— Ну, да… а сами американцы когда еще его схватятся…
— Если вообще схватятся — подмигивает мне Сергей Сергеевич — оно им надо, шум сейчас в Париже поднимать?
Убедившись, что со мной все в порядке, полковник командует мне: «Подъем!» и назначает время выезда. В половине девятого нас ждет в госпитале старший Трамп, чтобы провести в палату к своему непутевому сыну. Месье Робер Эрсан в это время будет помогать отцу Веры и посольским юристам с оформлением оставшихся документов. Потом у нас состоится большая пресс-конференция в посольстве, а вечером мы вылетаем в Москву. Там в ДК МВД все уже подготовлено к прощанию с Верой. Если не случится никакого форс мажора, то сегодня все пройдет именно по такому плану, но я уже боюсь загадывать — не знаешь, чего еще ждать от этих французов. Скорей бы домой вернуться, тошнит меня уже от мрачного, дождливого Парижа.
— Слушай, Виктор, может, снова японцев с собой возьмем к Трампу? — предлагает мне безопасник за завтраком — они с самого утра опять у ворот посольства снимают.
Вот же неуемные… спать-то они вообще ложатся?
— Можно, конечно, пообниматься с Фредом Трампом на камеру, чего не сделаешь ради общего дела — нехотя соглашаюсь я — Только нужно его заранее предупредить, чтобы он не удивлялся и не шарахался от меня.
— Сейчас предупредим и Трампа-старшего, и японцев по-тихому.
— А чего по-тихому? Там наверняка рядом с японцами кто-нибудь еще из журналюг отирается — пусть тоже «случайно» услышат про госпиталь, нам сейчас чем больше зрителей, тем лучше. Надо бы еще вбить клин между разными таблоидами — похвалить на пресс-конференции «хороших» и опустить ниже плинтуса «плохих».
— Да, неплохо бы… меня тоже беспокоит, что французские журналисты пытаются проявлять солидарность с папарацци, виноватыми в смерти Веры. Боюсь, на пресс-конференции они постараются загнать тебя в угол.
— Пусть попробуют — зубы себе обломают! Хуже Саттера все равно никого нет.
…По пути в госпиталь мы сегодня проезжаем мимо футбольного стадиона «Парк де Пренс». Он расположен все в том же XVI округе Парижа, но южнее нашего посольства — на бульваре Периферик. Майкл тонко намекнул, что если я все-таки решу когда-нибудь выступать в Париже, то это для нас самая подходящая арена — 50 тыс. мест, реконструирован в 72-м, и там вполне современное оснащение. Для сравнения: Ролан Гаррос с его центральной ареной только на 15 тыс. мест. А зал Олимпия, в котором так рвутся выступать все наши именитые артисты — всего-то на 2 тыс. мест. Почувствуй разницу, Виктор! Ну… не знаю. Рано об этом говорить. Может быть в следующем году — на годовщину Вериной гибели? Собрать именитых музыкантов, спеть что-нибудь хором…
Фред Трамп встречает меня на ступеньках госпитального корпуса, в котором расположена травматология. Мы жмем друг другу руки, похлопываем друг друга по плечу, всячески демонстрируя дружеское расположение. При этом делаем вид, что в упор не замечаем журналистов, расположившихся неподалеку от входа.
— Господин Селезнев, можно пару слов для британского издания «Sun»?
Я оборачиваюсь, изображая искреннее удивление, смутно знакомый журналист, радостно скалясь, подбегает к нам. Если бы не моя охрана, то он, наверное, нахально втиснулся бы между мной и Фредом.
— Виктор, как вы прокомментируете ночные погромы в редакциях французских таблоидов?
— Мне нечего вам сказать — равнодушно пожимаю я плечами — знаю только то, что увидел сегодня утром в новостях. Другой информации у меня нет.
— И все же? Это ведь фанаты вашей группы!
— Могу лишь добавить, что участия в этом не принимал и французским фанатам «Red Stars» указаний по телефону не давал.
— Но зато вчера вы призывали их…
— Стоп! — резко осаживаю я обнаглевшего журналюгу — Вспомните о том, что каждое мое вчерашнее слово было зафиксировано на камеру. Все остальное будет вашими личными домыслами, которые легко опровергнуть в суде. Мои интересы во Франции представляет уважаемый мэтр Робер Эрсан, поэтому прежде, чем обвинить меня в чем-то, сначала сто раз подумайте.
— Раньше вы были терпимее к прессе! — обиженно поджимает губы англичанин.
— Я и сейчас готов к уважительному диалогу с журналистами. За исключением тех изданий, чьи сотрудники виновны в аварии. С убийцами, их пособниками и защитниками мне говорить не о чем. А теперь простите, но нам с Фредом нужно идти, нас ждет Дональд. Увидимся позже.
Ничего, хватит с этой английской морды и такого короткого «эксклюзива». Зато подумает, как вести себя на пресс-конференции, если хочет получить от нас важную информацию.
…Посещение Доналда заняло у нас с Майклом минут двадцать и вызвало очередную волну раздражения. Рыжий то и дело тихо стонал, жаловался на сильные головные боли и вообще изображал из себя умирающего лебедя, пытаясь вызвать мое сочувствие. Но поскольку дело происходило в ВИП — палате куда журналистам было не попасть, здесь притворяться я не собирался. Холодно поздоровался, вручил цветы и корзину фруктов, уместные случаю, и, проигнорировав жалобные взгляды Дональда, сразу же перешел к делу.
