– Помнится, в мой прошлый приезд сюда я сделал вам подарок, – вдруг сказал Аннаба.
Королева кивнула.
– Мой подарок доставил вам удовольствие?
– Огромное удовольствие, благодарю вас, принц, – чуть помедлив с ответом, сказала Мария Терезия.
– Я рад это слышать. Тот подарок был очень дорог мне самому.
Наконец в коридоре послышались шаги. Гвардейцы отступили от двери. В комнату вошел Бонтан.
– Его величество готов вас принять, – объявил первый камердинер.
Бонтан распахнул вторую дверь, ведущую в большой светлый зал. Там было тесно от многочисленных придворных и знати. Король восседал в стоящем на возвышении массивном кресле черного дерева. Его наряд соответствовал важности и торжественности момента. За креслом на стене висело большое золотистое полотно, изображавшее восходящее солнце с человеческим лицом. Принц мгновенно узнал лицо Людовика XIV, «короля-солнце».
Мария Терезия заняла место рядом с мужем.
– Приветствую вас, принц Аннаба Ассинский, – произнес Людовик. – Добро пожаловать к моему двору.
Принц тоже поздоровался и поклонился:
– Ваше величество, красота Версаля превзошла все мои фантазии.
Людовик представил высокому гостю Филиппа, Генриетту, Кольбера и Лувуа. Все они обменялись с Аннабой учтивыми кивками.
– А с моей женой вы уже и так знакомы, – добавил Людовик, пристально глядя на африканца.
После окончания официальной части приема Людовик и Бонтан повели принца и его свиту на прогулку по садам, подробно рассказывая, чтó уже сделано и какие замыслы пока ожидают своего воплощения. Разговор касался не только садов, но и самого дворца. Африканцы кивали и, как могло показаться, находились под большим впечатлением от увиденного.
– Знаете, принц, когда несколько лет назад я устраивал здесь торжество, мне не хватало места, чтобы оставить на ночлег всех моих друзей, – сказал Людовик. – Зато теперь во дворце четыреста комнат. Потом их станет еще больше.
Аннаба издал какой-то звук, долженствующий выражать его восхищение.
– Принц, будьте так любезны, расскажите нам об африканских странах, – попросил Бонтан.
Принц Аннаба остановился, сбросив маску учтивости. Его лицо стало хмурым.
– Когда же мы начнем переговоры? – спросил он, переводя взгляд на короля.
– Видите ли, принц, у нас во Франции принят несколько иной подход к подобным вещам, – ответил Людовик.
– Наверное, я допустил ошибку, – заявил Аннаба. – Мне нужно было вступить в переговоры с испанцами, голландцами или англичанами, которых очень заботит будущее их стран.
– Ваше высочество недовольны нашим гостеприимством? – без обиняков спросил Людовик.
Принц Аннаба смешался:
– Нет, почему же? Я… я очень доволен.
– Смею вас уверить, вы пока видели лишь малую часть. Вечером вы убедитесь в поспешности ваших выводов.
– И что же будет вечером?
– А вечером мы с вами сядем и поговорим, – ответил Людовик.
– Наш африканский гость меня воодушевил, – признался Филипп.
Он стоял перед зеркалом, примеряя к своему военному мундиру разноцветные банты и шарфы.
– Думаю, и мне нужно расширить палитру одежды. Цвет очень оживляет. И вообще, как следует одеваться, идя на войну?
Генриетта подняла голову от шитья. У нее было муторно на душе. На сердце лежала тяжесть.
– Если ты отправишься воевать, прошу… постарайся вернуться.
– Тебе это так важно? – удивился Филипп. – По-моему, если меня убьют на войне, твоя жизнь значительно упростится.
Генриетта сделала несколько стежков и только потом ответила:
– Ты же знаешь: мои сложности вообще неразрешимы. И мне хочется, чтобы ты вернулся целым и невредимым.
– Какие дивные слова я слышу от моей крошки, – усмехнулся Филипп. – Я с детских лет мечтал воевать. А ты… ты мечтала о моем брате. Смотри, как нам повезло. Очень скоро наступит день, когда мечты каждого из нас осуществятся.
Филипп вновь повернулся к зеркалу и не увидел, что его жена плачет, уткнувшись в складки платья, которое она шила.
Людовик мерил шагами приемную. Бонтан, Маршаль и Кольбер застыли в напряженном ожидании. Новость явно рассердила короля, и каждому из них хотелось предложить свое объяснение причин.
– Остановить строительство! Худшего удара придумать невозможно! Внешнее впечатление – это все. Сколько раз мне повторять вам прописные истины? В одежде нашего гостя-принца и то больше великолепия, чем у меня во дворце!
– Ваше величество, крупная партия мрамора пропала где-то по дороге, – сказал Кольбер. – Рабочим пока нечем облицовывать возведенные стены.
– Ваше величество, к великому сожалению, воровство на дорогах пока еще не искоренено, – подхватил Бонтан. – Как воровали, так и продолжают воровать.
Король остановился. Его лицо было красным от ярости.
– Это не просто воровство, Бонтан! Это организованное противодействие моим замыслам!
Хладнокровие, с каким отвечал Бонтан, стоило ему изрядного внутреннего напряжения.
