Мазин посмотрел на абстрактный этюд на стене за спиной врача.
— Автор не из ваших пациентов? — кивнул он на рисунок.
— Представьте себе. Среди людей с психическими заболеваниями талантливые не редкость. Конечно, они видят мир по-своему, но их творчество вовсе не бред сумасшедших. Да и вообще разница между ними и так называемыми нормальными индивидами столь тонка, что взять на себя ответственность определить ее может только врач.
— Это опасная ответственность.
— Мне прекрасно известны обывательские разговоры о злодеях в белых халатах, — возразил Артур высокомерно, видимо приняв слова Мазина на свой счет.
Игорь Николаевич решил смягчить опасную тему.
— Существует, конечно, и обывательский подход, но вот факт, изложенный только что вами. В ваших руках оказалась человеческая судьба. Слава Богу, вы почувствовали меру собственной ответственности и, направив его на лечение, возможно, как он, судя по вашим словам, теперь и сам признает, спасли от худшей доли. Но признайте, не каждый же из ваших коллег достаточно гуманен, чтобы так поступить.
Артур напряженно и недоброжелательно следил за Мазиным, и тот видел, что целитель не обманывается насчет его слов о гуманности.
«Однако, если он почти открыто мне доверяет, за каким дьяволом ему понадобилось обращаться за помощью, отдавать мне пулю?»
Как бы читая его мысли, Артур Измайлович спросил:
— Не понимаю, зачем вам понадобилось с сарказмом отзываться о моей гуманности?
Игорь Николаевич пожал плечами.
— По вашему поручению я пытаюсь вычислить человека, который покушался на вашу жизнь. Но, кажется, вы лучший адвокат для тех, кого можно было бы заподозрить.
— Я не подозреваю Руслана, — заявил Артур без колебаний.
Мазин развел руками.
— Трудно искать в такой ситуации. У вас в самом деле нет никаких предположений?
— Представьте себе. Я врач, а не сыщик. Я провел жизнь, стремясь разобраться в человеческой душе, облегчить ее недуги, а не разоблачить их проявления. Я считаю убийство проявлением душевной неполноценности прежде всего. Мне трудно видеть в больном преступника.
— Завидую вам!
— Не понял.
— Вы, кажется, живете в здоровом гармоничном мире. В наше время это редкость.
— Опять колкость? Перестаньте. Я живу в том же мире, что и вы. У нас даже есть много общих знакомых. Но я не злодей в белом халате и не вижу врожденных преступников даже в тех, чьи поступки кажутся мне следствием психических расстройств.
— Например?
Артур махнул рукой.
— Поймали? Пожалуйста! Что такое алкоголизм? Разве не болезненное состояние? Разве не повод, чтобы человеком занялся психиатр? А болезненная ревность? Вы, как юрист, должны помнить, что одно время ревность признавалась смягчающим вину обстоятельством, именно как болезненное проявление.
— В другое время и отягчающим.
— Ну, это вульгарно — социальный подход, считалось, что ревнивец нечто вроде собственника. Так или иначе болезненная ревность тоже ненормальность в определенных пределах.
— Куда вы клоните?
— Разве у нас нет общего знакомого, страдающего обоими недугами, который тоже угрожал мне однажды?
«Тоже! Значит, кавказец все-таки угрожал. Оговорка прямо по Фрейду», — заметил Мазин, но за слово не схватился.
— Вы имеете в виду Дергачева?
— Ага! Сразу догадались? А вы и представить не можете, сколько выстрадала от него Марина Михайловна, очень серьезная и достойная женщина.
— Мне она не показалась страдалицей.
— Современные женщины не стремятся демонстрировать свои беды. Они научились мужеству.
— Согласен. Значит, Дергачев вызывает у вас опасения?
Артур предостерегающе поднял указательный палец.
— Я этого не говорил. Я только согласился с вами, что окружающий нас мир далек от гармонии. Но это не значит, что каждый опасен практически, хотя почти каждый способен на аффект, редко кто может сдержать собственное воображение, а всеобщее озлобление создает подходящую атмосферу. Особенно, если в руки попадает оружие.
— У Дергачева есть пистолет?
Артур сморщился.
— Вы настойчиво прямолинейны. И этого я не говорил. Но разве трудно сейчас приобрести оружие?
— Вы что-то знаете?
— Простите, я думал, что получение таких знаний — ваша проблема.
— Разумеется, — согласился Мазин, — добавьте, что мне платят за это…
— Извините, я не хотел…
Стук в дверь прервал этот не очень доброжелательный диалог. Заглянула Настя.
— Игорь Николаевич! Вы здесь? Вас там один молодой человек давно уже дожидается.
— Кто такой?
Она хмыкнула.
— Говорит, фермер.
— А… Это хорошо. Спасибо, Настя. Мы еще продолжим наш интересный разговор, Артур Измайлович. А сейчас простите.
Целитель проводил его внимательным взглядом.
Пушкарь дожидался у дверей «Ариадны».
— Что, Андрей, чувствую, на этот раз не с пустыми руками?
Пушкарь развел руки в стороны.
— К сожалению, руки пустые, но в голове кое-что крутится.
— Информация к размышлению? Заходи!
Андрей вошел и сразу подсел к столу.