— Сегодняшние новости все смотрели?
Трампы настороженно кивают, «рыжий лебедь» даже умирать пока передумал.
— Общественные настроения против желтой прессы достигли во Франции такого градуса, что грех нам этим не воспользоваться. Господа, как смотрите на то, чтобы стереть с лица земли парочку этих изданий?
— В смысле разорить? — тут же оживляется «легко-тяжело-раненный».
— Да. Начать большую охоту на их главных редакторов, собрать на них компромат, развеять по ветру деловую репутацию, сделать изгоями в журналистском сообществе, разорить через суд. Пусть побудут в чужой шкуре.
Отец с сыном переглядываются, и надо отдать им должное — долго не раздумывают. Понимают, что лучшая защита сейчас — нападение.
— Мы в деле — Доналд окончательно бросает притворяться, по-деловому поправляет повязку на голове, в глазах его появляется хищный блеск. Угу… кто-то встал на тропу войны — Сегодня же переговорю с Эрсаном, нам нужно нанять команду опытных детективов.
— Тогда я поднимаю шум на сегодняшней пресс конференции, вечером мы улетаем, а вы здесь подхватываете знамя. Покинуть Францию все мы должны так, чтобы об этом еще неделю говорили, понимаете? Планируйте отлет в США дня через три после нас. Заранее нагнетайте обстановку, дайте денег лечащему врачу — нужно чтобы в прессу просочились сведения, что у Дональда резко ухудшилось самочувствие, поэтому вы вынуждены срочно перевезти его в США. В аэропорт советую ехать на реанимобиле, с включенной сиреной и в сопровождении эскорта полицейских машин. Журналисты должны обязательно заснять, как бедного Доналда в кислородной маске, с капельницей, и опутанного проводами медицинского оборудования переносят на борт самолета.
— Думаешь, журналисты сейчас начнут … копать под нас с Верой?
— Обязательно начнут. Вы заметили изменившийся тон сегодняшних выступлений? Вступила в дело корпоративная этика — им сейчас нужно срочно перевести стрелки и отвлечь внимание людей, чтобы их гнев перекинулся с желтой прессы на кого-нибудь другого.
Обговорив еще ряд деталей, я прощаюсь с американцами. Разговаривать нам пока больше не о чем. Да, сейчас мы с Трампами сообщники, но друзьями нам никогда не стать.
— Виктор… — останавливает меня в дверях голос Дональда — ты ведь не считаешь меня виноватым в гибели Веры?
Я застываю, но чуть помедлив, вынужден честно признать.
— Нет, не считаю. Лететь в Париж — это был личный выбор самой Веры. Все остальное — просто трагическое стечение обстоятельств.
— Хочу, чтобы ты знал, что роман с Верой не был для меня короткой интрижкой. У нас были большие совместные планы.
Молча, выхожу из палаты, хлопая за собой дверью.
Планы?!! Какие там могли быть «планы»?!! Самое большое, на что могла рассчитывать Вера — это негласный статус любовницы американского миллионера. Ну, завел бы Дональд крупный бизнес в Москве, а заодно и вторую, неофициальную семью. Как удобно, вот счастье-то для простой русской девушки…! Хотя кто этих девушек знает? Может, как раз для Веры это и было пределом всех ее мечтаний? Не работать, ничем себя не утруждать, родить Трампу ребенка и обеспечить себе безбедную жизнь. Не всем же страну спасать и мир под себя переделывать…
Мы выходим из ВИП отделения и направляемся в другое крыло, где и обстановка попроще, и народа в коридорах побольше. Не знаю, по собственной воле, или по подсказке мудрого мэтра Эрсана, но Фред оплатил отдельную палату для Эмиля Пино — таксиста, сидевшего за рулем машины, попавшей в аварию. То, что в аварии этот парень не виноват, стало окончательно ясно ещё вчера вечером, но полиция почему-то осторожничает и не торопится озвучивать заключение экспертов. Видимо боится новых беспорядков и ждет, когда немного спадет накал страстей.
Эмиля, находящегося до сих пор без сознания, мы смогли увидеть лишь через стекло — печальное зрелище — а вот с его лечащим врачом немного поговорить удалось. Шансы выкарабкаться у парня небольшие, поврежден головной мозг и позвоночник. Нам вежливо сообщили, что врачи делают все возможное для его спасения, и аккуратно выставили вон, сославшись на врачебную этику.
— Ну, что? Куда теперь? — спрашивает меня в лифте Сергей Сергеевич.
— Хочу посмотреть на одну из разгромленных ночью редакций.
— Думаешь, тебе стоит там появляться?
— Я же должен выказать им типа свое искреннее сочувствие! Так кто у нас здесь поближе расположен?
Полковник, привыкающий понемногу к моему мстительному характеру, понятливо хмыкает.
— Одна из редакций находится на площади Вогезов, здесь сравнительно недалеко.
— Вот и отлично, едем туда.
Площадь Вогезов — это рядом с Бастилией, и по большому счету нам нужно только по мосту на правый берег Сены переехать, от госпиталя действительно в двух шагах. Время до начала пресс-конференции еще есть, вполне успеем съездить, позлорадствовать.
Наша машина выруливает на бульвар де л'Опиталь и направляется в сторону Сены. Но на подъезде к вокзалу Аустерлиц нам приходится притормозить — в Париже еще не рассосались утренние пробки и мы застреваем на светофоре.