— Я являюсь внештатным членом бюро горкома и…
— А что, и такие бывают? — перебивает он меня и поворачивается к Гурко. — Это его что ли Ефим хвалил?
— Да, Александр Михайлович, — подтверждает тот.
— Ясно всё с вами, — кивает сутулый. — А почему пошли в КГБ а не в МВД?
— Так… Так ведь Каховский подключил начальника областного УВД…
Сутулый поднимается. Мы все тоже встаём.
— Вижу, — говорит он, — плохи дела в отдалённых доминионах. Некоторые зарвавшиеся начальники совсем совесть утратили! Честь коммуниста позорят, честь милиционера, честь советского гражданина! Воруют, самодурствуют, бесчинствуют! Хорошо, что ещё имеются горячие и бесстрашные сердца, готовые ради Родины собой рисковать. Молодцы. Пирогова, ты коммунистка?
— Нет, — теряется Лида.
— Пока… — добавляю я.
— Не затягивай, — кивает сутулый и не мигая смотрит на Лиду.
— Ну, с тобой всё ясно, — машет он рукой, поворачиваясь ко мне. — Молодой ещё. Хоть и ранний. Работайте, товарищи. Работайте!
Не прощаясь, он поворачивается и выходит из кабинета. Мы с Лидой вопросительно смотрим на Гурко.
— На этом всё, — разводит он руками и улыбается. — Дело сделано.
— Наши победили? — спрашиваю я.
— Победили, — соглашается Марк Борисович. — Всё, можете спокойно возвращаться к себе. Никто вас теперь пальцем не тронет. Занимайтесь своими делами. По Лидии Фёдоровне будет принято решение в ближайшее время, но это уже по месту службы. Мы будем рекомендовать её перевод в другое ведомство. С присвоением очередного звания. Я, от имени партии большевиков, благодарю вас обоих. И свяжись, как приедешь, с Ефимом Прохоровичем. Это тебя, Егор, касается.
— Служу советскому союзу, — отвечаю я.
Из ЦК мы опять добираемся своим ходом. Я предлагаю пройтись пешком и Лида, поколебавшись, соглашается. Мы идём по вечернему городу и любуемся его огнями. Вдыхаем воздух древних улиц и чувствуем силу и мощь своей столицы. Трудно тебе придётся через несколько лет, как и всем нам. Но ничего, мы что-нибудь придумаем…
Когда приходим на Красную площадь, становится темно. Башни Кремля сияют в свете ярких прожекторов, рубиновые звёзды горят с магической силой, а влажный морозный воздух создаёт таинственные световые ореолы вокруг башен.
— Как красиво… — шепчет Лида.
Ну, ещё бы. Дорогая моя столица, золотая моя Москва, её вечное волшебство.
Я смотрю на Лиду. Она разрумянилась от ходьбы и лёгкого морозца. А ещё от того, что груз сомнений и тревоги последнего времени спали, как тяжёлый камень с души. Если бы не милицейская форма, можно было бы сказать, что она похожа на гимназистку из песни, чуть пьяную от мороза.
— Ну что, в нумера? — спрашиваю я, чуть подталкивая её в бок. — Есть не хочешь?
— Не, — улыбается она и машет головой. — Спать хочу.
Она берёт меня под руку и кладёт голову на плечо. Так мы и шагаем всё пять минут, что занимает наш путь от Красной площади до гостиницы.
Когда мы подходим к стойке за ключами, нам передают, что в баре нас ждёт Злобин.
— Я уж собирался домой уходить, — качает он головой. — Гуляли что ли?
— Ну а как же, — отвечаю я. — Когда ещё в столицу приедем? Хоть надышаться воздухом вашим.
— Приедете, — улыбается он, — какие ваши годы. Вы голодные?
— Нет-нет, спасибо. Мы же в ЦК-овской столовой обедали. Теперь неделю ничего есть не будем, чтобы не перебивать вкусовые оттенки воспоминаний.
— Ну, ты завернул, — смеётся похожий на мафиози Злобин.
— Леонид Юрьевич, давайте только девушку отпустим, а то она на ногах не стоит. У нас же разница во времени, да она и переволновалась сегодня.
— Не возражаю, — кивает он. — Единственное, Лида, послезавтра прямо с самого утра идите к подполковнику Куренкову. Он скажет, что делать. Понятно?
— Так точно, — отвечает Лида.
— Ну и хорошо. Рад был с вами познакомиться и благодарю за службу.
— Служу Советскому Союзу, — тихо, но очень чётко отвечает она.
Злобин протягивает руку, Лида пожимает её и уходит к себе, а я ещё с час, наверное, сижу с полковником. Он рассказывает, что Троекурова привлекать никто не будет, просто отправят в отставку. Ещё я узнаю, что по проверенным и достоверным данным, у заместителя Щёлокова случился сердечный приступ на фоне всех этих безобразий.
В частности, после того, как выяснилось, что десятиклассник угнал с территории спецобъекта автомобиль и скрылся в неизвестном направлении. Он хохочет, рассказывая это и, понизив голос, доверительно сообщает, что сам, при этом он показывает указательным пальцем наверх, остался очень доволен сегодняшними событиями.
— Так что, Егор, ты сегодня герой, — хлопает меня по плечу Злобин.
— А как они вообще узнали, где мы с Лидой живём?
— Ну, это узнать проще пареной репы. Они же МВД, а не кукольный театр, правда?
— А как, в таком случае, узнали, что именно мы им нужны?
— Разбираемся. Могу только сказать, что Артюшкин твой, похоже, с катушек слетел. Разорался, наговорил лишнего. В общем, вылетит он из ментовки.
