Мы только что говорили о немецкой элите. А чем же в это время занимались другие политические партии? Где они находились, какую роль играли?
Они сыграли роль только в Cопротивлении. Перемещая партийные штабы, например социал-демократов, за границу, они пытались сохранить существующие партийные структуры. Мы не можем игнорировать тот факт, что большая часть коммунистического или социал-демократического рабочего класса перешла на сторону НСДАП. А после Второй мировой войны к СДПГ[28] присоединилось и большинство из СА. Это не типично немецкое явление – мы можем наблюдать это на территории всех европейских стран, которым приходится сталкиваться с коренными изменениями.
Ключевое выражение – Хрустальная ночь, или Ночь разбитых витрин[29], как ее называют сегодня. Мы уже почти все знаем о нюрнбергских расовых законах, о гонениях и убийствах евреев. Вольф Рюдигер Гесс рассказал мне, что в тот день его отец, Рудольф Гесс, получил телеграмму от Геринга, в которой говорилось, что «еврейский вопрос» сейчас решается. Он также упомянул о семье Томаса Манна, которую спасло вмешательство Гесса. Эта ночь имела разрушительные последствия для евреев, а также для немецкого народа и Германии. Ранее мы упоминали о том, что евреи чувствовали себя комфортно в Веймарской республике – они также воевали на стороне Германии в Первой мировой войне. А затем в одночасье возникла эта животная ненависть, приведшая к холокосту. Теперь я хотел бы подробно поговорить о причинах и последствиях Хрустальной ночи, даже если придется задеть весьма деликатные и «запретные» вопросы.
«Запретными» они быть не должны, но нам всегда нужно учитывать уникальную правовую ситуацию Германии. Думаю, она имеет особое значение в этом вопросе. На мой взгляд, здесь должно быть всестороннее обсуждение истории нашей страны и развития событий в Европе, начиная с Первой мировой войны, – это дает возможность подробно разобраться в связях и объяснить последствия. Однако такая дискуссия ограничена действующими только в Германии рамками уголовного права, которые лучше не игнорировать. На это надо сделать особый упор и предупредить всех не идти на неоправданный риск.
О положении еврейской части населения перед Первой мировой войной в целом можно сказать, что, по сравнению с другими странами, в Германии с XIX века она имела самый высокий уровень политической и социальной интеграции. После протестантов с их представителями во главе государства следующей формацией, в значительной степени заявившей о себе, были иудеи, а за ними следовали католики. Это видно, например, по оценке Конрада Аденауэра за квалификационный экзамен на юриста, как и по многим другим вещам. Если просмотреть документы того времени, обнаруживается, что католик не мог сдать экзамен на «отлично». Такова была реальность в Германии, которую нельзя не учитывать. К началу Первой мировой войны еврейские добровольцы ни в чем не уступали другим в имперской армии. Представители еврейской общины из других частей мира придерживались иных соображений – мы уже говорили об этом в контексте соглашения Сайкса – Пико.
Иудейский мир был таким же сложным, как католический или православный. О крайне сложном мусульманском мире в этом контексте я вообще не хочу говорить. Многослойность еврейского мира очевидна на следующем примере. Несколько лет назад одно берлинское еженедельное издание написало в связи со смертью бывшего премьер-министра Шамира, что еврейские круги в Палестине даже после начала войны пытались склонить национал-социалистическую Германию к совместной борьбе против ненавистных британцев. Это доказывает, что везде на тот момент ситуация была неоднозначной. Трагедию можно увидеть в положении Германии как плацдарма и бастиона против Советского Союза – на этом основывались все бедствия Центральной Европы. В то время в Европе была огромная проблема с беженцами, на Эвианской конференции во Франции шел поиск решений, которые могли бы привести к устранению лежащих в основе проблем политических недочетов. Я говорю о десятках тысяч польских евреев, приехавших в нацистскую Германию в 1938 году. Польша лишила их гражданства, чтобы от них избавиться – иначе это назвать нельзя. Из обсуждений на конференции в Эвиане мы знаем, что западные союзники, например Великобритания, также заявили, что не будут принимать евреев, потому что опасаются роста антисемитизма. Они говорили это даже во время войны. Мы знаем и об эпопее с роскошным немецким лайнером «Сент-Луис», который пытался добраться до Соединенных Штатов с примерно девятью сотнями пассажиров на борту перед началом войны с Польшей. Но американские порты были для них закрыты. Мы можем взглянуть на американское общество того времени в попытке понять, действительно ли оно взвалило на себя бремя, позволив этим многострадальным людям въехать в страну. Все это показывает, насколько неспокойной была ситуация в то время.
