Со страхом следили пфальцские буржуа за событиями на столь близком от них правобережье Рейна. Они прекрасно сознавали, что защитой для них является не Рейн (от Мангейма до Людвигсгафена 5 минут ходьбы по рейнскому мосту), а штыки оккупировавших левобережье французских, американских и английских армий.
Что это было именно так, признает и ярый реакционер Эрвин Гёбель, автор работы "Пфальцская пресса в борьбе против французов и сепаратистов". Характеризуя настроение пфальцской буржуазии в это время, он пишет:
"В Мюнхене продолжались ужасные события. 21 февраля после убийства Эйснера спартакисты разогнали ландтаг… Приходится ли удивляться, что жители Пфальца в эти недели революции, когда казалось, что по ту сторону Рейна уничтожен всякий порядок и неизбежен дикий хаос, поверили обещанию генерала Жерара обеспечить благоприятные условия мира и предоставить различные политические привилегии. Приходится ли удивляться, что они присоединили свой голос к лозунгу "Прочь от Баварии""[122].
Эрвин Гебель говорит о "некоторых жителях Пфальца". Но это были не просто некоторые жители. Документы свидетельствуют о том, что в контакт с французским главнокомандующим Жераром вступили самые влиятельные представители пфальцских буржуазных политических кругов. Как и в других районах Рейнской области, главным застрельщиком сепаратизма выступила партия центра. 22 февраля, то есть на следующий день после начала бурных событий в Мюнхене и Ландау, в зале отеля "Шван" был созван "съезд нотаблей" Пфальца. Съезд был полуофициальным. Однако сокращенный протокол его сохранился и был воспроизведен в книге Дитриха "Измена на Рейне"[123]. Как следует из этого протокола, по инициативе депутата Национального собрания от партии центра Гофмана "нотабли" приняли резолюцию, в которой указывалось на то, что "в широких кругах пфальцского населения созрело желание создать автономную республику Пфальц", что может быть осуществлено лишь в соответствии с решениями мирной конференции в Париже. В связи с этим авторы резолюции обращались к французскому генералу Жерару, командовавшему оккупационными войсками в Пфальце, с просьбой довести "желание пфальцского населения до сведения мирной конференции". Под резолюцией подписались все участники съезда, представители самых различных кругов пфальцской буржуазии. Среди подписавшихся были почти все руководящие деятели пфальцского центра[124].
Присутствовавший на съезде французский капитан Майер немедленно передал резолюцию Жерару, а тот переправил ее Фошу. В тот же день, 22 февраля, после того как "нотабли" разъехались по домам, между французскими представителями капитаном Майером и сенатором Койба, с одной стороны, и депутатами Национального собрания от партии центра "нотаблями" Гофманом и Рихтером, с другой, состоялись секретные переговоры, в ходе которых обсуждалась возможность немедленной организации плебисцита по вопросу о создании автономного Пфальца. Рихтер заверил французов, что ряд районов Пфальца, в том числе и район Ландау, настроен профранцузски. Гофман подтвердил высказывание Рихтера, но подчеркнул, что раньше, чем проводить опрос, необходимо "освободить население от нажима пангермански настроенных чиновников"[125].
О подлинности документа, опубликованного Дитрихом, свидетельствует не только то, что ни Гофман, ни Рихтер, ни кто-либо другой из пфальцских "нотаблей" не пытались опровергнуть идентичности этого документа. Позиция "нотаблей" из Ландау полностью перекликается и с публичными выступлениями пфальцской буржуазной прессы в это время. Приведем характерную выдержку, причем не из газеты партии центра, полная поддержка которой сепаратизма Не вызывает никаких сомнений, а из органа демократической партии, руководство которой впоследствии категорически отрицало свое участие в сепаратистских махинациях. 1 марта газета демократической партии "Пфельцише фольксцайтунг" в статье "О судьбе Пфальца" писала о необходимости создания самостоятельной республики Пфальц. "Идеальным выходом было бы присоединение к республике Мангейма и Гейдельберга. Но даже если это недостижимо, все равно — прочь от Берлина"[126].
Эта же газета в номере от 7 марта в статье "Спишь ли ты, Брут?" истерически восклицала:
"Пфальц подчеркивает свою принадлежность к германизму. Если он хочет быть германским, он не может быть большевистским, ибо большевизм противоречит принципам германизма. Бавария по ту сторону Рейна уже стала большевистской"[127]. Исходя из этого, газета требовала от регирунгспрезидента Пфальца: "Разверните, наконец, черно-красно-золотое знамя Пфальца или, еще лучше, голубо-бело-красное — старого Пфальца с лозунгом "Прочь от Баварии". Долой большевистское насилие!"[128].
