— Я с ним поговорю, — обещает мне сиплый.
— Благодарю, — киваю я.
Он тоже кивает.
— И ещё момент, Паша. Как с тобой связываться? Дай хоть номерок какой, там посыльного или диспетчера, я не знаю.
Они переглядываются и Цвет кивает:
— Записывай.
В горком ВЛКСМ я приезжаю на бежевой двадцать первой «Волге». Как босс. Великая честь, оказанная авторитетными людьми. Появляюсь я чуть раньше начала заседания и иду прямо в отдел к Лене Ивановой.
— Елена, здравствуйте, — дурачусь я. — Как поживаете?
— А, Егор, привет. Нормально, а ты как?
— Прекрасно-прекрасно.
— Слушай, мне сейчас некогда, — голос её переходит в скучный бюрократический диапазон. — Давай потом поболтаем, хорошо?
— Потом? — удивляюсь я. — Со мной? Со мной и потом?
С чего это ты так придуриваешься, говорит её взгляд.
— Ну как знаешь, Лена Иванова, — пожимаю я плечами. В конце концов, размер семьдесят два, номер три довольно распространённый. Так что, найду, кому отдать в хорошие руки…
— Чего? — не врубается она. — Ты… Ты достал что ли? Или хохмишь просто?
Я многозначительно похлопываю по сумке, висящей на плече.
— Нет серьёзно?
— Серьёзно, Лен.
— Ну давай скорее… Нет, погоди. Пойдём. Иди за мной.
Она тащит меня в какую-то коморку, похожую на чулан и я, достав из сумки, показываю товар лицом.
— Чехословакия.
— О! Егор! Какая прелесть! Спасибо тебе!
Её радости просто нет границ.
— Оба мне?
— Ну, конечно тебе. Кому же ещё. Забирай.
— Сколько я тебе должна? — напрягается она.
— Шутишь что ли? — мотаю я головой. — Разве можно с дамы брать деньги за бельё?
— Нет, Егор! Ну правда!
— Правда. Я тебе говорю. Нисколько.
От восторга у неё перехватывает дыхание, и она бросается ко мне как раз в тот момент, когда я поворачиваю голову к двери. Она открыта и на пороге стоит первый секретарь. Стоит и прожигает меня взглядом. А Лена её ещё не видит, поэтому, гонимая собственным восторгом, она вешается мне на шею и целует в щёку.
— Чем занимаетесь? — спрашивает Новицкая обманчиво спокойным голосом.
9. Поставим дело на широкую ногу
— Ирина Викторовна… э-э-э… — совершенно теряется Лена. — Да мы тут… Как бы…
— Лен, ты чего? — удивляется Новицкая. — Что с тобой, плохо что ли?
Если честно, мне смешно становится смотреть на это всё.
— Да ничем особенным, Ирина Викторовна, мы тут не занимаемся, — усмехаюсь я. — Товарно-денежный обмен. Дефицит в обмен на денежные знаки.
— Ты тут бельём что ли спекулируешь? — поднимает брови Ирина.
— Нет, не спекулирую.
— Он не спекулирует, — крутит головой Лена очень похоже на Женю Лукашина из «Иронии судьбы».
А Новицкая, кстати, точь в точь Ипполит. Я не сдерживаюсь и широко улыбаюсь.
— Что такое, Брагин? — спрашивает Новицкая. — Я что-то смешное говорю? Чего ты улыбаешься? У вас что тут…
— Нет-нет-нет! — начинает испуганно тараторить Иванова. — Ничего такого! Я его просто так чмокнула, из благодарности. У меня же жених!
«Кринжово», — как сказала бы моя дочь, что на человеческом языке означает «испанский стыд».
— Какой ещё жених? Что ты несёшь!
— Да, правда, Ирина Викторовна. Мы и заявление подали уже. Он в милиции работает. Вот здесь, недалеко, на Красной.
А вот это интересно.
— И кто же он? — спрашиваю я.
— Суходоев… Старший лейтенант.
— Так ты теперь Суходоевой будешь?
— Да… Буду, — кивает Лена Иванова и всхлипывает. — Это же я для него поросила…
— А у вас одинаковый размер что ли? — уточняю я.
— Так, хватит дурака валять! — наконец прекращает этот цирк Ирина. — Уже заседание начинается, а вы тут примерки устроили. Контрабандисты. Всё, Иванова, иди отсюда!
Лене дважды говорить не приходится. Она пулей вылетает из чулана.
— Ты чего, Брагин, — подходит она ко мне вплотную, когда Иванова убегает, — о*ел? Ты в горкоме спекулируешь?
— Я не спекулирую, — пожимаю я плечами. — Попросил человек помочь, я и помог. Ты к ней ревнуешь что ли?
— А ты всем помогаешь? — щурится она.
— Если могу, помогаю.
— Просто так?
— Если могу, просто так помогаю. И это иногда приносит неожиданную пользу. Добро возвращается сторицей. Вот, как сейчас, например.
— И какую же пользу тебе принесло нижнее бельё Ивановой?
— А ты помогаешь людям, если это в твоих силах? — спрашиваю я.
— Ты не отвлекай внимание.
— А я не отвлекаю, сейчас всё тебе объясню. Просто хочу твою помощь попросить.
— Ты? — переспрашивает она.
— Ага, — киваю я.
— Ну-ка, даже интересно, что это ты попросить хочешь, спекуль? Помочь тебе трусишки да лифчики продавать?
— Смешно. Но нет. Уволь Иванову.
Она рот открывает от изумления и смотрит на меня, пытаясь, по всей видимости, связать концы с концами.
— Ну, с тобой не соскучишься. Ну, ты и артист, Брагин. Зачем?
