а исключением Пфальца, Баден-Вюртемберга и Баварии. Там все развивалось по-другому.
Напряженность в Германии растет. Это связано с тем, что к настоящему времени сложилось впечатление, что политика федерального правительства не только не согласована с немецким народом – и не только в вопросах миграции, – но и прилагаются все усилия для того, чтобы в Германии никогда больше не было самостоятельной политики. И, задумываясь о следующих выборах в Германии и Европе, следует спросить себя, будут ли они по-прежнему носить характер свободных, равных и тайных. И мы увидим все административное давление, направленное на то, чтобы держать проводящие такую политику партии под контролем правительства, даже если на это не было согласия немецкого народа. Это проясняет ожидающую нас напряженность. И она выходит далеко за пределы Ростока и Дрездена.
Как изменился мир после смерти Сталина в 1953 году?
Я не могу молчать об этом – это было бы спекуляцией. Но самое интересное для меня, помимо внутренних конфликтов СССР – вспомним выступление Хрущева на съезде КПСС, – в том, что даже после смерти Сталина советское руководство не прекратило активно вмешиваться в касающиеся Европы вопросы, например в отношении польского министра иностранных дел Рапацкого и его знаменитого плана[46].
Если разобраться во всем по порядку, вырисовывается общая логическая цепочка российской политики в Европе, еще со времен Александра I и Венского конгресса 1815 года. Россия всегда, будь то царская империя, Советский Союз или наши дни, преследовала идею создания в Европе структур, которые обеспечат стабильную безопасность государств, независимо от их внутренних отношений и устройства. Лично у меня много вопросов в отношении последнего пункта, поскольку противостоящая этой идее англосаксонская концепция такова: вся Европа наша, а внутреннее устройство должно соответствовать взглядам Лондона, Нью-Йорка и так далее. Вот в чем разница, поэтому смерть Иосифа Сталина ничего не изменила.
Мы уже обсуждали некоторые аспекты в отношении Троцкого. Считается, что Троцкий был фигурой, поставленной американцами, и на самом деле США враждовали в том числе со Сталиным. Была ли это борьба за власть между американцами и вождем, или это был внутрироссийский конфликт?
Здесь следует рассмотреть несколько этапов американского влияния в СССР. Например, крупные инвестиции капитала США в разоренном гражданской войной Советском Союзе. Хотя впоследствии все изменилось, но в 1920-х годах прошлого века такое тесное сотрудничество велось. Американский промышленник Арманд Хаммер до самой смерти был тесно связан с советским руководством, вплоть до конца существования Советского Союза. Так что между небом и землей существуют вещи, о которых можно только догадываться, но не знать наверняка.
Интересная история: в советских школах о Хаммере рассказывали, что он был первым настоящим американским империалистом и отправил в Советский Союз два вагона с карандашами. В ответ Ленин якобы прислал ему два вагона с золотом и драгоценностями, изъятых у офицеров царской армии.
К этому можно прибавить активную медицинскую поддержку, которую господин Хаммер, судя по всему, обеспечивал для СССР. До конца жизни он заботился о своих интересах в нефтяном секторе. Это была любопытная кооперация между американским капиталистом и коммунистическим или социалистическим советским строем. Предполагаю, это был не единичный случай.
В середине 1960-х годов в Германии впервые произошел экономический спад. СвДП[47]хотела бороться с рецессией иначе, чем ХДС. Поэтому в 1966 году коалиция распалась. Возникли новые коалиции. Стали ли эти годы вехой на пути к политической зрелости?
Нужно помнить, что это произошло спустя всего пятнадцать-шестнадцать лет после образования ФРГ. И если принять во внимание трудности, с которыми новому государству пришлось столкнуться на немецкой земле, то это не особенно долгий срок. Многому нужно было сначала научиться, и помимо этого было также необходимо справиться с серьезной нуждой. На самом деле удивительно, даже в ретроспективе, что на этом этапе прорыва, становления и реституции, когда Германия снова обрела нормальные условия для жизни, вводились такие основополагающие социальные пособия, как динамическая пенсия, которые до сих пор определяют нашу жизнь и за которые до сих пор выступает Ганс Катцер из Кёльна, бывший министр труда.
