Мазин чувствовал тяжесть ответственности.
— Что именно?
— Она сказала, что вам все рассказала…
— Лиля! — попросил Мазин серьезно. — Пожалуйста, если надо, прочитайте мантру еще раз.
— Нужно читать сто восемь раз.
— Сколько нужно, столько и читайте, разговор предстоит трудный.
— Я готова. Давайте письмо.
Лиля снова вышла, чтобы прочитать письмо без свидетелей. Время тянулось особенно долго, потому что Мазин знал, что написала старуха.
Наконец Лиля вернулась. Заметно было, как старается она держать себя в руках.
— Вот, прочитайте и вы, бабушка так хочет.
«Лапушка, родненькая!
Подошел мой час. Ухожу хотя и со смирением в сердце, однако без душевного покоя.
Ты знаешь, как любила я твою маму…»
Письмо было написано нетвердой рукой, видно, мешали волнение и слабость.
«Прости, Христа ради, не верю я, что она жива…
Когда ты пришла и сказала про звонок, не могу передать, что со мной стало. И не только потому, что она была мне, как родная дочь… Не только.
Так уж получилось, Лилечка, что выпала на мои плечи непосильная тайна. А вернее, такое, что объяснить я до конца не могла и взвалить ношу эту на твои слабенькие плечики я не имела права. И так тебе, девочка ненаглядная, слишком много выпало — родную мать считать предательницей, бесчестным человеком… А тут предстоит узнать еще страшнее. И потому я очень хотела, надеялась, что нам поможет Игорь Николаевич.
Я вижу, что он очень порядочный человек, я ему все рассказала, и я надеюсь, он с Божьей помощью снимет с нас эту тяжесть и разберется. Но так или иначе, ты взрослый человек, и как бы ни тяжка была истина, за страдания наши нам воздастся, и лучше знать правду.
Поэтому поговори с ним еще раз, когда меня уже не будет, Игорь Николаевич передаст тебе мои горькие мысли.
Знаю я, какой удар наношу, но, видит Бог, не месть мною движет, не желанная кара злодею, но хочу тебя уберечь. Отойди от злодеев, предоставь их воле Божьей, а Он тебе силы даст идти чистым своим путем по этой краткой и суровой жизни, что ниспослана нам, как испытание перед жизнью истинной…»
Лиля опустила бумагу на колени, втянула голову в плечи, худоба ее подчеркнуто проступила, плечи почти судорожно вздрагивали, а глаза, напротив, застыли, пальцы поспешно и беспорядочно перебирали бусинки четок.
— Хара Кришна… Хара Хара…
— Чем я могу помочь вам, Лиля?
— Скажите мне правду! Что знала бабушка?
Мазин достал из кармана янтарное украшение.
— Виктория Карловна нашла здесь этот кулон. Он принадлежал вашей маме.
— Что же это значит?
— Только поймите правильно, Лиля. По большому счету, к счастью или несчастью, находка кулона сама по себе, без дополнительных фактов, ничего не доказывает. Бабушка предположила, что мама вернулась сюда из Ключа… Это можно считать обоснованным. И здесь произошло нечто трагичное. Но это только предположение. Все могло быть иначе…
И тут Лиля, наконец, зарыдала.
Мазин ожидал такой реакции, он потянулся к ней, желая успокоить, но Лиля оттолкнула его руку.
— Не надо! Не надо. Я все знаю, я все понимаю… Не надо!
— Не торопитесь! Мы все пока разобраться не можем.
— Я знаю, знаю!
— Что?
— Ее убили!
«Кто?» — возникал вопрос, но обоим страшно было его произнести. Мазин ушел от него. Спросил другое:
— Кто же звонил, в таком случае?
Лиля ответила сквозь слезы:
— Звонить больше не будут.
— Вам что-нибудь сообщили? — спросил он, уже видя, что это ее собственный вывод.
— Нет. Я просто знаю. Теперь я сама все знаю.
— Я тоже думаю, что звонить не будут, но я знаю не все.
— Что просила передать мне бабушка?
— С вашего разрешения, я передам вам все, что известно, через два-три дня. Мне нужно задать несколько вопросов нескольким людям. Потерпите, надейтесь.
— На что? Вы узнаете настоящую правду?
— Правда бывает только настоящей.
Игорь Николаевич посмотрел на Лилю. Слез в глазах уже не было.
«Она понимает, по какому краю ходит, и все-таки надежда умирает последней. Неужели мантра помогает?»
— Хорошо, я подожду.
— Спасибо. Можно первый вопрос задать вам?
— Разве мы не обо всем переговорили?
— Вопрос частный. Возможно, он покажется вам даже нелепым.
— Я слушаю.
— Марина всегда была такой стройной, почти худощавой?
— Зачем это? — удивилась Лиля.
— Вы обязательно узнаете, когда я расскажу вам все.
— Насколько я помню, давно, в молодые годы, она была толстушка, но потом, когда начала делать карьеру, решила держать форму. Пришлось прилагать усилия.
— Я так и думал, я видел у нее Гербалайф. Спасибо. Это все. Не отчаивайтесь. Я скоро позвоню вам.
