– Тебе лучше знать, – сказал Людовик.
Он пошел дальше.
– Ваше величество, желаю, чтобы ваш праздник удался на славу! – крикнул ему вслед Жак.
– Я сделаю все для этого, – ответил король.
Долгожданное празднество происходило не во дворце, а в амфитеатре, возведенном среди садов. Быстро стемнело, но никто не жаловался на недостаток света. Помимо множества фонарей, было светло от метателей огня, которые, наряду с музыкантами, развлекали гостей. Деревья вокруг амфитеатра были увиты гирляндами плюща. Столы украшали диковинные сочетания фруктов и перьев. На подходе к амфитеатру были расставлены золотые кадки высотой в человеческий рост. Каждая имела барельеф с ликом «короля-солнце». Оттуда поднимались вечнозеленые растения, которым садовники искусно придали очертания животных. В центре амфитеатра стоял помост, где и восседал Людовик. Мимо помоста длинной цепью тянулись приглашенные дворяне, выказывая свое почтение королю. Справа от короля сидела Мария Терезия, а слева – Луиза. Рядом с королевой пустовал стул, предназначенный для Филиппа, который еще не подошел. Генриетта была уже здесь. Шевалье и Беатриса стояли за спиной короля. Все с интересом наблюдали за процессией знати.
В числе идущих были маркиза де Монтеспан и герцог Кассельский. Он вел Софи, держа ее под руку. Беатриса, глядя на дочь, горделиво улыбалась. Дворяне, конечно же, заметили присутствие герцога Кассельского и тихо делились впечатлениями, недоумевая, каким образом королю удалось заманить этого упрямого, своевольного феодала в Версаль. Подруги Софи удивленно перешептывались и таращили глаза, видя красивую, но неуклюжую девушку рядом со знаменитым вельможей.
Людовик кивнул маркизе де Монтеспан, затем взглянул на герцога и Софи.
– Какая очаровательная пара. Вы не находите? – спросил он Луизу де Лавальер.
– Нет, ваше величество, – ответила Луиза.
Она посмотрела на Марию Терезию и по глазам королевы поняла: та тоже не находила очаровательной эту пару.
– Герцог Кассельский! – окликнул герцога кто-то из знати. – Вот уж не ожидал увидеть вас здесь.
Тот учтиво улыбнулся, решив добросовестно играть навязанную ему роль. Его тошнит от Версаля, но этого никто не должен видеть. Он – влиятельный аристократ с развитым чувством собственного достоинства, которое проявляется во всем.
– Как я мог не приехать, когда меня пригласили?
Вскоре и герцог Кассельский оказался напротив помоста. Король махнул ему. Герцог взял Софи под руку, собираясь подойти вместе с нею. Однако маркиза де Монтеспан вцепилась в другую руку девушки и потащила ее к себе.
– Прошу прощения, герцог. Я должна вернуть это сокровище. Возможно, она бы и не прочь остаться с вами, но мне ее… одолжили на время.
– Вот ведь, неблагодарная дырка, – процедил сквозь зубы герцог Кассельский, при этом не переставая улыбаться.
Госпожа де Монтеспан тоже улыбнулась:
– Мужчины почему-то думают, что могут оскорбить нас словом, обозначающим нашу женскую принадлежность. Да, я – дырка, и этим горжусь. А вот вы, герцог, – стручок. Маленький, сморщенный, никчемный стручок. – Атенаис повернулась к Софи. – Что стоишь? Ты свободна.
Софи мигом исчезла в толпе.
– Вы за это заплатите, – пригрозил герцог Кассельский.
– Я уже заплатила. И не жалею. Оно того стоило.
Герцог Кассельский поднялся на помост. Людовик протянул ему руку. В этот момент невесть откуда взявшийся Фабьен что-то прошептал на ухо королю. Тот ответил, тоже шепотом, и Фабьен снова исчез.
Меньше всего герцогу хотелось целовать королю руку. Это был проигрыш, а он ненавидел проигрыва ть. Но еще ненавистнее для него было бы потерять лицо. Герцог Кассельский наклонился и поцеловал руку Людовика. В этот момент король опустил руку так низко, что герцогу едва не пришлось вставать на колени.
– Кланяйтесь вашему королю, – с большим удовлетворением произнес король, наслаждаясь тем, что герцог Кассельский целует ему руку.
Изумленные дворяне тихо перешептывались. Мыслимое ли дело: могущественный герцог Кассельский склонился перед его величеством!
Софи старалась держаться подальше от амфитеатра. Улучив момент, когда мать вступила в разговор с несколькими придворными дамами, девушка покинула празднество. Ее не манили ни угощение, ни развлечения. Ей хотелось убежать как можно дальше от сложностей и интриг власть имущих. Софи не боялась темноты. Сейчас она заберется в укромный уголок и замрет, наслаждаясь тишиной и уединением.
– Софи! – окликнули ее сзади.
Она обернулась и увидела Бенуа. Спрятавшись за стволом самшита, он звал ее к себе. Софи привычно огляделась по сторонам и только потом подошла к дереву.
– Вы не откликнулись на мое приглашение, – сказал Бенуа.
Луна освещала его пригожее лицо. Глаза парня были полны надежды и грусти.
– Я не смогла прийти. Вы же знаете, что я нахожусь на службе.
– Хотелось бы верить, – вздохнул Бенуа.
– А вы поверьте.
Бенуа подошел к ней почти вплотную. Еще немного, и их тела соприкоснутся.
