Теперь к вопросу об интеграции с Западом. Мы уже говорили о том, что еще до Первой мировой Соединенные Штаты были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы путем конфликта в Европе добиться такого масштаба войны, который гарантировал бы им тотальный контроль над всей Европой, а не только над отдельными государствами. Это нужно было им для сбыта своей продукции, поскольку производственные мощности США, которые появились в результате «Нового курса», особенно после Второй мировой войны, были таких масштабов, что продать все в самой Америке было абсолютно невозможно. Для этого, собственно, нужны были рынки, меньше всего пострадавшие от войн, чего нельзя сказать о разрозненной в результате войны Западной Европе. Здесь, очевидно, имел место двойной интерес.
Мы уже говорили о генерале СС Олендорфе, который с 1943 года пропагандировал среди не принадлежащих к национал-социалистам ученых свободную мысль о развитии Европы после обозримого окончания войны и, будучи статс-секретарем в рейхсминистерстве экономики в Берлине, помогал этим идеям сбыться. Причем безусловно, как и генерал СС Вольф в Италии, при поддержке Гиммлера. И в этом отношении их взгляды совпали. С французской стороны Шуман и бывший мэр Страсбурга Пфлимлен думали схожим образом: полагали, что экономические отношения больше не должны развиваться на почве соперничества. Речь шла не только об угле и стали, но и о зарождающейся ядерной энергетике, предмете договора об учреждении Европейского сообщества по атомной энергии и дальнейшем развитии. Сегодня следует упомянуть, что в этот договор были включены нормы и правила, направленные на поддержку общеевропейской безопасности. Это случилось вскоре после окончания Второй мировой войны – нужно об этом помнить. Не секрет, что впоследствии эти правила перекочевали в договоры о Европейском экономическом сообществе. То, что данные положения уже были встроены в договор Объединения угля и стали, наглядно показывает, чем все должно было в итоге закончиться.
Меркель и Макрон подписывают договор – преемник Елисейского договора во времена брексита. Совпадение ли то, что Британия говорит о брексите, а Париж и Берлин подписывают новый договор? Выглядит так, словно Европа действительно пришла в движение и сферы интересов меняются.
Таковы роковые последствия политики госпожи Меркель. Если разобраться в том, что сыграло роль в кампании по референдуму о брексите, то это будет именно миграционное развитие, затеянное для всей Европы госпожой Меркель, причем без всяких согласований с соседями. Есть много скрытых и явных причин, по которым большинство в Великобритании высказалось за брексит. Но основную ответственность следует возложить на политику Германии, проводимую канцлером Ангелой Меркель. Мы только что говорили о ее влиянии на наших польских, а также восточных и центральноевропейских соседей, у которых происходило то же самое. Она разрушила основную идею Европы: никогда ничего не предпринимать без согласия соседних стран. Это было декларированной целью политики, начиная с Конрада Аденауэра и заканчивая Гельмутом Колем и Герхардом Шрёдером, которая принесла трагические последствия для всех нас при Меркель. Отсюда становится понятно, чего нам стоит ожидать в Европе, поскольку по самым разным причинам Вашингтон и Москва могут быть не заинтересованы в укреплении ее позиций. На все надо смотреть трезво.
Вы считаете, что слабая Европа больше устраивала бы и Вашингтон, и Москву?
Да, нам следует это сознавать. И я хотел бы привести актуальное доказательство. В бытность министра иностранных дел Габриэля, то есть при последнем правительстве, был период, когда он в своих публичных заявлениях выражал озабоченность тем, что в отношении Европы дело может дойти до так называемого кондоминиума между Соединенными Штатами и Российской Федерацией. Об этом меня в то время спрашивала ведущая на Russia Today Софико Шеварднадзе. С середины 1980-х годов такая озабоченность играла определенную роль в политике Бонна, а затем и Берлина. Во время Второй мировой войны, о которой мы только что говорили, сферы влияния также разграничивались. Так происходило не только между Гитлером и Сталиным, но и между Черчиллем, Рузвельтом и Сталиным.
Во время визитов в Вашингтон, где я неоднократно бывал в сопровождении Альфреда Дреггера или в одиночку, в конце холодной войны, постоянно обсуждались подобные вопросы. В этом отношении очень помогали публичные заявления президента России Путина о том, что Российская Федерация не будет делать ничего, что могло бы пойти вразрез с заложенным в Брюсселе курсом на европейское развитие. Это динамичный процесс, и момент принятия решения в Западной Европе всегда зависит от того, насколько тщательно мы сбалансируем все составляющие между собой. И тут канцлер Ангела Меркель проявила себя как «разрушитель» европейской концепции.
В конфронтации в 1949 году на немецкой земле были созданы две противоборствующие системы. И одна из них – НАТО. Первая стратегическая концепция обороны Североатлантического региона основывалась на американской стратегии «сдерживания». Изначально НАТО служил оборонительным целям, но потом превратился в наступательный альянс, если можно так выразиться. Почему так произошло?
