— Всегда?
— Всегда.
Силуэт приблизился к Новотни, наклонился, поднял с пола шляпу.
— Хорошо, господин Новотни. Этого я и боялся. Но это не могло быть иначе.
Дверь захлопнулась. Шофер уткнулся лицом в ладони. Потом поднялся, вышел на лестничную площадку и уставился из маленького окошка вслед комиссару, который пересекал улицу, высоко подняв воротник пальто.
Новотни вернулся в комнату и отодвинул в сторону дверцу встроенного шкафа. Достал оттуда фотографию Сандры Робертс и снова поставил ее на полку рядом «будильником.
Она сидела на низкой каменной ограде, курила и уголками глаз, которые почти закрывали длинные русые пряди, наблюдала за мужчиной, который внимательно смотрел на нее, медленно приглаживая рукой волосы на голове. Опять, опять и опять.
Хотя лежали волосы безупречно.
Несколькими перекрестками дальше комиссар нашел свободное такси и отправился прямо в госпиталь святого Георга.
В ординаторской терапевтического отделения он около двадцати пяти минут беседовал с доктором Реймаром Брабендером. В конце разговора он попросил врача заказать ему такси.
В самом начале седьмого он вышел из такси на площади Карла Мука, быстро прошел, через отделанный клинкером холл и поднялся на второй этаж. Хорншу был уже наготове, поджидая его в пальто и шляпе.
— Пока мы не уехали, запросите, пожалуйста, почтовое отделение, обслуживающее квартиру Новотни, обо всех телеграммах, которые, возможно, поступали на его имя, начиная с четверга, — сказал Кеттерле, бегло просматривая почту.
— С «Клифтоном» нет автоматической телефонной связи, — добавил он через несколько секунд, — так что можно проверить, не заказывали ли оттуда с ним телефонный разговор.
Хорншу вызвал Гафке, передал ему задание и закурил сигарету.
— Мы можем немедленно выехать, Хорншу.
Комиссар взял из нижнего ящика письменного стола карманный фонарь, достал папку из шкафа и распахнул дверь. Закрывая ее снаружи, он не предполагал, что не пройдет и семи часов, как он откроет ее снова.
— Мы заночуем там, Хорншу, — сказал он, — вы известили вахмистра?
— Конечно. Они провели сегодня операцию на песчаном мелководье, прочесали район примерно в двадцать пять квадратных километров.
— Ну и...
— Естественно, ничего. Рикс говорит, что пропавшего позавчера легко могло затянуть по такой погоде в ил. И тот факт, что они не смогли ее отыскать, еще не означает, что она все-таки там не погибла.
Комиссар кивнул:
— Я тоже так думаю.
Они уселись в машину, и Хорншу выехал со двора. Медленно, с остановками, тянулся по улицам густой поток машин. Они с трудом пробились к причалу и перед въездом в туннель простояли добрых десять минут.
— Все-таки лучше, чем по мосту через Эльбу, — проворчал Хорншу, пока лифт медленно уносил их в глубину.
Вокруг них стояли докеры, рабочие порта и судоверфи в фуражках и кожаных куртках, из карманов у многих торчали маленькие термосы. Они держали в руках велосипеды и стрекочущие мопеды. Кто ехал на смену, кто возвращался со смены. Выложенные кафелем туннели, извивающиеся подобно шлангам под гаванью, были наполнены неоновым светом и парами бензина, в их удушливом и голубоватом чаду терялся выезд на поверхность.
Улицы Штейнвердера тоже были забиты колоннами велосипедистов и владельцев мопедов. Лишь на той стороне реки Хорншу удалось немного прибавить скорость. Они проехали набережную Рейер и через Ретебрюкке подъехали к повороту «длинное ухо». Затем свернули на северо-запад в направлении Куксхафен — Штаде. Было уже темно, и движение за городской чертой было на столь оживленным.
— Ну и что же вам удалось выяснить? — спросил Хорншу. — Предприятие Гафке не дало больше никаких результатов.
— Да и не могло дать, Хорншу. Логически исключается. Третьим лицом является Кристоф Новотни. Это установлено абсолютно точно.
— Ну и?..
— Он находился в близких отношениях с Сандрой Робертс.
— Он был в «Клифтоне»?
— Сам он это отрицает.
— А телеграмму он давал?
— Он отрицает и это.
— Алиби?
Кеттерле вздохнул.
— У него такое же алиби, как у всех остальных, которые были в то время в постели или по крайней мере, утверждают, что это так. Я не знаю. Мы должны стремиться работать с безусловными доказательствами. Отрицательные доказательства дают в данном случае слишком мало, как, впрочем, и всегда.
— Вы полагаете, он причастен к этому делу?
— Так или иначе, он держал в руках стакан в «Клифтоне». Но главным является то, что Сандра Робертс никогда не стирала косметику, пока совсем не разденется ко сну.
— Вы, кажется, придаете этому моменту большое значение.
Кеттерле поудобнее устроился на сиденье и чуть приоткрыл окно.
— Да, — сказал он, — как это часто бывает в нашем деле, существуют две возможности. Либо Сандра Робертс решила отправиться на пляж после того, как совсем разделась и приготовилась лечь спать, — это малая вероятность. Либо после того, как она уже разделась, кто-то принудил ее отправиться на прогулку, и здесь вероятность значительно большая.
