ли неоправданно, связанным с прошлым столетием. Вместе с канцлером Ангелой Меркель началась новая глава, которую мы наблюдали на довольно эффектном переезде столицы в Берлин. Тем самым по итогу получилось государство, которое мы, выросшие в прежней Федеративной Республике, и представить себе не могли.
В Бонне государство определялось суверенитетом граждан: вся власть исходит от народа – таков был демократический принцип. Мы уже говорили о том, что Маастрихтский договор тоже открыл новую страницу в истории. С тех пор государственная власть исходит уже не от народа, а от НПО и лоббистских организаций, которые имеют решающее влияние на политику в Берлине и Брюсселе. Тем самым презентуется образ государства, близкий к Соединенным Штатам. Так что происходящее в Брюсселе и в Берлине по сути дублирует происходящее в Вашингтоне. Вместо ФРГ мы получили совсем другую страну, хотя многие считают, что ничего не изменилось. Это необходимо учитывать при ответе на вопрос о дальнейшем развитии. Фактически оно больше не имеет ничего общего с гражданином, или имеет, но формально, – в лучшем случае. Это также видно на примере политических партий. В прежней Федеративной Республике они были близки гражданам, народу и, как красиво сказано в конституции, принимали участие в формировании политической воли народа. За это время они превратились в ведущие партии, где политика спускается сверху вниз, а члены должны беспрекословно ей подчиняться. И если во время дискуссии в окружном отделении ХДС в Нойсе кто-то из присутствующих считает, что она может повредить канцлеру в Берлине, он немедленно туда звонит, не дожидаясь окончания мероприятия. Это наглядно показывает, что внутри политических партий мы имеем дело со структурой, напоминающей жесткий централизм СЕПГ[55] или какой-то коммунистической или фашистской партии, а совсем не то, что мы в прежней ФРГ считали частью своей жизни. Каждому, кто говорит сегодня в Германии «Даешь больше демократии!», как в свое время Вилли Брандт, вероятно, стоит ожидать скорого ареста.
Тем самым вы практически предвосхитили мой второй вопрос: что такого изменила Ангела Меркель, что не соответствует этому наследию?
С моей точки зрения, это центральный момент: она полностью отодвинула на второй план основное правило немецкой политики – стремление к согласию со всеми соседями, большими и малыми. Мы видели это на примере новой энергетической политики и в связи с лишением Германии границ в сентябре 2015 года. Без всякой уважительной законной причины госпожа Меркель привезла сотни тысяч людей со всего мира в Европу и разрешила им пересечь германскую границу, а затем захотела раздать соседям, которых перед этим не спросила так же, как и раньше народ Германии. И немецкий бундестаг не предпринимает никаких усилий, чтобы хотя бы начать обсуждать этот важный вопрос. У нас такая же авторитарная ситуация, как и при режиме Чаушеску – по крайней мере, так считает все больше людей.
Итак, мы снова вернулись к Восточной Европе. В эти годы политика в отношении России постепенно «закручивалась» и адаптировалась к требованиям США и Великобритании. Почему? Что выиграла от этого Германия, если вообще выиграла?
Естественно, Германия ничего не выиграла. Это связано с Братиславской конференцией, о которой уже много раз упоминалось, и стоящим за ней американским планированием. В стране, которая отличается от Пуэрто-Рико только тем, что находится в Европе – таково американское представление о господстве, – нельзя допускать ничего, что могло бы привести к самостоятельности, в том числе и в отношении НАТО. Однако если все государственное планирование вплоть до западной границы России должно основываться на американских интересах, то это, конечно, касается и отношений с Российской Федерацией.
Есть моменты, которые наглядно показывают, что изменилось за это время, и я хотел бы напомнить о них. В 2012 году штатный музыкальный корпус бундесвера впервые принял участие в большом военном музыкальном фестивале на Красной площади. На видео с этого выступления видно, как тепло его встречали. Пока оно еще доступно в интернете, его следует посмотреть каждому и убедиться в том, насколько хорошими были отношения между Германией и Российской Федерацией, и на тот момент видно было это очень ясно. Следующий момент связан с моим домом. Я живу недалеко от Дюссельдорфа, где расположен крупный немецкий военно-промышленный концерн Rheinmetall. В то время его задачей была поставка российским вооруженным силам самого современного центра боевого управления, который только можно было себе представить. Вся работа остановилась после того, как Соединенные Штаты начали чернить Российскую Федерацию и ее президента, клеймить его как нового Гитлера, как и в случае со всеми, кого они взяли под прицел. Достаточно взглянуть на обложки ведущих американских журналов и газет за 2013–2014 годы, которые были худшими из когда-либо опубликованных об иностранном президенте или главе государства со времен германского императора Вильгельма II, и становится ясно, как рассматривается развитие событий в отношении Российской Федерации. А расплачиваются за это немцы и русские. Потому что в Европе может происходить только то, что отвечает интересам Америки, если только не идти на большой риск, как это происходит у нас в связи с тем или иным проектом в энергетическом секторе. На мой взгляд, стоит опасаться того, что могущественные группы заинтересованных лиц из США готовят Российской Федерации ту же участь, что и для Германии в Первой мировой войне, – теми же самыми силами. При этом учитываются последствия, подобные Версальскому миру, и появление такой фигуры, как Гитлер. Перед Германией стоит выбор: присоединиться или стать полем боя, или и то, и другое.
