Вопрос о том, присоединится ли Валлония к Франции после распада Бельгии, не возникает потому, что прежний прусский режим объединил Валлонию с германской социально-экономической системой, так что о присоединении к Франции не может идти и речи. Это стало возможным благодаря европейскому прогрессу и объясняет, как при Гельмуте Коле, Франсуа Миттеране, Конраде Аденауэре и Шарле де Голле мирный ориентир сегодняшнего Европейского союза позволял справляться с потерями после обеих мировых войн.
Я хотел бы еще раз вернуться к переговорам американцев с генералом СС Вольфом. Возможно ли, что вся «Операция Вольф» была подготовлена американцами и заранее согласована с Гиммлером?
Все решал директивный орган Третьего рейха. Это игра в серой зоне после Сталинграда, где связи шли в разные стороны. Возможно, объяснение некоторых событий можно найти в разведывательном центре сегодняшнего ЦРУ, а также в Лондоне, где до сих пор недоступны те более полутора миллионов документов, о которых я уже говорил, начиная с периода после Крымской войны в середине XIX века. Конечно, Запад сыграл грубо, и этим воспользовались другие: ведь мы знаем, что в то время в Стокгольме шли переговоры между национал-социалистической Германией и Советским Союзом. Нельзя делать вид, что этого не было. И мы уже говорили о том, насколько идеально Швейцария подходила в качестве центра сотрудничества разведок, особенно между США и Германией при содействии Банка международных расчетов в Базеле. Там все вели друг с другом дела, не только в банке, но и в принципе в Швейцарии.
Не выглядит ли это так, будто при разделе Германии Советский Союз фактически обошли? Почему Сталин не пытался повлиять на распределение зон? Говорят, что Советский Союз хотел большую сферу влияния, но затем отступил и со всем согласился. Почему?
Лично я не могу не обратить на это внимания, так как не имею доступа к информации с советской стороны. Но в конце Второй мировой войны ситуация сложилась так, что был вполне предсказуем новый конфликт между державами-победительницами на Потсдамской конференции. Мы ведь знаем, что на фронте в Саксонии-Анхальт британцы использовали громкоговорители для привлечения внимания солдат вермахта к тому, что западным союзникам и им предстоят совместные бои против Красной армии. После этого все еще боеспособные германские войска начали массово складывать оружие. Советский Союз должен был знать, что в конце Второй мировой войны – я сейчас делаю вывод, исходя из наблюдаемого в то время хода событий, – ему необходимо будет сделать все возможное, чтобы избежать столкновения с совместным фронтом войск западных союзников и Германского рейха. Вплоть до 1946 года британцы открыто говорили о такой возможности со всеми вытекающими последствиями совместных действий закаленных в боях формирований Германии и западных союзников против Красной армии. Поэтому в сложившейся ситуации отступление – вполне объяснимый шаг, хотя с советской стороны могли быть и другие мотивы, ставшие решающими для описанного поведения. Но другой причиной была стратегическая основа событий на европейском театре военных действий с упором на Германию.
В 1949 году были образованы ФРГ и ГДР. Если внимательно присмотреться к документу, то в преамбуле мы находим предложение о воссоединении. Был ли этот вариант запланирован уже тогда или его никто не планировал? Кому в первую очередь был выгоден раздел Германии?
Будет нелишним внимательно рассмотреть действующих в то время лиц. Приходится полагать, что участники подготовки конституции ФРГ в так называемом парламентском совете и конституционного собрания в Херренкимзее проливают свет на события не меньше, чем стоящие за ними партийные образования, часть из которых были новыми, например ХДС, или традиционные немецкие партии, такие как социал-демократы. В той ситуации нельзя было представить себе временную конституцию или временную территорию государства под названием Федеративная Республика Германия без четкой приверженности германскому единству. Мы знаем, что между Конрадом Аденауэром[42] и Куртом Шумахером[43] шли споры, так как социал-демократы, причем совершенно единодушно, были привержены тому, чтобы Германия не распадалась, и делали все для укрепления объединительных уз, включая, кстати, и присоединение восточных территорий.
Сегодня можно видеть, что Конрад Аденауэр систематически соглашался с американскими идеями и что приверженность трем западным оккупационным державам была с его стороны, а не со стороны социал-демократов. Коммунистическую партию, которая в то время была достаточно сильной, даже не нужно упоминать – спор шел между Конрадом Аденауэром и Куртом Шумахером. Бессмысленно задаваться вопросом, спасла бы нас тактика Курта Шумахера от десятилетий разрозненности и не было ли отклонением от пути следование концепции Аденауэра. На практике все вышло по-другому, что стало очевидным в связи с планом Маршалла и введением немецкой марки в качестве валюты западных зон и западной части Берлина. США были на пути к своему господству в Западной Европе, и я думаю, что на практике в политике никто не мог это игнорировать, если только не хотел поставить под угрозу собственную судьбу, что было довольно распространенным явлением в то время.