– Как ни печально, но грандиозные замыслы вашего величества имеют и свою оборотную сторону. Чем больше мы строим, тем больше разнообразных материалов нам требуется. А их приходится завозить в Версаль отовсюду. Не всем по душе великолепие нового Версаля. Боюсь, что случай с мрамором – не единственный. Число таких случаев, как это ни прискорбно, будет множиться.
– Вы понимаете, к чему это может привести? – закричал Людовик. – Отдельные случаи противодействия перерастут в мятеж. Мы не успеем оглянуться, как всю Францию охватит огонь бунтов! Чтобы это упредить, мы должны показать всем и каждому: королевские дороги и королевские грузы священны и неприкосновенны! Посягательство на грузы для Версаля равнозначно объявлению войны законной власти!
– Я пошлю своих людей для охраны дорог, – заявил Фабьен.
– Сделайте это немедленно! Сегодня же! – потребовал Людовик.
Он направился во внутренние покои, подав Бонтану знак следовать за ним. Прежде чем поспешить вслед за королем, Бонтан наклонился к Фабьену и скороговоркой прошептал:
– Как только начнутся военные действия, мы столкнемся с острой нехваткой людей. Я постараюсь навести порядок на дорогах. Двор не может закрыться для важных гостей. Мы все стремимся воплощать замыслы его величества. Ваши люди нужнее королю не на дорогах, а здесь. Что мы знаем об ассинском принце и его свите? Можно ли поручиться, что они не шпионят за нами? А вдруг они подосланы голландцами?
У Фабьена задергался глаз. Он знал, что слова Бонтана вполне могут оказаться правдой.
– От этого визита зависит гораздо больше, чем вы думаете, – продолжал Бонтан. – Наша главнейшая задача – оберегать короля.
– Бонтан! – донесся из-за двери нетерпеливый голос Людовика.
– В том числе оберегать и от… него самого, – добавил первый камердинер.
Фабьен кивнул.
– Подберите самых умелых и надежных людей, – попросил он. – Они должны стать моими глазами и ушами.
Бонтан поспешил в покои короля. Фабьен Маршаль подошел к окну. За окном, на каменных перилах, сидел отвратительный попугай принца Аннабы. Птица не мигая смотрела на главу королевской полиции.
Пальцы Людовика крепко сжимали спинку стула. Сердце короля бешено колотилось, а его дыхание было жарким и учащенным. Неожиданно перед глазами короля заплясали искры, комната покачнулась и стала меркнуть, уступая место прошлому…
Королевской опочивальни больше не было. Людовик стоял в другой комнате – в той, где проходило его отрочество. Вошла его мать. Людовик нехотя отвернулся от окна, за которым полыхал костер. Ростом он был выше своих тринадцати лет, однако его лицо все еще оставалось по-детски круглым и невинным.
Присутствие матери неприятно будоражило Людовика. Он любил мать, но никак не мог ее понять.
– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – объявила мать.
В комнату вошла женщина, похоже, ровесница матери. У нее были цепкие, как у орла, глаза и красивое полное тело. Женщина самоуверенно улыбалась.
– Это мадам де Бове, – представила незнакомку Анна. – Она займется твоим обучением.
– Но, маман, – начал было Людовик, снова поворачиваясь к окну, – те люди, они…
– Нечего отвлекаться на каких-то людей, – возразила мать, подзывая его к себе. – Твое внимание должна занимать учеба.
С этими словами мать ушла. Мадам де Бове тут же принялась расстегивать пуговицы на своем корсаже.
– Мадам, чему вы собираетесь меня учить? – спросил Людовик.
Наставница распахнула накидку и опустила сорочку, обнажив грудь.
– Зовите меня Катериной, – сказала она.
– Ваше величество! – Голос Бонтана пробился к нему из другой эпохи. – Вы согласны?
Воспоминание исчезло. Король вновь был в своей спальне. Людовик повернулся к Бонтану. Кажется, тот задал ему какой-то вопрос.
– Не знаю, – ответил Людовик. – Да. А может, нет.
– Ваше величество… – растерянно пробормотал Бонтан.
Людовик расправил плечи.
– Кстати, где мой брат? – спросил он.
Моросящий дождь ничуть не мешал Беатрисе и Софи. Они гуляли по садам, расположенным на нижних террасах, ведя разговор о тканях и драгоценностях. Дорожка в этом месте делала поворот, скрытый за живой изгородью. Фабьена мать и дочь увидели, лишь когда он едва не столкнулся с ними. Беатриса взглянула Фабьену в глаза. На ее губах заиграла лукавая улыбка.
– Мадам… де Клермон? – спросил Фабьен. – Я ничего не перепутал? Мы с вами виделись при дворе, но побеседовать нам еще не доводилось.
– Да, как-то не пришлось, господин Маршаль.
– Зовите меня просто Фабьеном.
– В таком случае и вы называйте меня просто Беатрисой.
– Это ваша сестра? – спросил Фабьен, кивком головы указывая на Софи.
– Дочь, – поспешила поправить его Софи. – Меня зовут Софи.
– Дочь? – удивленно переспросил Фабьен. – Никогда бы не поверил.
Беатриса наградила Софи испепеляющим взглядом. Потом ее глаза заметили вдали Шевалье. Ей требовалось переговорить с кузеном, но она не хотела расставаться с Фабьеном. «Проклятая судьба!» – сердито подумала Беатриса.