В какой степени Германия способна вести собственную политику, не оглядываясь постоянно по сторонам?
Это практически и фактически невозможно, за исключением таких нюансов, как позиция Социал-демократической партии по развертыванию новых ракет средней дальности или позиция Европы по ядерной сделке с Ираном. Но в целом за свою политику приходится бороться. В связи с «Северным потоком – 2» мы видим, к каким средствам прибегают США, чтобы затормозить этот разумный, полезный и хорошо спланированный энергетический проект. Не то чтобы Соединенные Штаты обращались к Берлину, если им ничего не нужно. Хотя они так тоже поступают, но дополнительно давят на каждое европейское государство, с которым имеет отношения Германия, пока оно не выступит против решения Берлина. Это обычная практика. Это видно и по принципу работы НАТО: когда принимается какое-либо решение, первым требованием является выработка единой позиции. И всем известно, что единственная позиция, с которой можно согласиться, – американская – любая другая невозможна. Я надеюсь, что однажды придет тот день, когда в НАТО и в Евросоюзе скажут: у нас другое мнение на этот счет и мы не поддержим такое решение. Тогда либо НАТО превратится в более открытую договорную организацию, где учитываются интересы всех государств, либо США скажут: с нас хватит, мы уходим. Если не задаваться такими вопросами, Европу втянут в войну.
Сирия, Иран, Израиль, Ливан и Ливия – это лишь некоторые из множества возможных мировых конфликтов. Кто играет там первую скрипку, какая роль отводится Германии и чего нам ожидать в ближайшие годы?
На вопрос о роли Германии я могу ответить только с тоской и грустью. Во времена Гельмута Коля, в 1990-х годах, правительство Германии – а я вел переговоры от лица Коля в Тегеране – внесло большой вклад в достижение соглашения между враждующими Израилем и Ираном об обмене убитыми израильтянами и пленными палестинцами. А когда в августе 1998 года в Тель-Авиве приземлились самолеты люфтваффе Германии, стало понятно, чего можно добиться, когда государство действует самостоятельно в качестве посредника между другими странами, с каждой из которых оно поддерживает дружеские отношения, но которые враждебно настроены друг к другу. Ангела Меркель уже давно вывела нашу страну из этой роли, полностью приковав себя к израильской политике. Это было слишком даже для бывшего федерального президента Йоахима Гаука, так что во время государственного визита в Израиль он не только поднял брови в связи со словами Меркель о национальных интересах Германии, но и отметил, что это болтовня, которая делает Германию политически недееспособной в регионе, который действительно мог нуждаться в нашей помощи из-за готовности других государств к войне.
Сто лет Версальскому договору, тридцать лет со дня воссоединения. Освободились ли мы наконец-то в Германии от версальского синдрома, или борьба за власть продолжается?
Честно говоря, от истории нельзя освободиться. Необходимо снова и снова спрашивать себя, учтены ли в сегодняшних оценках все необходимые аспекты. В контексте истории, написанной победителями, существует тенденция к повороту некоторых исторических событий таким образом, чтобы не оставалось места для маневров. Что касается Версальского договора, нужно учитывать кое-что исходящее от врага в прошлом и дружественного государства в настоящем. Я говорю, в частности, о Великобритании. Несколько лет назад я видел один любопытный репортаж о заседании Королевского географического общества в Великобритании. На нем сопоставлялись позиции Германии, Великобритании и других стран. Двое ученых представляли имперскую Германию и еще двое – Великобританию. Это была передача в лучших британских традициях в общемировом понимании, где действительно приводились весомые аргументы. По итогу ученые в один голос заявили: Германия была миролюбивой державой и, в отличие от Великобритании, Франции, США и других, не вела войн. Об этом не стоит забывать, если речь заходит о Версале.
В своей книге Кристофер Кларк мастерски игнорировал ответственность Великобритании и Франции за развязывание Первой мировой войны, просто о ней умолчав. Сейчас можно сказать: это дела прошлого, не имеющие отношения к текущей ситуации. Но я считаю, что, предоставив все прошлому, мы совершим ошибку. И в 2017 году, во время первого визита нового американского президента во Францию по случаю национального праздника 14 июля, мы видели, что он и французский президент прекрасно помнили о вступлении США в войну на стороне Антанты. Соответственно, Трамп заявил, что Соединенные Штаты вступили тогда в войну для предотвращения победы имперской Германии и ее партнера Австро-Венгрии. Это означает, что прошлое нас догоняет. И тем самым возникает вопрос по поводу так называемого европейского мирного проекта: исходит ли нынешнее политическое развитие Евросоюза и, в определенной степени, НАТО от суверенных, отвечающих за свои действия государств-соседей, или оно в конечном итоге основано на истории победителей, которая вразрез исторической правде приписывает особое положение Германии, а возможно, и Австрии? Это следует рассматривать в контексте знаменитого параграфа Версальского договора о вине за войну – приговора победителей побежденному, который, воп