Людовик подвинулся к краю постели. Нимфа подняла меч. Людовик покорно опустил голову. «Да будет так! Да будет так!» Засвистел воздух, рассекаемый мечом. Сейчас все кончится.
Король упал на постель, выплевывая кровь.
– Смерть рядом, а за нею – ад кромешный! – крикнул Людовик.
Мария Терезия бросилась к нему, обняла. Нимфа и радуга исчезли, удалившись в мир кошмаров.
Камин обогревал только небольшое пространство вокруг себя. В нескольких шагах от него было столь же пронзительно холодно, как и в углах комнаты. Генриетта сидела возле огня, слушая потрескивание поленьев и любуясь золотыми узорами пламени. Возле нее пристроилась Софи, обвязывая кружевом носовой платок. Услышав шаги, Генриетта обернулась. Увидев вошедшую мадам де Монтеспан, она снова повернулась к огню.
– Дворец полон разговоров, – сказала Атенаис.
– Вы хотели сказать, слухов, – поправила ее Генриетта.
– А что, если под ними есть основание? Поговаривают, что нам придется возвращаться в Париж.
– Зачем нам туда ехать? – хмуро спросила Софи, прерывая работу.
– Мы не собираемся возвращаться, – сказала Генриетта.
Мадам де Монтеспан подошла ближе, протягивая к огню озябшие руки.
– Вдруг король настолько болен, что не сможет долго сопротивляться? Неужели все, что он строил, пойдет прахом?
– Короля окружают верные люди, которые никогда его не предадут.
– Очнитесь же! Умоляю! – воскликнула мадам де Монтеспан.
Генриетта порывисто встала:
– Я, мадам, бодрствую постоянно. И лучше вас знаю, каким может оказаться будущее, если осуществятся наши худшие предчувствия.
Эти слова заставили Атенаис вздрогнуть, но глаз она не отвела.
– Если они осуществятся, ваше влияние, сударыня, только возрастет, – заметила она. – Смею надеяться, что вы останетесь благосклонны к вашим друзьям.
– Мы поддерживаем наших мужчин, – сказала Генриетта, снова глядя на игру пламени. – Но мужчины думают только о себе. Кто ж тогда поддержит женщину, если не другая женщина?
Запершись у себя, Беатриса доканчивала «старинную» грамоту, подтверждавшую ее дворянское происхождение. Дописав последние строчки, она поставила витиеватые подписи несуществующих свидетелей, после чего помахала листами, помогая чернилам высохнуть. Затем она искусно помяла листы и добавила потертостей, придавая «документам» надлежащий вид. Осмотрев дело рук своих, Беатриса осталась довольна. Собрав бумаги, она вышла в коридор.
Кольбера она нашла в Салоне Войны. Беатриса попросила доложить о ней и терпеливо ждала, когда он оторвется от чтения и позволит ей войти. Она подошла к столу и протянула Кольберу плоды своего творчества:
– Вот, господин Кольбер. Здесь бумаги, подтверждающие наш титул. Извините, что вам пришлось так долго ждать.
Кольбер взял бумаги:
– Я их после посмотрю. Сейчас я занят другим.
Беатриса кивнула, сделала легкий реверанс и удалилась, моля Бога о том, чтобы ее подделка спасла жизнь ей и Софи.
Войдя в спальню короля, Филипп Орлеанский застал там Бонтана, Марию Терезию и Фабьена. Все они смотрели на Клодину. Она удерживала волосы короля, одновременно подставляя ему ведро. У Людовика была обильная рвота.
– Что она здесь делает? – спросил Филипп, косясь на Клодину.
– Это новый врач короля, – пояснила Мария Терезия.
– Его величество затребовал ее к себе, – добавил Бонтан.
– Мой брат сейчас в таком состоянии, что может затребовать себе луну в подставке для яиц! Но вряд ли вы станете исполнять его требование! – сердито закричал Филипп. – Докатились! Здоровье короля оказалось в руках какой-то девчонки! Моего брата нужно срочно перевезти в Париж. Там он быстро поправится. Я приготовил свою карету.
– Состояние его величества не позволяет ехать, – сказала Клодина, не сводя глаз с короля.
– У меня прекрасная карета. Самое большее – час езды.
Королева покачала головой:
– Дорога может его погубить.
– Этот дворец – вот что губит, – бросил Филипп, зло глядя на Марию Терезию.
Ночь во дворце была беспокойной, во всяком случае для тех, кто знал об истинном состоянии короля. Ранним утром королевский совет вновь собрался в Салоне Войны. Кольбер, Лувуа, Бонтан и Роган стояли у стола. Генриетта и Мария Терезия сидели на стульях перед окнами.
– Та часть знати, которая враждебно настроена к королю, поспешит утолить свое злорадство, – сказал Роган. – Я в этом не сомневаюсь.
– Откуда у вас такая уверенность? – поморщилась Мария Терезия.
– Роган прав. Эта публика слишком предсказуема, – ответил ей Лувуа.
– Слухи бывают губительнее самой горькой правды, – сказала королева.
Фабьен, который тоже находился в Салоне Войны, достал из своего портфеля лист бумаги.
– Я составил список. На одной стороне листа перечислены люди, в чьей преданности королю я уверен. На обороте – его противники.
Дверь стремительно распахнулась, и вошел опоздавший Филипп. Вид у него был сердитый и обеспокоенный.
Роган протянул руку к списку:
– Позвольте взглянуть.
