– Его Рахмат зовут, – быстро сказала студентка. – Хороший дядечка, угощает меня бесплатно горячим чаем. Я, правда, не нагличаю, один стаканчик в день выпью и больше не подхожу.
– Молодец, – похвалила я Лену. – Наверное, все тебя за наклеенные стикеры ругают?
– По-разному бывает, – шмыгнула носом замерзшая Лена. – Клуб дрянь, его организовали для провинциалов, которые через Москву транзитом едут, на вокзале ночуют или день у них есть в запасе. Торопятся из Чухонска в Пырловку, пересадка в столице, вот и бродят рядом – боятся потеряться, далеко от вокзала не отходят. А тут я им – билет в клуб. Девочки в блестках, пенсионерки гоу-гоу, коктейль из водки с сиропом. Цитадель разврата. На всю жизнь будет воспоминаний парню или девчонке, как они в столице оторвались.
– Ты сама откуда? – улыбнулась я.
– Родилась в Галкине, но давно москвичка, – гордо ответила Лена. – Мне платят за смену и за каждый стикер, который клиенты в баре показывают, тоже капает. Я заинтересована картинки клеить. Но ты права, не все им радуются. Иногда мужчина вроде идет один, озирается, сумку мертвой хваткой держит – ну, думаю, мой клиент. Плюх ему наклейку, а тут фиг знает откуда жена выруливает и давай орать: «В бордель чужого мужа зовешь? Шлюха!»
– Меня интересует парень, которому ты сегодня стикер налепила, а он не рассердился, пошел к вагончику Рахмата и упал, наступив в яму, – сказала я.
Лена вытерла нос рукой.
– Был такой. Странный. Ладно, мне ничего не сказал, встречаются интеллигентные люди, хотя и редко, но и... Понимаешь, из-за дырки в тротуаре здесь постоянно кто-нибудь шлепается и визг поднимает. Бесплатный аттракцион. Например, идет тетка, вся из себя гордая, в фальшивых брендах, плюхнется, и... – Лена ехидно засмеялась. – Все матом выражаются. Молодые, старые, мужчины, женщины. Умора! Потом встанут, отряхнутся, по сторонам глазами зырк, зырк. Дескать, не слышал ли кто их ругань? И дальше с достоинством шагают. Если человек задом об асфальт прикладывается, все его воспитание насмарку.
– А тот парень промолчал? – прервала я Елену.
– Ага, – кивнула она. – На стикер только посмотрел, но ничего не сказал. Я братца Аленушку ему на рукав куртки прилепила, парень ведь с пустыми руками шел. И у шаурмы с тротуара тихо встал, только ойкнул. Пошептался с Рахматом и утек.
– Можешь его описать? – попросила я.
Лена начала притоптывать на месте.
– Как все. Куртка, джинсы, кроссовки... О! Кроссовки!
– И что с ними? – насторожилась я.
Лена снова чихнула.
– Не знаю.
– Ты не зря вспомнила про обувь, – назидательно сказала я, – опиши мне ее.
Лена зевнула.
– Устала тут стоять. Мне до полуночи скакать.
– Куплю тебе кофе и булочку, – предложила я и пошла к тонару с вывеской «Итальянское бистро».
– Спасибо, – пробормотала студентка, взяв картонный стаканчик. – Но зря ты потратилась. Ничего мне не припоминается.
– Начнем от печки. Кроссовки белые? – поинтересовалась я.
– Не-а, – жадно откусив от плюшки, сказала Лена. – Не лето, темные. Небось черные.
– С красными шнурками? – предположила я. – Кислотного колера?
– Нет, – засмеялась Лена, – обычные тесемки. Задники у ботинок были светоотражающие. Мужик, когда к шаурме шел, пятками засверкал, на них луч от фар проезжающей машины упал.
Холодный ветер проник под мою короткую курточку, и я поежилась. Рамазан тоже упоминал про сверкающие пятки. Я тогда решила, что торговец лепешками с тухлым мясом использовал это выражение, чтобы подчеркнуть скорость, с которой скрылся незнакомец, но, похоже, Еглоев имел в виду те самые задники-катафоты.
– Он приложился сильно, – бубнила Лена, – ноги даже задрались. И что-то в них было странное, не как у всех... В глаза бросилось, но я тут же забыла, ко мне сразу три парня подошли билеты покупать. Извини, знала бы, что эта деталь кому-то понадобится, повнимательней бы смотрела.
Я протянула Лене визитку.
– Если вспомнишь, позвони.
– Ладно, – равнодушно пообещала девушка и запихнула карточку в рукав.
Мокрая, голодная, усталая, я добралась до джипа, живо переоделась в сухие джинсы, лежавшие в багажнике, и стала внимательно читать письмо.
«Больше не хочу жить. Меня мучит совесть. Я убила своих отца и мать, Виктора Потемкина и Веронику Суханову. Они меня бросили, и я их убила. Отравила. Пришла в дом, заставила написать письма. Пусть все думают, что они самоубились. Они заслужили смерть – я урод по их вине. Я всех ненавижу. Зачем Николай меня мучил? Врачи делали больно! А урода не исправить. Светку любили, меня нет. Я самоубиваюсь сама! Никого не вините, кроме Виктора Потемкина, Вероники Сухановой, Светки, Юлии и Николая Крыловых. Еще Раиса Демьяновна мне надоела. Всем хорошо, мне нет. Я всех убила. Сама. Одна. И Светку тоже. За что ей все, а мне фига? Я не хочу жить! Я урод! Страшилища умирают. Я убила всех! Я! Но вам меня не наказать. Не поймать. Я насыпала кракон в банку с травяным чаем. Светка его любит. Скоро попробует. Приятного ей аппетита! Джулия».