— А его не хотите трудоустроить? — спрашиваю я.
— Не, такие нам не нужны. Бросить не бросим, приткнём куда-нибудь, но о службе может забыть.
— Думаю, — пожимаю я плечами, — для него счастье, что Каховский-младший своё получит. Главная награда.
— Это уж точно, получит. Тут без вариантов. И по старому делу тоже.
— А батя его? — спрашиваю я.
— Это пусть партия решает. Но я думаю, сделают по-тихому, без скандалов. Хотя, посмотрим. Главное, что всё это вовремя случилось, понимаешь? Так что повезло вам.
Выпив полбутылки коньяка, Злобин начинает собираться.
— Ладно. На этом пока всё. В школу КГБ не желаешь поступить?
— Не знаю… — удивлённо отвечаю я. — Не думал, честно говоря. Ну, и туда же, наверное, не так просто…
— Думай. Время у тебя есть. А насчёт непросто… не знаю, основной экзамен ты уже сдал сегодня. Скажу тебе прямо, наши просто ох**ли, когда узнали, что ты у ментов машину угнал. И не погорел, дошёл до Москвы. Вой был и ржач на всю «контору». Школьник, мля. Если б ты не позвонил, кстати, молодец, что позвонил, так вот, если б не позвонил, никто бы и не знал где ты есть.
— Так если они нас уже обратно везти собирались, то и не берегли, как положено. То есть, по большому-то счёту, и ловить смысла не было, только что машину свою забрать.
— Не скажи, — хмыкает Злобин. — Тут дело чести. Престиж затронут. Ладно, парень. Если понадоблюсь, знаешь, как меня найти. И я знаю где тебя искать, если что. Всё, бывай.
Пожав мне руку он уходит, а я возвращаюсь к себе в номер. Лидка, наверное, уже спит. Ну, пусть. Умаялась бедная. Я забираюсь в душ. Горячая вода жёсткими струями смывает напряжение прошедшего дня. Хорошо, что всё хорошо кончается…
Я намыливаюсь и долго стою в клубах пара под обжигающим потоком воды. Напряжение отступает. Если никто не разбудит, буду спать до обеда. Или даже до самого самолёта.
Вдруг мои размышления прерывает посторонний звук. Я прислушиваюсь. Кто-то стучит. Да кончится это когда-нибудь или нет! Жду. Может, уйдут? Нет, настойчиво долбят. Блин! Выключаю воду, беру полотенце и пытаюсь замотаться. Короткое… Иду, придерживая его на поясе. Весь мокрый, на паркете остаются тёмные следы.
Чуть приоткрываю дверь, оставляя узкую щёлку, и вижу Лиду. На ней домашний халат.
— Спишь, что ли? — спрашивает она и толкает дверь. — Пусти, я же тут в халате… Ой… я тебя из душа вытащила?
— Ага, — я отступаю, запуская её внутрь и машу мокрой головой.
— Эй! — смеётся она. — Не брызгайся! Ты прям, как щенок!
— Это я-то щенок?! — возмущённо восклицаю я. — Да я лев, вообще-то.
— Вообще-то, ты… — она замолкает и пару секунд раздумывает. — Да, вообще-то, ты настоящий лев, и я таких ещё не встречала. Жалко только, что ты на мне никогда не женишься.
Я не успеваю ответить, потому что она делает шаг ко мне и толкает обеими руками в грудь. От неожиданности я не успеваю среагировать и лечу прямо на кровать. Полотенце падает на пол, а я мокрый и совершенно беззащитный, оказываюсь в мягкой постели. Она, не колеблясь ни секунды дёргает поясок своего короткого шёлкового халатика и, сбросив его, устремляется ко мне.
Утром я просыпаюсь раньше Лиды. Её чёрные волосы размётаны по подушке, а лицо такое невинное, как у младенца. Кто бы знал, что вытворял этот «младенец» прошедшей ночью. Я оставляю её досматривать самые сладкие утренние сны, а сам бегу вниз в переговорный пункт.
Первым делом звоню на работу маме и докладываю, что у меня всё хорошо и сегодня вечером я вылетаю обратно. Она сердится, что я не позвонил вчера и радуется, что со мной всё в порядке. Гад я, конечно, мог бы вчера выбрать момент и сделать звонок.
Понятно, что сейчас не та эра, не эпоха мобильников, когда начинаешь сходить с ума, если у ребёнка пятнадцать минут подряд выключен телефон. Это я по себе знаю. Но, тем не менее, другой город, как бы незнакомый и всё такое прочее. Ну, прости мам, прости.
Потом я звоню Новицкой. Дома её, разумеется, нет и я звоню ей на работу. Секретарь не желает меня с ней соединять, и я ору на неё так, что гостиница ходит ходуном. Это оказывает действие и в трубке раздаётся взволнованный голос:
— Егор! Всё хорошо?
— Конечно хорошо, просто отлично. Не стала, смотрю, дома отсиживаться?
— Знаешь же, что не осталась бы. У нас тут новости, между прочим.
— Сняли уже что ли? — спрашиваю я.
— Да. По городу ходят совершенно невероятные слухи про дерзкого юнца и красавицу-ментовку. И знаешь, что меня во всём этом больше всего заботит?
— Даже не сомневаюсь, — смеюсь я. — Моя безопасность, моя самоотверженность, моя способность решать неразрешимые проблемы?
— Нет, — отвечает Новицкая без тени улыбки. — Красавица-ментовка.
Кто бы сомневался.
— По сравнению с тобой, — говорю я, — все страшненькие.
— Ну-ну, это ты сейчас такой весёлый. Посмотрим, что ты под пытками скажешь. Да?