Ситуация складывалась довольно интересная: многие пособия, особенно социальные, очевидно, были введены в молодой ФРГ из-за антагонистической ситуации в Германии и Европе, так как на Востоке шел социалистический эксперимент, в котором на первом плане стояли социальные вопросы. И не важно, можно было их решить или нет – заявка была такой. В этом отношении внутриевропейское соперничество поспособствовало тому, что идеи Советского Союза оказались привлекательными в Западной Европе и привели к любопытным событиям во Франции и Италии. Чтобы не усложнять ситуацию внутри Германии, по крайней мере с точки зрения ответственных лиц в Бонне и Вашингтоне, молодой Федеративной Республике было позволено проводить образцовую для Западной Европы социальную политику. Это не только поставило страну в выгодное положение по сравнению с Советским Союзом и ГДР, но и поспособствовало возобновлению старой доброй немецкой традиции, которую, безусловно, можно сравнить с социальными мерами эпохи Бисмарка. Важно понимать это, чтобы разобраться в том, что произошло в середине 1960-х годов, когда экономическая ситуация впервые стала проблематичной и, помимо уже существовавшего соперничества между ХДС, ХСС и СвДП, то есть между партнерами по коалиции, в различных политических сферах возникли разные представления, например, о налоговом законодательстве.
Все вышло иначе, чем ожидалось, потому что разногласия в малой коалиции привели к большой. Я только хочу обратить внимание на то, что большая коалиция, в своем первоначальном виде, выступила с заявлением о необходимости комплексного решения ситуации в Германии. Его нельзя было реализовать малой коалицией, а необходимо было поддержать на более широкой основе. Только это гарантировало возможность проведения более крупной реформы в экономической и финансовой сферах. За это выступали министр Франц-Йозеф Штраус, который, судя по всему, проходил испытательный срок после серьезных личных проблем из-за скандала с журналом Spiegel, и министр от социал-демократов Карл Шиллер. Эти двое отвечали за экономику и финансы, завоевав сердца избирателей подобно Плиху и Плюху[48]. Они создали в Федеративной Республике Германия экономический и социальный порядок, который сохранился и сегодня. Они действительно хорошо сработались.
Несмотря на все вышесказанное, нельзя исключать, что большая коалиция возникла не из-за распада малой или из-за вновь вспыхнувшей любви между ХДС/ХСС и СДПГ, а из-за других сил, действовавших в тени. Тогда же, после 1966 года, появились и законы о чрезвычайном положении. Это были попытки, или так было решено, предоставления молодой ФРГ прав на обеспечение внутреннего порядка в случае конфликтной ситуации. Они были призваны заменить права, которые имели или могли иметь союзники на территории Германии в случае военной необходимости, – в нейтральной формулировке. Так что у нас была система влияния на германскую политику в англосаксонском, то есть в британском, американском, а также французском смысле, которая сегодня даже несколько укрепилась.
Я наблюдал такую систему в 1980-х годах, особенно незадолго до воссоединения Германии, будучи членом правления фракции ХДС/ХСС. Поделюсь одним примером, который особенно наглядно показывает принцип ее работы. Федеральное правительство во главе с Гельмутом Колем хотело укрепить свою зерновую промышленность, а следовательно, и сельское хозяйство, поскольку импорт американской сои усложнял ему жизнь, если не сказать загонял в тупик. И этот эффект необходимо было смягчить или даже устранить налоговой пошлиной на импорт американских соевых продуктов. Я хорошо помню, как на заседание правления фракции пришел канцлер Гельмут Коль и сказал не тратить силы зря, так как Вашингтон предупреждает о вводе специальных пошлин на Porsche в случае нашей активности. Тут можно сказать только то, что это не лучший способ ведения дел между государствами, но, очевидно, так они и ведутся.
Я полагаю, что давление до сих пор остается надежным политическим инструментом, как мы сейчас наблюдаем в отношении дополнительного газопровода «Северный поток – 2» из Российской Федерации в Германию. Или даже раньше, в 1970-х годах, в бизнесе по производству газовых труб. Соединенные Штаты могут представить себе мир только таким образом, чтобы даже важные политические решения в стране, которая может даже считать себя партнером, принимались не в Берлине или Бонне, а в Вашингтоне. Это американская мечта, потому что США, скорее всего, хотят мира, в котором каждое решение принимается в Вашингтоне, а затем реализуется на местном уровне. Это мы можем наблюдать уже с того момента, который вы упомянули в своем вопросе.
В то время к большой коалиции привели стратегические соображения, исходившие не только из Бонна, но и из Вашингтона – так решили тогда. И если посмотреть на большую коалицию того времени в сравнении с нынешней, то сегодняшняя явно уступает ей по качеству. Раньше это была настоящая большая коалиция двух могущественных народных партий, доминировавшая в парламентской жизни и параллельно которой оппозиция вела в бундестаге теневое существование. Для сравнения, большая коалиция под руководством Ангелы Меркель объединила две слепые и хромые партии. И это все, что осталось перед тем, как обе партии больше не наберут требуемых 50 % плюс один в бундестаге, которые необходимы для успешного формирования правительства. Отсюда ясно, что политическая система в Германии после воссоединения приобрела совершенно иное качество и парламентская жизнь больше не определяется крупными народными партиями.