— А потом обратно возьмёшь. Но сначала надо уволить.
Новицкая фыркает.
— И почему я должна это делать? — иронично спрашивает она.
— Потому что я тебя прошу. Я же тебе помог, и ты мне помоги.
— Да что за дурь такая? Она тебе не дала что ли? Так ты же слышал, жених у неё.
— Слушай, Ир, я к ней не подкатывал. У нас просто дружеские отношения.
— Д-а-а? — делает она доверчивое лицо. — Так ты её по дружбе уволить просишь?
— И даже не прям-таки дружеские, а всего лишь поверхностно-приятельские. И грудь она мне не показывала, только размер сказала. Так что? Уволишь или нет? Ну, или прижучь как-то там посерьёзнее. На месячишко, не более. Мне на её жениха надавить надо. Он меня доставать стал. Вот и хочу поднажать всеми возможными способами.
Она пристально смотрит на меня и ничего не отвечает.
— И вот ещё что, — продолжаю я. — Мне на каникулах надо в Латвию смотаться. Хочешь со мной? В Юрмалу, а? Номер люкс и вид на море. Ты и я. Минипленум ЦК.
— Только вот глумиться не надо! — строго говорит она. — Над святым… Так бы и сожрала тебя!
После бюро я иду к Куренкову. Он меня приглашал уже.
— Ну что там у тебя, Егор, начал работать?
— И вам не хворать, — пожимаю я его руку. — Нет пока. Альберт кобенится. Не желает за копейки приют давать. Бабла хочет больше, чем раньше. Но Цвет его урезонит, я думаю. Тем не менее, нужно альтернативное помещение.
— Помещение? — задумывается он.
— Казино, казино, казино. Карты, девушки, деньги вино, — напеваю я. — Помещение нужно хорошее. Безопасное и вдали от посторонних глаз.
— Подумаем. А ещё что надо?
— Переходим к следующему вопросу. И касается он прекрасного города Новосибирск. Нужна крыша. Делать будем всё то же самое. Тотализатор и казино. Хотелось бы к Олимпиаде запуститься. Хотя бы начать приём ставок.
— Крыша?
— Ну конечно. Есть возможность подключить коллег?
— Хм… — глаза Куренкова начинают бегать. — Точно. Новосибирск! Центр России-матушки. Только надо скорее, вот прямо сейчас.
— Почему такая спешка? — интересуюсь я.
— Потому что, потому, окончание на «у». Генерала к нам переводят на место Троекурова. Из Новосиба. А он, как заявляют знающие и осведомлённые люди, любитель в картишки перекинутся. Он даже в Сочи несколько раз ездил ради этого дела. Просекаешь?
Конечно, просекаю, ясно тут всё.
— Наверное, не успеем до его отбытия к новому месту службы, — пожимаю я плечами. — Но, тогда уже здесь будем его подлавливать. На месте-то ещё даже проще.
— Нет, здесь он будет опасаться. И правильно кстати, всегда следует быть осторожным. Всегда. Здесь он человек новый, к нему повышенное внимание, чуть оступится и сразу на крючок. Правильно? Надо его в Новосибе ловить.
— Ну, он же наверное в первое время будет туда ездить постоянно. Я не знаю, родственники там какие-нибудь, любовницы или садовые участки.
— Наверное… — задумчиво повторяет Куренков. — Ладно. Понял тебя, надо подумать.
На следующий день я привожу в бар Лиду и Ширяя.
— Альберт Эдуардович, здравствуйте. Вот представляю вам команду, которая будет коротать у вас вечера.
Он смотрит хмуро. Против Цвета он не пошёл, но и любви своей нам не подарит. Совершенно ясно, что помощи от него теперь ни в каких вопросах ждать не следует. Бесполезно.
— Лидию, — продолжаю я, — вы уже видели раньше. А это её телохранитель Юрий, серьёзный, ответственный и дисциплинированный юноша. Искушённый в приёмах рукопашного боя. Прошу любить и жаловать.
Альберт слушает молча. Все эти разговоры после основательного секвестра его личного бюджета его раздражают. Взгляд у него холодный и злой, а губы плотно сжаты. Мда… Валить от него надо и как можно скорее, пока он на нас не натравил кого-нибудь, кого я ещё не знаю.
— Чтоб из-за ширмы не высовывались, — цедит Алик. — Сейф для вас закрыт.
Ну, не буду же я по каждой мелочи звонить Цвету. Закрыт так закрыт. Свой поставим. Сам же первый орать будет, чтобы убрали. Не дождавшись от меня ответа, он уходит в подсобное помещение за стойкой.
— Чёт не очень он радостный, — делится своими наблюдениями Ширяй.
— Ага, человек такой. Закрытый. Но не обращайте внимания. Вы здесь не отдыхаете, а работаете. А у нас в стране, как вам известно, человеку труда почёт и уважуха. Да? Да. Юра, пожалуйста, я тебе говорил уже, но ещё повторю. Всё что ты видишь и слышишь, ты сразу забываешь на всю оставшуюся жизнь. К Лидии клинья не бьёшь, не отвлекаешь её, а, наоборот, следишь, чтобы ей было хорошо, удобно и необременительно в твоём обществе. Ну, и вечером провожаешь до дома.
— Да понял я, понял, — машет головой Ширяй. — Ты сто раз уже говорил. Слово в слово.
— Повторенье — мать ученья. Слыхал? Я думал, ты будешь сидеть отдельно и контролировать всю площадь, но наш… провайдер изменил условия. Понимаешь? Ничего, сумеем заработать и в этих условиях.
Я беру Лиду за руку.
— Лида, желаю тебе в первый день большого пула. Пока не решим с сейфом, буду приходить и инкассировать, а потом деньги можно будет оставлять здесь.