в основном будет общаться с тобой. Какой же я идиот. Надо было спросить у тебя. Похоже, что я слишком надулся от гордости, что ты приехала сюда, и упустил этот вопрос из виду. Прости, Бейли, я виноват.
Спустя мгновение я спрашиваю:
– Может, с ней что-то случилось?
– Я подписался на рассылку информационных бюллетеней маминой компании. С ней все в порядке. На прошлой неделе она выиграла крупный судебный процесс.
– Значит…
– Сколько времени тебе потребовалось, чтобы прийти в себя после того, что натворил Грег Грамбейчер? – со вздохом говорит он. – Видимо, и ей нужно не меньше. Маме, как и тебе, тоже больно и страшно, но ее к тому же еще и донимают угрызения совести – она считает, что сама во всем виновата. И до сих пор не может себя простить, хотя я глубоко сомневаюсь, что ей вообще когда-либо это удастся. Разница между вами в том, что ты уже готова предпринять попытку идти дальше, в то время как она еще нет.
Я задумываюсь над его словами.
– С ней все будет в порядке?
– Не знаю, – отвечает он, поглаживая меня по щеке рукой, – но вот с тобой точно будет.
На следующий день я решаю больше не злить Портера молчанием. Игры закончились. Ситуация вышла из-под контроля. Я просто… устала.
В восемь утра я шлю Портеру эсэмэску с просьбой встретиться и поговорить. Он предлагает мне подъехать к ним в магазин. Говорит, что родители на берегу смотрят, как катается Лана, а ему надо открывать двери для клиентов. Мне больно оттого, что он не с ними, но я ничего конечно же не говорю. Наша переписка но