Мне стало жарко. Ругая себя за то, что сразу не прочитала письмо, а стала беседовать с Рамазаном и Леной про парня-курьера, я включила сирену и понеслась к дому Потемкиной, очень надеясь, что Джулия написала неправду. Одновременно я звонила Светлане и Антону. Потемкина не отзывалась ни по мобильному, ни по городскому, зато Котов откликнулся сразу.
К высокой башне мы с шефом подлетели почти одновременно, через секунду во двор въехала «Скорая помощь».
– Что там? – спросил врач, выскакивая из микроавтобуса.
– Предположительно отравление краконом, – на ходу бросила я, несясь к лифту.
На звонок в дверь никто не отреагировал. Антон вытащил из кармана электронную отмычку, послышалось характерное потрескивание, створка открылась.
– Впечатляет, – пробубнил врач. – А я, наивный, полагал, что хороший замок залог моей безопасности.
Не обращая внимания на доктора, я первая влетела в прихожую и побежала по коридору.
Света лежала на полу в кухне, скрючившись в позе эмбриона. Около нее валялся разбитый, будто раздавленный ноутбук.
– Люди! Скорей! Сюда! – закричала я.
Эскулап вошел, присел около неподвижного тела.
– Уверена, что она проглотила таблетки кракона, – суетилась я. – Сделайте ей укол, поставьте капельницу. Ну, не спите!
– Таня, она умерла, – тихо сказал Антон.
Меня охватило отчаяние.
– Нет! Пусть врач не сидит сложа руки, а займется делом!
– Да она уже коченеет! – возмутился тот. – Чего вы от меня хотите?
– Ничего, – ответила я, – простите. Опоздала. Мне следовало сразу прочитать записку.
– Когда скончалась девушка? – Антон повернулся к доктору.
– Я не судебный медик, – отвертелся от ответа тот, – термометра для печени не имею. Ошибусь, потом отвечать придется.
– А если просто так, не официально? – попросил Котов. – Час назад? Два?
Доктор почесал подбородок.
– В комнате тепло, форточки закрыты... Ну, наверное, днем, в промежутке между часом и тремя. Смотрите, на столе чашка, тарелка грязная. Она перекусила, и ей плохо стало.
Антон посмотрел на часы.
– Таня, слышала? В тот момент, когда ты получила записку, Светлана уже была мертва. Ты не виновата в ее смерти. Лучше посмотри по сторонам. Ты была у нее вчера вечером. Что-то изменилось? Пропало? Или, наоборот, прибавилось?
– Вчера вечером, – стараясь говорить спокойно, ответила я, – Света была абсолютно здорова. Правда, нервничала, достала банку с успокаивающим чаем, пила его. Похоже, она угостилась им и сегодня, вон стоит та самая банка, открытая. Нет, ничего особенного я не замечаю.
– Лизе сегодня спать не придется, – сказал Антон, – а ты, Таня, отправляйся домой и немедленно ложись в кровать.
Я открыла рот, но тут же закрыла его и пошла на выход.
Нет ничего приятнее, чем, озябнув, промокнув и проголодавшись, вернуться домой и залезть в горячую ванну. Сначала я полежала в пене, потом закуталась в махровый халат, пошла на кухню и, не обнаружив там ни Игоряши, ни Генаши, впала почти в эйфорическое состояние. Человек легко может стать счастливым, и ему для этого не надо тратить ни деньги, ни время. Хотите рецепт абсолютного счастья? Он прост, как веник. Приютите в своей квартире двух братьев соседки, а потом, придя домой около полуночи и поняв, что те подевались невесть куда, почувствуете прилив ни с чем не сравнимой радости. Вопрос: ощутили бы вы подобный восторг, заранее зная, что в квартире никого нет? Мораль: почаще селите к себе гостей.
Я сделала кучу бутербродов, налила пол-литровую чашку чая, положила туда половник малинового варенья, легла в кровать, включила телевизор и стала ужинать. В какой-то момент совесть робко шепнула: «Таняша, у тебя лишний вес». Я замерла было с очередным куском хлеба в руке, но тут же нанесла совести сокрушительный удар: «Молчи, дорогая. Я упала в лужу, промокла, могу заболеть. А что нужно для поддержания иммунитета на должной высоте? Правильно, высококалорийное питание. Вот минует угроза простуды, и я опять буду жевать петрушку пучками».
Кстати, вам не кажется, что во всех диетах есть некая ошибка? Посмотрим пристально на животный мир. Чем питается волк? Мясом. Причем, думаю, жир с него он не срезает. И хищник подтянут, поджар. А какую еду употребляет корова? Она целыми днями пасется на лугу. Ну и сильно ей помогли трава и листочки? У кого фигура стройнее, у не отказывающего себе в бифштексе тар-тар волка или у коровы, лопающей подорожник? Вывод: надо есть котлеты, а не укроп!
Глаза стали слипаться, я потушила свет, повернулась на бок, сладко зевнула, устроилась поуютнее – и тут зазвенел мобильный.
Глава 27
За годы работы у Чеслава, а теперь у Антона я приобрела привычку класть сотовый у изголовья постели. Говорят, это вредно для здоровья, от включенной трубки исходит излучение. Но жители мегаполисов давно мутанты! Лично я от чистого воздуха и свежей, не сдобренной антибиотиками с консервантами еды сразу заболеваю. Мне, горожанке до мозга костей, просто необходимо дышать выхлопами машины и есть смесь из разных добавок «Е». Что для меня слабенькие радиоволны? А вот если Антон пожелает спешно побеседовать с подчиненной Сергеевой и та не сразу обнаружит пищащий аппаратик, будет метаться по квартире... Вот тут мое здоровье точно пошатнется – из-за потраченных нервов.