– Пойдемте со мной, – сказал он.
– Нет.
– Вы же хотите пойти. Я это вижу.
– Между нами ничего не может быть. Никогда.
– Знаю. Но все равно идемте со мной.
Бенуа потянулся к ее руке. Софи не противилась. Они побежали в заросли розовых кустов. Софи на бегу потеряла туфельку, но останавливаться не захотела.
Людовик предложил герцогу Кассельскому сесть рядом с ним. Герцогу не оставалось ничего иного, как подчиниться. Они сидели молча, наблюдая за метателями огня, которые искусно жонглировали пылающими факелами и крутили огненные обручи.
Наконец Людовик заговорил. Король сидел в непринужденной позе, упираясь локтем в колено.
– В детстве нам запрещали играть с огнем, а эти люди играют всю жизнь, и им, похоже, нравится.
– Я не вижу в этом никаких заслуг, – ответил герцог Кассельский. – Сплошное фиглярство, недостойное называться искусством.
– Душе бывает полезно немного опалить крылышки. Вы не находите, герцог?
– Доблестная Жанна д’Арк вряд ли согласилась бы с вами. Или Люцифер.
– Я вот тут представил: в какой-нибудь другой жизни мы с вами могли бы стать друзьями, – сказал Людовик, пристально глядя на герцога.
– Я не склонен к фантазиям. У меня нет на них времени, – довольно резко ответил тот.
– Фантазии способны удивлять. Порою неожиданно.
– Неожиданности меня тоже не привлекают.
– Мне остается лишь вам посочувствовать, – улыбнулся король.
Неизвестно, как долго продолжался бы их разговор, но в это время раздался оглушительный грохот. Гости ошеломленно крутили головами; слышались восклицания и испуганные крики. И вдруг над кустами поднялся огромный огненный цветок. Он лопнул, рассыпая снопы разноцветных искр. Вскоре в небе над амфитеатром стало светло от фейерверков. Собравшиеся бурно рукоплескали. Герцог Кассельский поморщился и встал.
– Вы так скоро нас покидаете? – спросил Людовик.
– Горящей бумагой меня не удивишь. В свое время вдоволь насмотрелся.
Не спрашивая разрешения и даже не простившись с королем, он сбежал вниз и крикнул своим слугам:
– Подать мне карету!
С этими словами герцог Кассельский стремительно удалился.
Едва герцог покинул помост, туда поднялся Филипп, неся два бокала с вином.
– Я уж думал, он проторчит здесь до утра, – сказал Филипп, шумно усаживаясь. – Давай выпьем.
Он подал Людовику бокал и улыбнулся.
– Спасибо тебе, брат, что ты здесь, – сказал король. – Поверь, это не просто слова.
Филипп поднял бокал, дружески чокаясь с ним.
– Знаешь, сейчас я склонен тебе поверить.
Людовик тоже поднял бокал, и они выпили.
Бенуа и Софи любовались фейерверком со скамьи возле оранжереи. Темнота скрывала их от посторонних глаз. Они сидели, прижавшись друг к другу. Потом Бенуа наклонился и крепко ее поцеловал. И тогда душа Софи, уставшая от непонятных ей интриг, вспыхнула радостью, отчего внутри стало светло, словно и там сияли праздничные огни.
Филипп отставил пустой бокал. Он рассеянно смотрел на фейерверки, ощущая вялость в теле и пустоту в голове. Ему показалось, что стул под ним кружится. «Надо выпить, – подумал он. – Мне просто нужно еще глотнуть вина».
В небе одновременно расцвели три фейерверка, запущенные с разных сторон. Их звук живо напомнил Филиппу выстрелы из пушек и мушкетов. Он заморгал, и вдруг веселые разноцветные огни исчезли. Филипп увидел пылающие тела, раненых и мертвых солдат, оторванные руки, ноги и куски тел, падающие на землю.
Он встал, глядя остекленевшими глазами. Качнувшись на нетвердых ногах, он кое-как сошел с помоста.
– Брат, ты куда? – окликнул его Людовик.
Но Филипп скрылся в толпе. Людовик тоже встал и бросился за братом, расталкивая гостей и гвардейцев. Филипп брел по дорожке, обсаженной розовыми кустами. Ноги несли его к купальне, где его сейчас никто не увидит и не услышит, кроме луны, звезд и хорька, вынюхивающего мышей. Там Филипп упал на траву, обхватил голову и громко зарыдал.
– Брат мой!
Людовик догнал его, опустился рядом, обнял. В душе Филиппа бурлил страх вперемешку с неудовлетворенной страстью. Людовик не знал, чем его утешить. Потом Филипп вырвался из рук старшего брата и поднял руку, загораживаясь ею, как щитом.
– Однажды, когда окончился бой, я ходил по полю сражения и наткнулся на молодого парня. Он нес мешок с останками своего брата. Мне он сказал, что обещал матери непременно вернуться вместе с братом… Я тогда подумал: «А мой брат сделал бы это для меня?» Я бы для тебя сделал, можешь не сомневаться. А ты? Честно говоря, не знаю.
Слушая брата, Людовик сочувственно кивал.
– Филипп, если судьба сделала меня королем, – признался он, – разве я перестал быть твоим братом? Думаешь, я могу иметь все, что только пожелаю, и более ничего не хотеть? Увы, даже король не может позволить себе жить так, как хотел бы. И не кто иной, как ты, проживаешь за меня эти стороны моей жизни. На самом деле это ты живешь так, как хотелось бы жить мне, королю.