В самом конце февраля сепаратистское движение получило новый толчок и во всех остальных районах Рейнской области. Как и ранее, этим толчком послужил страх буржуазии перед вновь наметившимся подъемом революционного движения. Вопреки воле шейдемановцев, в Рейнско-Вестфальском промышленном районе была объявлена всеобщая забастовка. Отсюда забастовочное движение перенеслось в Среднюю и Южную Германию. В начале марта к этому движению присоединились и берлинские рабочие, несколько оправившиеся после поражения в январских боях. 3 марта Коммунистическая партия Германии призвала берлинских трудящихся к всеобщей забастовке. В этот же день на пленуме берлинского совета было принято решение объявить забастовку под следующими лозунгами: признание советов, освобождение политических заключенных, вооружение рабочих, роспуск белогвардейских отрядов, немедленное установление связи с Советской Россией.
Правительство Шейдемана — Эберта ввело в Берлине чрезвычайное положение. В столицу были направлены белогвардейские части генерала Лютвица, спровоцировавшие кровавые столкновения на улицах. Обстановка вновь стала весьма напряженной.
Однако нельзя сказать, что февральско-мартовские события полностью возродили симпатии всей буржуазии, особенно в центре Германии, к сепаратистскому проекту создания Рейнской республики. Первое поражение революционных рабочих в январских боях 1919 года показало буржуазии известную слабость революции, а кровавая расправа, учиненная Носке над революционными рабочими и вождями немецкого пролетариата, убедила ее в полной "благонадежности" правых социал-демократов. Кроме того, к февралю-марту по всей Германии сформировались довольно крупные чисто буржуазные контрреволюционные силы в виде добровольческих корпусов и бригад, отрядов "гражданской обороны" и т. д.
Но определенная часть буржуазии, особенно на рейнском левобережье, вновь обратилась к проектам сепаратистов. Характеризуя настроения, охватившие эти круги в конце февраля — начале марта 1919 года, Брюггеман писал:
"Между тем в Берлине и в других местах возникли новые беспорядки, носившие действительно очень неутешительный характер. На Рейне вновь раздался боевой клич: "Прочь от большевизма! Прочь от большевизма путем создания Рейнской республики!""[129].
В этих условиях сепаратисты снова активизировались. При этом значительно возросла роль Дортена, как сторонника немедленного провозглашения Рейнской республики.
К концу февраля 1919 года благодаря поддержке католической церкви и местных организаций партии центра Дортен имел на руках письменные полномочия от общин Виргес, Дернбах, Зирсхан, Рансбах. Нидерланштейн, городов Камберг, Монтабаур и организаций партии центра в Хадамар и избирательном округе Висбаден — Рейнгау — Унтертаунус[130]. В феврале он стал первым председателем рейн-гессенского "Комитета борьбы за рейнскую свободу". Стремление выдвинуться на первый план и недовольство медлительностью руководителя рейнского сепаратистского движения Аденауэра заставили Дортена 27 февраля 1919 года созвать в Висбадене заседание руководимого им комитета. На этом заседании было принято решение потребовать от кёльнокого парламентского комитета до 4 марта 1919 года предпринять решительные шаги по осуществлению проекта провозглашения Рейнской республики. На следующий день, 28 февраля, Дортен направил Аденауэру послание следующего содержания:
"Дальнейшая оттяжка создания Западногерманской республики противоречит интересам Нассау и Рейн — Гессена. От нас ждут действия. Поэтому мы ожидаем до 4 марта 1919 года недвусмысленного заявления кёльнского комитета. В противном случае мы сами приступим к действию"[131].
Послание было подписано всеми членами рабочего комитета, в том числе видными промышленниками: советником юстиции Эккерманом, тайным горным советником профессором Лепла, владельцем шахты фон Маресом, директором Радермахером и другими лицами.
В тот же день Дортен послал Аденауэру еще и личное письмо, в котором, ссылаясь на послание висбаденского комитета, предлагал назначить встречу на 4 марта с целью выяснить вопрос о Рейнской республике[132].
Через несколько дней, 10 марта, в Кёльне в помещении "Казиногезельшафт" состоялось собрание "видных политических деятелей" рейнского левобережья, на котором было принято решение создать постоянный рабочий комитет по проведению народного опроса относительно образования Рейнской республики. Председателем комитета был избран член демократической партии профессор Штир-Сомло, заместителем председателя — Карл Хебер, секретарем — видный промышленник и издатель газеты демократической партии "Кёльнер тагеблат" советник коммерции Анн, казначеем — банкир фон Штейн. По мысли создателей, этот комитет должен был заменить "парламентский комитет" от 1 февраля, который в резолюции, принятой на собрании 10 марта, был охарактеризован как не оправдавший себя.