— Когда не в запое, с ним говорить можно.
— И то хлеб.
— Но особенно не надейся, дорогой, — с сожалением предупредила Анна Григорьевна. — Не знаю, как ты его разговоришь, тема горькая, не для приятных воспоминаний.
— Понимаю. Не в первый раз замужем, — сказал Игорь Николаевич механически и тут же пожалел о сорвавшихся словах, потому что Анна Григорьевна замужем никогда не была, а Мазин, как и каждый мужчина, считал, что для женщины это большое несчастье и бестактно в доме повешенного упоминать о веревке. Но собеседница не восприняла упоминание о замужестве болезненно. Поезд ушел давно.
— Она его жизнь погубила, Игорь. Роковую роль сыграла.
— Ты, Аня, прости, как цыганка говоришь.
— Не цыганка, а старая, много повидавшая армянка. Кому в молодости придет в голову, что от некоторых заманчивых женщин бежать нужно? Что в женщине много зла бывает? А как иначе? К нам судьба несправедлива, а несправедливость зло порождает.
— Чем же Эрлена твоего подзащитного погубила? Насколько мне известно, она согласилась с ним время провести на юге. Что еще нашему брату мужику глупому нужно! Помчался мотылек на огонек и сгорел неожиданно. В чем тут вина Эрлены, пока я ее не найду, судить не берусь.
— Надеешься найти?
— Ты же надеялась, когда Алферова из петли вытаскивала.
— Дай Бог тебе удачи, Игорь, — сказала Анна Григорьевна очень серьезно. — Хотела бы тебе полезной быть. Спрашивай, если вопросы есть.
— Есть. С тем и пришел. Что все-таки, по-твоему, произошло с Эрленой?
— Я думаю, она была легкомысленная женщина. Ни мужа, ни Алферова не любила по-настоящему.
— И сбежала с третьим, неизвестным?
— Разве так не бывает? Проводница показала, что она в поезде с попутчиком кокетничала.
— Любовь с первого взгляда? Чепуха!
Анна Григорьевна не возразила, но Мазин почувствовал, что эта умная некрасивая пожилая женщина где-то в душе и в такую любовь верит. Однако романтическую версию она не поддержала.
— Не легкомысленная, Игорь, а, мягко говоря, очень легкомысленная. Могла принять соблазнительное предложение и ускользнуть от Алферова на вокзале, но тогда ее не под венцом искать нужно, а где-нибудь в ближнем ущелье.
— Глупо! Пошло.
— Что ж, бывают и такие трагедии, — вздохнула Анна Григорьевна, — душа человеческая — потемки…
— А женская — сплошной мрак? Слыхал. Но это, по-моему, не про Эрлену.
— Хорошо, дорогой, не будем спорить. Думаешь, мне не важно было ее понять, чтобы клиента своего защитить? Я обязана была любое предположение изучить. И вот тебе факты. Отъезд Эрлены подтверждает муж, их вместе на вокзале видела проводница и в подробностях, до деталей, запомнила Эрлену в пути. Алферов, в свою очередь, признал, что они договорились совместно провести отпуск.
— Но на вокзале он ее не встретил.
— Он опоздал.
— Хорош влюбленный!
— Я же сказала, Игорь, она была легкомысленная женщина, и любовь у них была курортная. Между прочим, это подкрепляло мою уверенность в его невиновности. Не те отношения, чтобы убивать друг друга. С мужем жила нормально. На свободу любовника не покушалась. Короче, у них не было смертельных проблем.
— Предположим. Пойдем дальше. Эрлена приехала, не увидела на перроне Алферова, ждать его не стала. Пошла. Куда? Куда она могла направиться, кроме санатория? Ну, предположим, зашла на почту… А он что делал тем временем? Пошел в санаторий?
— Нет, домой. В санаторий он пришел на следующий день.
— Алферов так сказал?
— Да, и это подтвердилось. Эрлена не хотела, чтобы он появлялся в санатории. Там отдыхал кто-то из ее сотрудников. Но она знала адрес квартиры, которую снял Алферов, и он ждал, что она сама туда придет. Поэтому с вокзала он поспешил на квартиру и дожидался Эрлену до следующего дня. Между прочим, это было мое главное доказательство его невиновности. Дожидаясь, он злился и пил, пока не набрался как следует и не заснул. Домик рядом с вокзалом, пять минут хода пешком. Хозяйка подтвердила, что Алферов бегал на вокзал и быстро вернулся. За эти двадцать-тридцать минут убить человека в центре города и спрятать труп так, что его до сих пор не обнаружили, просто невозможно. К тому же он и не скрывал, кого ждет, и даже срезал несколько цветков в саду у хозяйки, вернулся с ними, поделился с хозяйкой неудачей, поставил цветы в вазу и засел с бутылкой в ожидании. Все время был, Игорь, на виду.
Мазин покачал головой.
— Железное алиби?
— Приблизительно так.
— Почему же суд это сразу не принял во внимание?
Анна Григорьевна развела руками.
— Женщина-то исчезла!
— Получается не исчезла, вернее, исчезла не сразу.
— Телеграмма? Да, была предъявлена.
— Не только. Ты знаешь, кто такой Пушкарь?
— Знаю, Игорь, конечно, знаю. Как я могу не знать? Такой самоуверенный молодой человек из розыска.
— Однако объективно он был на твоей стороне? Он ведь тоже Алферова виноватым не считал, даже на конфликт с начальством пошел.
— Ах! У него свой чок был. Он считал, что Эрлену муж убил, а факты собрал его обеляющие.