С 1919 года, после заключения Версальского договора, у Германии было четыре основных переломных момента. Первым, несомненно, стал захват власти нацистами. Адольф Гитлер и заинтересованные представители политической, экономической и военной элиты того времени практически захватили Германию, чтобы использовать в своих целях все, что осталось после Первой мировой войны. Второй момент произошел 8–9 мая 1945 года. Державы-победительницы забрали себе то, что осталось после Второй мировой. Следующим важным моментом было лето 1988 года, когда американское правительство официально сообщило нам, военным политикам ХДС/ХСС, что после окончания Второй мировой войны Советский Союз не сделал в Европе ничего, кроме защиты матушки России от агрессоров вроде Наполеона или Гитлера, и что мы должны забыть все, о чем нам говорили в период между 1949 и 1988 годами. Тем временем, и это четвертый крупный переломный момент, расширение НАТО на восток вернуло нас к противостоянию с Российской Федерацией – опять же вопреки здравому смыслу, – так что теперь мы должны каждый день задаваться вопросом, почему, если исходить из действий НАТО вдоль западной границы России, военный конфликт еще не начался.
Если принять во внимание эти четыре момента, можно высказаться о том, что произошло при создании НАТО. В то время ФРГ, как и ГДР, была безвольным инструментом зарождающегося государственного строя, полностью находясь в руках союзников, которые к этому моменту уже были в состоянии холодной войны, чему способствовала Корейская война, когда обе стороны впервые открыли огонь друг по другу. Мы внимательно рассмотрим все это, чтобы разобраться, в чем состоял вклад самой Германии, а что было спущено из Вашингтона, возможно, из Лондона и даже из Парижа. И должен сказать, что, по моей оценке, с 1949 года до того памятного вечера 1988 года в штаб-квартире ЦРУ, явно имело место стороннее формирование военной, оборонной и общеполитической ситуации в Европе – в первую очередь со стороны Соединенных Штатов.
Конечно, Западная Германия тоже предпринимала попытки повлиять на формирование военных и силовых структур в Европе, например, в части предоставления своих территорий для хранения обычного и ядерного вооружения. Но в основном все это решалось извне, и яркое тому подтверждение – третий переломный момент. После воссоединения Германии мы наблюдали, как наши попытки установления мира в Европе с помощью Парижской хартии были пресечены единственной оставшейся сверхдержавой, Соединенными Штатами. Сегодня, в связи с расширением НАТО на восток, мы находимся в ситуации, аналогичной той, что была между 1949 и 1990 годами, когда в центре Германии стояли враждебные друг другу стороны: тогда НАТО и Варшавский договор – теперь НАТО и Российская Федерация. Причем не потому, что противостояния хотели русские, а потому, что НАТО сделал такой подход своим руководящим принципом.
Чтобы увидеть, в какой ситуации мы оказались тогда, стоит внимательно изучить каждый отдельный шаг. Все это имеет прямое отношение к образцу и модели американской политики с начала Первой мировой войны. Сегодня я получил от бывшего высокопоставленного офицера бундесвера выписку из журнала Foreign Affairs[44] за прошлую осень. Документ включает в себя обширную коллекцию цитат, начиная от Джорджа Кеннана и заканчивая всеми известными нам громкими именами. В ней подробно обосновывается, что в 1949–1990 годах Советский Союз не имел агрессивных военных намерений в отношении Западной Европы. Конечно, советское руководство надеялось на успех местных коммунистических партий или на восстания в Западной Европе, но мощный военный аппарат, по словам Foreign Affairs, служил, как уже говорилось, исключительно для защиты матушки России от «Наполеонов» и «Гитлеров».
И тут возникает закономерный вопрос: как поступает сегодня НАТО со страной, которая хочет мира? Значит, войны хочет НАТО? И мы настолько слабовольны, что безрассудно плетемся за ним? Мы же видели, к чему это приводит! Договор НАТО, одобренный германским бундестагом в середине 1950-х годов, иначе раньше и быть не могло, прямо указывает на то, что НАТО является оборонительной организацией. Поскольку в США знали, как к этому относятся все европейцы, в апреле 1999 года, во время войны против Республики Югославия, они изменили свою стратегию, что противоречило международному праву. Переход от оборонительного к наступательному союзу в обычных обстоятельствах не принял бы ни один европейский парламент. Вот почему так позорно, что договор, на который мы возлагали надежды, с весны 1999 года был превращен нашим правительством в нечто совершенно противоположное – и тут следует обратиться как к Герхарду Шрёдеру, так и к Йошке Фишеру. И столь же позорно, что с изменением согласился конституционный суд. Это предательство немецкого народа и парламентской демократии – худшее, что могло произойти. Таким образом, все выводы, сделанные по итогам мировых войн в Европе, были отправлены псу под хвост.