Фабьен отодвинул лист.
– Осторожнее, – холодно произнес он. – Мой отец был печатником. Я очень трепетно отношусь к бумаге.
Роган принялся ходить вокруг стола.
– Вся Франция должна сейчас возносить молитвы о скорейшем выздоровлении короля. Пусть все, кто любит его, соберутся вместе. А те, кто всегда ему противился, пусть нынче проявятся во всей своей неприглядной красе.
– Отличная мысль, – кивнул Маршаль.
– Я сама поговорю с епископом Боссюэ, – вызвалась королева.
– Но вопрос о регентстве по-прежнему актуален, – напомнил Роган.
– Неужели никто не выскажется за мою кандидатуру? – спросил Филипп, подходя к ним.
– Ваше высочество, вы обладаете несомненными достоинствами, – издалека начал Кольбер. – Но нас настораживают те, кого обычно видят рядом с вами и кто непременно воспользовался бы вашим положением регента.
– Что ж вы боитесь назвать имя Шевалье? – поморщился Филипп.
К мужчинам подошла Мария Терезия. Когда она заговорила, обратившись к Филиппу, в ее спокойном голосе ощущалась королевская властность:
– Нам нужен человек, чье поведение более отвечает положению правителя. Тот, кто независим в своих суждениях и решениях. Надеюсь, я высказалась достаточно ясно.
Филипп, явно не ожидавший критики в свой адрес, растерянно заморгал. Потом, обретя прежний апломб, пробормотал:
– Яснее не бывает.
– По моему мнению, ее величество и господин Кольбер – наиболее подходящие кандидатуры. Там, где это необходимо, они способны проявить и достаточную твердость, и гибкость, – сказал Бонтан.
– Будем считать вопрос решенным, – резюмировал Кольбер.
Члены королевского совета покинули Салон Войны.
Слова королевы больно ударили по самолюбию Филиппа Орлеанского. Это был упрек, хотя и завуалированный, а Филипп терпеть не мог, когда его упрекали. К тому же он жаждал действий и понимал, что действовать ему сейчас не дадут.
Войдя к себе, он застал там Шевалье и дорожный сундук с поднятой крышкой, куда лакей укладывал одежду его друга.
– Не забудь собрать мою обувь, – распоряжался Шевалье. – И уложи все рубашки, что на кровати. Только, ради бога, ничего не порви.
– Чем это ты занят? – спросил Филипп, с шумом захлопывая дверь.
– Дворец полон самых нелепых слухов, – вздохнул Шевалье, почесывая затылок. – У меня от них уже голова идет кругом. Чтобы окончательно не сойти с ума, я решил на несколько дней удалиться в Париж.
Филипп встал между Шевалье и слугой:
– Помнится, ты говорил мне, что из меня получился бы великий король.
– Я и сейчас могу это повторить.
– А я сейчас не просто так болтаю с тобой! Что ты задумал? Ты же дал мне клятву.
– Я ее сдержал, – спокойно ответил Шевалье.
– Тогда я жду от тебя правды.
– Пока это все. Ступай, – приказал Шевалье лакею, и тот с поклоном удалился.
Шевалье прошел к комоду, на котором стояла бутылка с вином, но передумал и поставил бутылку обратно.
– Филипп, ты никак все эти месяцы прожил отшельником в лесу? Мы на пороге перемен. Их хотят люди разных сословий. Речь идет не об упразднении монархического правления, а о том, чтобы снять с плеч короля часть его тяжкой ноши. А ноша эта действительно тяжела. Пример брата у тебя перед глазами. Один человек не в состоянии управлять целой страной. Король захлебывается. Но ты можешь его спасти. У тебя есть все необходимые качества.
– Шевалье, ты вступаешь на опасный путь.
– Опасно, когда твои ноздри разъедает дым, а ты упорно не желаешь видеть полыхающий огонь.
– Ты на стороне знати.
– Я на твоей стороне точно так же, как когда-то солдаты. – Шевалье протянул руку Филиппу. – А ты готов встать на мою сторону?
– Ты сам не понимаешь, о чем просишь!
– Нет, я прекрасно понимаю, о чем прошу.
– На твой вопрос я отвечу не раньше, чем смерть принудит меня к этому.
– Прекрасно, – усмехнулся Шевалье, скрещивая руки на груди. – Но помни: что бы сейчас ни происходило, наше будущее меняется.
Версальский дворец жил слухами, которые разносились быстро и становились все более напряженными. Стоило кому-то увидеть Боссюэ, спешившего в покои короля, как через считаные минуты главный коридор дворца заполонили перешептывающиеся придворные. Молчание хранили лишь портреты и статуи, бесстрастно взиравшие на человеческую суету.
– Уже закрыли двери во внешние покои его величества, – всхлипнула какая-то придворная дама.
Она торопливо перекрестилась и заплакала, уткнувшись в плечо своего спутника.
– Вы слышали? – спросила другая дама, обращаясь к герцогу Кассельскому. – Наш король…
– Увы, слышал, – ответил тот. – Ужасные новости. Это просто… – Он умолк и повернулся в сторону мадам де Монтеспан, стоявшей неподалеку. – Просто чудовищно.
Произнеся эти слова, герцог мрачно улыбнулся коварной Атенаис.
Шевалье, сопровождаемый слугой, проталкивался сквозь толпу придворных сплетников и едва не налетел на Генриетту. Она тоже с кем-то вполголоса разговаривала.