— Я с ним встречался недавно. Он и сейчас мужа подозревает.
— Это он зря, дорогой, совсем напрасно. В розыске тоже нужно уметь признавать ошибки. Негибкому человеку нельзя в розыске. Он опасный человек. Он не за истину воюет, а за свой престиж, за версию. Упрямец!
— Он не упрямец, Аня. Он признает, что у мужа Эрлены алиби, что муж и сам из города в эти дни уехал.
— А суд его факты против Алферова использовал. Совсем другую трактовку дал. Если у мужа алиби, кто же еще убийца, как не Алферов? Ах, уж эти алиби! Я в человека верю. Если хочешь знать, мне малоинтересно, что твой Пушкарь каждую минуту мужа высветил. И его провести можно. Я верю в непосредственный поступок.
— Дергачева?
— Да, в благородный поступок.
— Безусловно, в пользу твоего подзащитного?
— В пользу истины. И горжусь, что помогла ему решиться. Ведь муж должен был очень плохо относиться к Алферову, верно?
— Ну, скажем, без восторга.
— Еще бы, ревность, унижение. Ты бы стал соперника спасать?
Мазин вздохнул. Он уже чувствовал бремя лет и любовные страсти все чаще холодно рассматривал со стороны, на себя не примеряя.
— Боюсь, что Отелло меня не вдохновит.
— При чем Отелло, Игорь, дорогой? А унижение?
— И он через все обиды перешагнул?
— Не иронизируй. Суд все трактовал против обвиняемого. И телеграмму, и особенно билет, который был взят Эрленой на обратный рейс. Для них это фальшивки были. Коварный замысел. Такой злодей! Ты его сам увидишь, что это за человек.
— Я на злодеев насмотрелся. Они, между прочим, очень разные на вид бывают.
— Я про Алферова говорю. Они стеной стояли на том, что телеграмму дала не Эрлена, а сам Алферов, чтобы замаскировать злодейский план.
— Ну, это легко установить. Нашли собственноручный текст?
— В том-то и дело! Телеграмма была не ее рукой написана.
— Вот как?
Мазин протянул чашку.
— Аня, подлей чайку, пожалуйста.
— Пей, дорогой! Представляешь их радость? Конечно, суд за этот текст ухватился. Посмотри, как для обвинения хорошо выходило? Какая хитрость, послать фальшивую телеграмму!
— Ну, не такой, я думаю, твой клиент идиот, чтобы руку собственную приложить.
— Ах, Игорь, приговор-то вынесли обвинительный. Как я ни старалась, даже на почте пыталась выяснить, вдруг там запомнили, кто отправил телеграмму.
— Разумеется, нет.
— Ты прав, Игорь-джан. Но я должна была. Случаются и чудеса в нашей работе, сам знаешь.
— Но не с курортными телеграммами.
— Да, девушки отмахнулись. Текст элементарный, в сезон поток таких идет, и отправители для них все на одно лицо…
— Зря съездила?
— Нет! Съездила, Игорь, я не зря. Смотрю, в почтовой толкотне — старушка. Обыкновенная старушка, озирается беспомощно, а потом обратилась к девушке, что ей показалась посимпатичнее, и просит: «Прости, дочка, Христа ради, забыла я очки дома, ты за меня телеграмму не напишешь?» Представляешь?
— Это же обычное дело. Может быть, и Алферов «забыл очки»?
— Ах, Игорь, ты совсем как прокурор говоришь, а судья сидела, баба такая самодовольная, из партийных выдвиженок, и кивала этим пошлостям одобрительно. Стыдно было смотреть!
— Стыжусь, Аня, и я стыжусь.
— А я, маленькая женщина, против них одна. Они такие грозные, самоуверенные, судья телесами меня раза в четыре превзошла, прокурор небрежно с мундира пушинки щелчком сбрасывает, заседатели щеки надули, смотрят глубокомысленно, — и все, как один, готовы освободить общество от злодея… Ну, ладно, думаю, терять мне нечего: чем я рискую, если еще за одну соломинку ухвачусь?
— Что ж это за соломинка? — спросил Мазин с интересом.
— Ах, ты скажешь, дура, а я скажу, что верю в благородство людей. И я пошла к Дергачеву и сказала: «Я понимаю, вы не можете любить Алферова. Но есть справедливость. Я уверена, вы порядочный человек. Скажите мне, ваша бывшая жена не могла обратиться за помощью, попросить постороннего человека написать текст телеграммы?»
— И что же?
— Я в нем не ошиблась, — произнесла Анна Григорьевна с гордостью.
Мазин подождал, пока она выдержит актерско-адвокатскую паузу.
— Ну, сначала, как мне показалось, я его не обрадовала, скажу честно. Но я и не ждала энтузиазма. Он молчал-молчал, а потом спрашивает: «Вы, собственно, понимаете, о чем меня просите? Своими руками спасать человека, который, возможно, убил мою жену? И не говорите, что она мне изменяла. Такое, к сожалению, не редкость. Но убийство — дело совсем другое». — «Алферов не убивал вашу жену». — «Если вы это твердо знаете, зачем ко мне пришли? Пусть суд разбирается». — «Суд его уже приговорил». — «Тем более. Я не высшая инстанция». Но я уже видела, что он борется с собой! — «Поймите меня правильно, Владимир Степанович. Вы должны помочь именно высшей инстанции. Если и она ошибется, невинный человек понесет жестокую кару, а подлинный виновник навсегда уйдет от наказания!» Тут я схитрила немножко, я не уверена, что Эрлену убили, но ему сказала так. Ты не осуждаешь мое восточное лукавство?