— Информации, собственно, две.
— Давай по порядку.
— Первая, официальная. Пистолет, похожий на тот, что нас интересует, парабеллум образца 1908 года, произведен в Великой Германии в 1936 году, в мае сорок пятого попал в руки наших ребят и был подарен ими своему приятелю с гравировкой: «Миша! Помни войну и боевых друзей. Берлин 9 мая 1945 года». Миша, с вашего разрешения, Михаил Коротеев, полковник, отец известных вам Эрлены и Марины Дергачевых.
— Слушай, Андрей! Это же сенсация!
— К сожалению, не совсем. Полковник скоропостижно скончался от инфаркта во время служебной командировки. Пистолет утрачен, в семье заявили, что о местонахождении оружия им ничего не известно. Все это произошло более десяти лет назад. Точка, конец первой информации.
— Давай другую.
— Вторую раскопал дядька в каких-то своих архивах.
— Музейная история?
— Да нет. Хотя и с прошлым. Ровно двенадцать лет назад поступила в милицию информация о том, что у одного молодого человека имеется огнестрельное оружие. Тогда это было ЧП. Тем более, что молодой человек — студент. А студенты, сами знаете…
— Какого рода информация? — перебил нетерпеливо Мазин.
— Анонимка.
— По почте?
— Да, по почте. Участковый инспектор доложил, что в его адрес получено письмо без подписи, в котором неизвестный сообщал, что видел у студента кавказской национальности, проживающего на квартире по соответствующему адресу, оружие, а именно револьвер иностранной марки.
— И все?
— По информации об оружии все.
— Письмо сохранилось? Не бесполезно было бы взглянуть.
Андрей вздохнул.
— Кроме рапорта — ничего. Дескать, анонимка.
— Анонимка не всегда ложь. Такая уж страна запуганная, что и порядочный человек старается от властей подальше держаться. Ну ладно. Что было предпринято?
— Обыск.
— Не нашли?
— Пистолет не нашли. Но как раз в эти дни был налет на аптеку, где угрожали пистолетом, и участие студента было доказано. Взяли со склада морфий. Это, как ни странно, его и спасло. Приехали богатые родичи с Кавказа. Пошли в ход деньги, преступник превратился в больного, и парня отправили на лечение в дурдом, где он благополучно отсиделся, а пистолет с тех пор как в воду канул. «Больной», разумеется, его в глаза не видел.
— Забавно, — сказал Мазин, мысленно сравнивая рассказы Пушкаря и Артура. — Два пистолета исчезли бесследно.
— И ничем с тех пор себя не проявили.
— Это не по Чехову. Ружье стрелять должно.
— Пьеса еще не кончилась.
И прямо, как по ходу отрежиссированного спектакля, дверь распахнулась без предупреждения и ворвался Борис Михайлович Сосновский.
— Игорь! Шейм!
Мазин в первый момент не понял этого английского слова, зато подействовал на него взвинченный тон Сосновского.
— Что, Борис?
— Шейм, шейм! Позор нам. Юрка нас обскакал.
— Да в чем дело?
Сосновский бросил взгляд на Пушкаря.
— Андрей в курсе моих дел. Он помогает мне, когда-то мы с ним работали, — пояснил Мазин, немного преувеличивая прошлое сотрудничество с Пушкарем.
Борис Михайлович удовлетворился заверением:
— Недавно Артуру угрожал кавказец, бывший опасный уголовник и морфинист.
— Я знаю. Его Руслан зовут.
— Знаешь? — с недоумением переспросил Сосновский.
— Обязан. За это ты мне деньги платишь, — с ироничной гордостью произнес Мазин.
— И помалкиваешь? — почти возмутился Борис.
— Успокойся. Я только что от Артура. Он считает, что этот Руслан не мог стрелять в него, напротив, благодарен за то, что психиатр упрятал его в спецбольницу, а не в колонию.
— Да, приблизительно так он и говорит, — согласился Сосновский.
— А откуда твои сведения?
— Представь себе, от Юрки! Они его присмотрели по своей линии.
— Отлично! Андрей тоже кое-что раскопал. Если Юрий нам поможет уточнить некоторые факты, я с гонорара ставлю ему коньяк.
— Коньяк! — протянул Борис. — Отстал ты, старый, живешь вчерашними измерениями. Кто сейчас пьет коньяк? Его теперь делают на Малой Арнаутской. Ты что, моего сына отравить хочешь? Конкуренции испугался?
Заметно стало, что настроение у Бориса Михайловича поднялось.
— Все это меняет дело. Мы свою добычу милиции не отдадим. А морфинист, это реально?
— Артур так не считает.
— Ну, это его дела, а Юрка на факты опирается. Он и в хранении оружия обвинялся.
— Думаю, не без оснований.
— Вот видишь!
— Больше того, тут возможна связь и с исчезновением Дергачевой.
— Серьезно?
— Вполне. Хотя и не прямая.
Сосновский замахал руками.
— Узнаю тебя, дорогой кунктатор. Смотри, как бы события нас не опередили. Как вы думаете? — обратился он за поддержкой к Пушкарю.
Тот повел плечами.
— Мы уже толковали тут о ружье, которое стрелять должно.
— Вот именно! Перехватить этот ствол нужно!