Вы только что упомянули интересные факты о Польше, и тут действительно можно провести некоторые параллели с сегодняшним днем. Ведь недавно был принят закон, штрафующий даже за простое упоминание польского антисемитизма.
Если какая-то страна напоказ отменяет внутри себя общепринятые во всем мире законы и правила, то следует начать беспокоиться.
Мы приближаемся ко времени перед Второй мировой войной. Для начала давайте поговорим о так называемом аншлюсе – о событиях, в ходе которых в марте 1938 года Австрия и Германия организовали присоединение Австрии к Германскому рейху. Некоторые личности, такие как Артур Зейсс-Инкварт, сыграли в этом важную роль. Можем ли мы рассматривать аншлюс как веху Второй мировой войны?
Очень важно четко представлять себе «версальскую» линию поведения. Собственно, на ваш вопрос можно ответить только с точки зрения общей стратегии англосаксов. Существует многовековая британская традиция – теперь это англосаксонская традиция: с прекращением военных действий сразу думать о том, как вступить в следующую большую войну. В связи с этим я, будучи молодым депутатом, использовал возможности научной службы бундестага для получения ответа на один вопрос о Великобритании, а именно: в каких переносах границ между Камчаткой и Огненной Землей участвовали британцы на протяжении своей истории и какое влияние оказывают на ситуацию до сегодняшнего дня. Надо сказать, что за триста лет британцы участвовали почти во всех демаркациях. Исходя из этого, уверенность в том, что они намерены вести войну и следующие триста лет, лишь растет. Проводимые границы всегда были такого свойства, что давали повод к следующей войне. Так было и в случае с Версальским договором.
Что касается вашего вопроса, то, рассматривая сегодня последствия Версаля, мы видим подготовленное минное поле для Центральной Европы, где каждый снаряд может взорваться в любой момент в результате англосаксонских или иных инициатив, положив начало региональной или межрегиональной войне. Таким образом, так называемое право на самоопределение народов, выраженное в четырнадцати пунктах Вильсона, но не реализованное в отношении Германии, с самого начала способствовало возникновению конфликтов с нашими соседями.
Стоит вспомнить об Эльзас-Лотарингии, Силезии, ситуации вокруг старинного немецкого города Данциг, расположенного между Польшей и Германским рейхом. Все это надо рассматривать в связи с тем, что право на самоопределение должно распространяться на всех в Европе, кроме немцев. Следовательно, создание германской Австрии – это следствие Версаля. Здесь интересно, что ответственные за Версаль западные союзники разминировали все минные поля вместе с немцами – в условиях диктатуры, а не парламентской демократии. Вплоть до того момента, где можно было бы сказать, что теперь подводка к следующей мировой войне идеальна, а именно представляет собой договорную конструкцию в англосаксонско-французских интересах, которая держит возрождающуюся Германию в узде, чтобы та могла сделать еще один шаг вперед на пути к запланированному уничтожению в ходе войны из-за событий вокруг Данцига, Польского коридора и отношений между национал-социалистической Германией и Польшей.
Присоединение Австрии тоже было частью плана, причем в нескольких отношениях. Запад пошел на это, чтобы добраться до последнего поля германо-польских отношений на своем пути через минные поля. Для этого от остальных полей следовало избавиться. Это видно на примере германской Австрии: неоспоримым историческим фактом является то, что в конце Первой мировой войны австрийские немцы почти единогласно выразили желание присоединиться к Германскому рейху, к Веймарской республике. В контексте решений, принятых в Большом Трианоне, в нескольких сотнях метров от Версаля, это желание не было выполнено, поскольку противоречило интересам Франции. Французы хотели непременно помешать связи немецкой Австрии с Веймарской республикой и преуспели в этом, но стремление к объединению с Германией было центральным пунктом австрийской политики, это бесспорно. Из истории мы знаем, что впоследствии дело приняло другой оборот. Силы в Австрии, которые из католических и европейских соображений ни при каких обстоятельствах не хотели связываться с национал-социалистической Германией, в частности канцлер Шушниг, проводили линию, сохранившуюся до сегодняшнего дня. Из Вены предпринимались попытки выйти на силы в католическом секторе Германского рейха, то есть до линии Мюнстер – Дрезден, чтобы склонить их к сопротивлению национал-социализму. То есть предполагалось, что австрийцы лучше немцев. И сегодня, глядя на то, как развивается Центральная Европа после объединения Германии, мы должны видеть, что притягательность венской политики становится все более очевидной для значительной части юга Германии. В то время крупный конфликт привел к тому, что Адольф Гитлер смог добиться единства между Австрией и Германским рейхом, даже несмотря на сопротивление вышеупомянутых сил не только в Вене, но и в других австрийских метрополиях. Такова реальность того времени.