Именно в этом ключе следует рассматривать знаменитую ноту Сталина 1952 года. И здесь тоже возникает вопрос: что было в советских интересах? Наверняка спокойная обстановка на западной границе без американского плацдарма в Европе. Можно рассматривать это и так. У США такого интереса точно не было. Вот почему даже канцлер Конрад Аденауэр фактически не мог в то время, когда судьба ФРГ висела на волоске, в том числе и с экономической точки зрения, ослушаться высокопоставленных офицеров в Вашингтоне.
Так когда же началась холодная война? На протяжении нашего разговора имя Черчилля всплывает довольно часто, что снова приводит нас к Великобритании. Как зарождались планы холодной войны и какую роль в них должны были сыграть обе германские республики – ФРГ и ГДР?
Первоначальные соображения Уинстон Черчилль изложил в знаменитой речи в Фултоне в 1946 году, которую произнес перед своей не менее знаменитой речью в Цюрихе. Из нее стало понятно, как видела мир англосаксонская элита, проявившая себя по итогам Второй мировой войны. Это мировоззрение следовало обсудить в политической структуре, состоящей из Соединенных Штатов и других держав-победительниц. Естественно, никто не мог сделать это лучше Уинстона Черчилля, британского премьер-министра военного времени.
На самом деле это была особая форма политического лицемерия, поскольку именно Черчилль и Рузвельт в переговорах со Сталиным гарантировали ему советскую гегемонию далеко на Балканах. Ведь мы знаем о схемах на бумажных салфетках, согласно которым отдельные государства – Венгрия, Польша, об остальных я даже не хочу говорить – делились по зонам влияния. Поэтому неудивительно, что в некоторых странах, например в Болгарии или Венгрии, СССР на 80–90 % контролировал местные правительства, что впоследствии закрывало доступ туда Западу, который, со своей стороны, имел определенные представления о Советском Союзе.
План Маршалла также дает понять, что речь шла только о гарантии, стабилизации и удержании соответствующей сферы влияния. Мы не должны недооценивать то, что хорошо организованные коммунистические партии в таких странах, как Франция, Италия и Греция, следовали курсу Советского Союза и холодная война велась не только между Востоком и Западом, но и в самих странах Западной Европы. В конечном счете на карту были поставлены наследие Второй мировой войны и попытка добиться в политическом, а возможно, и в военном плане тех позиций, которые не удалось завоевать во время самой войны против Германии – конфликта, хуже которого уже ничего быть не могло. И мы видели, что после конференции в столице Словакии Братиславе в конце апреля 2000 года, на которой я присутствовал, американцы вновь продвигали идею холодной войны и железного занавеса для Европы: создания линии уступчивых государств от Балтии до Одессы для обеспечения невозможности беспрепятственных контактов между Российской Федерацией и Германией, Францией, Италией, Голландией и Данией. Концепция железного занавеса, если посмотреть, кто ее восстанавливает и сегодня, – это, скорее всего, западное изобретение.
В начале 1950-х годов Германия была практически вынуждена интегрироваться в Запад, войдя в Европейское объединение угля и стали. Затем Аденауэр и Шарль де Голль подписали Елисейский договор. Давайте поговорим об этом. Что это была за интеграция: преднамеренная, непреднамеренная? Почему Париж и Бонн? Где были идеологи, то есть англосаксы, зачем они допустили этот новый союз?
В то время англосаксонская, и прежде всего британская, точка зрения заключалась в необходимости общей Западной Европы, но с Великобританией в стороне. Это была последняя попытка избежать признания в том, что дни Британской империи, правившей большей частью мира, прошли. По итогам Первой мировой войны и Версальского мира британцам пришлось уступить роль своему американскому двоюродному брату, что было весьма болезненно воспринято в британском финансовом центре Лондона, поскольку часть сложных репарационных выплат Германии в пользу Франции и Великобритании перекочевала на Уолл-стрит. Все это необходимо учитывать, когда мы говорим о британских стратегических решениях – это ощущается и сегодня в условиях брексита, вне зависимости от того, чем он закончится.
Во времена ослабления американской мировой власти и несмотря на бушующую сейчас в Вашингтоне борьбу между президентом и политической системой, британцы готовы идти по следам слабеющей Америки между Суэцем и Сингапуром. Стоит только послушать заявления британского начальника Генерального штаба за последние несколько месяцев, и становится ясно, что в той ситуации, в которой находятся сейчас Европа и мир, Великобритания делает все возможное, чтобы вернуть себе свою прежнюю позицию. И это говорит о том, что Лондон, по-видимому, никогда не думал иначе, даже в связи с той ролью, которую, как считалось, он мог сыграть в континентальной Европе.