— В ее комнате был Новотни?
— Может, и так. А кроме того, она ждала от него ребенка.
— Не может быть!
— И тем не менее это так.
— Откуда вы знаете?
— От ее зятя, доктора Брабендера.
Хорншу бросил на комиссара быстрый взгляд, в мерцании приборов на распределительном щитке тот выглядел бледным и осунувшимся.
— Но тогда ведь не остается почти никаких сомнений?
— Увы, Хорншу. Есть еще два сомнительных момента. Видите ли, момент стирания косметики — это чрезвычайно важная исходная точка. Однако этот момент говорит отнюдь не против Новотни...
— Но послушайте...
— Нет, нет, Хорншу, не спешите, подумайте еще раз! Предположим, он был действительно замешан как-то в этом деле, разве тогда он выпалил бы, как из пушки, именно тот ответ, который больше всего изобличает его самого. К тому же, скажи он совсем другое, мы все равно не смогли бы это проверить.
Тут Хорншу пришлось обратить все внимание на дорогу. В западном направлении, как и они, двигались на коротком расстоянии друг от друга два тяжелых грузовика с прицепами. После обгона, впервые с момента выезда из Гамбурга, перед ними открылось пустое черное шоссе.
— И второй сомнительный момент, — пробурчал Кеттерле, — второй сомнительный момент, Хорншу, оказывается даже важнее. Дело в том, что он любил ее.
Тяжелое, затянутое тучами небо, придавило ночное побережье. Время от времени по обеим сторонам шоссе проплывали очертания сгорбленных крестьянских домов с четырехскатными крышами, отдельные деревья, потом снова начиналась равнина, черная и бесконечная.
Мигание маяка на горизонте подсказало, что они приближаются к морю. Они добрались до «Клифтона» около половины девятого. Помещения для гостей были еще освещены, в темноте как из-под земли выросла Хайде и спросила, есть ли у них чемоданы.
Залаяла собака, чуть подальше другая.
Они заметили мерцание пуговиц на униформе. Вахмистр Рикс подошел к ним и, прежде чем они вошли в дом, доложил комиссару во всех деталях об одной из самых больших поисковых операций, которые когда-либо проводились в этой местности.
— Существуют две возможности, господин комиссар. Либо она погибла не здесь, либо ее утащило под ил.
— И какую же возможность мы примем за наиболее вероятную? — обратился Кеттерле к Хорншу.
Хорншу пожал плечами.
В дверях стоял полковник.
— Ну что нового? — протрубил он, едва они вошли в холл. Хайде следовала за ним с двумя портфелями.
— Где господа будут жить? — спросила она Виллемину ван Хенгелер, вышедшую им навстречу из кухни с засученными рукавами пуловера.
— Добрый вечер, фрау ван Хенгелер, — сказал Кеттерле. — Вам не трудно будет предоставить мне третий номер?
— Нисколько, господин комиссар. Только там не застелена кровать. Хайде, будь добра, немедленно...
— Нет, нет. Оставьте все как есть. Не стоит хлопот. Положите мне только шерстяное одеяло. Завтра мы должны уехать очень рано.
— Как вам будет угодно, господин комиссар. Господин Хорншу может занять второй номер. Он рядом. Ну как, есть какая-нибудь надежда пролить свет на это дело? Вы позволите пригласить вас на бокал вина? Но, возможно, сначала вы захотите немного привести себя в порядок. Поездка, наверное, была утомительной.
Снова комиссар прошел под двумя арками в заднюю часть дома и снова испугался протянутой иссохшей руки деревянного святого. Хайде отперла третий номер. После того как он освободился, там сделали уборку, а вещи Сандры Робертс взяли с собой люди Рёпке. Кеттерле снял пальто и вымыл руки.
— Выходит, Хайде, пески не отдают то, что однажды заполучили?
Вытирая руки, он повернулся к девушке.
Та покачала головой.
— Все это было напрасно. Я и раньше знала.
— Почему? — спросил комиссар.
Она пожала плечами.
— Не могу сказать почему. Но я это чувствую. Ее уже здесь нет.
— Хайде, какую чушь вы несете! — возмутился комиссар. — Где же она тогда должна быть?
— Не знаю.
— Все это эмоции, Хайде. Вы что-то знаете или говорите просто так?
— Просто так, — сказала она и улыбнулась, — откуда я могу что-то знать. Последнее дерьмо в этом доме. Хотя раньше это была наша усадьба.
Она отворила дверь и пропустила комиссара вперед. Кеттерле снова увидел огромный старинный сундук и широкую фризскую полку с медной посудой. И снова бросились ему в глаза огромные, старые, почти черные напольные часы, стоявшие в едва освещенной нише, почти скрытой изгибом лестницы.
— Изумительная вещь, — сказал он и остановился.
— Да. Но с тех пор, как я себя помню, они уже не ходят, — сказала Хайде. — В детстве мы прятались внутри. Пока однажды мать не вытащила ключ, а потом его потеряла. С тех пор ключа больше нет.
— А где ваша мать, Хайде?
— Умерла. Она умерла вскоре после отца — когда стало ясно, что мы должны продать усадьбу. Она очень любила меня.