Глава 15
Пожилая проводница в железнодорожной шинели с двумя набитыми сумками шла через вокзальный скверик. Встречный мужчина обратился к ней вежливо:
— Александра Гавриловна?
Женщина посмотрела подозрительно.
— Я. Что надо-то?
— Один вопрос. На память не жалуетесь?
— В каком смысле? Кто вы вообще-то?
Мазин показал удостоверение.
— Сумки, что ли, шмонать собрались?
— Ни в коем случае. На пару минут задержу, не больше. Вот и скамеечка. Прошу, присядем.
— Ну, так в чем дело? — спросила она, опуская на асфальт тяжелые сумки.
— Не помните, случайно, двенадцать лет назад вас опрашивали по делу пропавшей Дергачевой?
Железнодорожница подумала, потом кивнула.
— Ой, куда забрался. Было такое. Неужто нашлась?
— Так не скажу, — Мазин развернул три фото. — Взгляните, пожалуйста, на снимки. Какой вам ее больше напоминает?
Мысль эта пришла ему в голову, еще когда они с Пушкарем рассматривали листовки с изображением сестер.
— Ишь ты! Эти две похожие. Но моя вроде помоложе. Да, вот эта.
— Не сомневаетесь?
— Чего уж там! Она это, точно.
— Спасибо большое. Вот и все.
— И все?
— Все.
— Не думала, что через столько лет…
— И я не думал, — поднялся Мазин.
Старушки, как и впервые, внимательно рассмотрели Мазина сквозь щель, пересеченную цепочкой, узнали его, вспомнили доброжелательно.
— Зайди, мил человек, зайди. Вот только что с тобой делать, не знаем. Плох наш мастер.
Мазин обеспокоился.
— Что случилось?
— Да все то же… Хворает своим наваждением.
— Ну, я все-таки попробую.
— Попробуй, попробуй, ты ему по душе пришелся.
Ильич вытянулся на неприбранной кровати, воздух в комнате был насыщен спиртовым духом.
— Может, форточку откроем? — предложил Мазин.
Алферов с трудом приподнял веко левого глаза, посмотрел, однако, осмысленно.
— Ты скажи! — произнес он тихо, но ясно. — А я-то думаю, душновато. Открой, сам боюсь, упаду. Не люблю на полу валяться. Не престижно.
Мазин открыл форточку. Старый знакомый кот сидел, сочувствовал Алферову.
— На один вопрос ответишь, генерал? — спросил Мазин.
Ильич помолчал.
— Вообще-то я в отключке. Сны смотрю. Ну, если соберусь, если на один.
Веко медленно поползло вниз. Мазин понял, что нужно торопиться.
— Эрлена парик носила?
Лицо Алферова дрогнуло, вопроса такого он не ожидал, но ответил сразу:
— Повезло тебе. Помню эту гадость лиловую. Раздражала она меня, казалось, под ним всегда голова потная.
— И на вокзале она была в парике?
— Ну, привязался, как пьяный к электричеству… Отпусти душу на покаяние. Была, была. Иди с Богом. Больше здесь не подают.
— Мне больше не нужно. Выздоравливай.
Алферов, кажется, уже не слышал его.
Наталья Дмитриева, бывшая секретарша Марины, место свое сохранила, манеру держаться тоже, Мазина, естественно, узнала, но фамильярничать не собиралась.
— Кто вам нужен…
Слово «господин» ей давалось трудно.
— Можете называть меня — товарищ, — заполнил Мазин паузу.
Она признательно улыбнулась.
— Спасибо. Трудно ломать язык в моем возрасте.
На столе у нее появился бюстик Ленина, который Мазин не видел в прошлый раз, видно, новый шеф был единомышленником.
— Мне нужны вы. Помните, я приходил к Марине Михайловне?
— Конечно. К сожалению…
— Да, — сказал Мазин соответствующий тоном, — теперь уже к ней не придешь.
Секретарша откликнулась на тон с пониманием:
— Какое несчастье! Хорошим людям всегда не везет. Вы зрелый человек и, я думаю, не лицемер, не ханжа. Да, как женщина она проявила слабость, но вы бы посмотрели на ее мужа! Это опустившийся люмпен. Какая женщина могла безропотно терпеть, скажите, пожалуйста! Простите, может быть, я не права, но я слишком пережила. Чем могу быть вам полезной?
— О! Речь идет о мелочи. У Марины Михайловны был небольшой дефект руки?
— Дефект? Ябы не сказала так. Незначительный шрам на пальце.
Еще один ответ Мазин получил у женщины, которая жила некогда по соседству с Дергачевым.
Она долго рассматривала его в глазок, не открывая двери, но наконец решилась и предстала перед Игорем Николаевичем не в лучшем виде, в старом халате, из тех, что когда-то называли капотами, с засученными мокрыми рукавами, с седыми прядями прилипших ко лбу волос.
— Я стираю.
— Ничего, не смущайтесь. Я на секунду. Я и заходить не буду.
Она обрадовалась, ей заметно не хотелось демонстрировать свое жилье.
— Вы помните процесс по делу Дергачевой, вашей бывшей соседки? Она уехала и пропала.
— Помню, как же. Я женщина одинокая, событиями не избалованная. А такое в те времена было событием. Это сейчас людей, как мух, бьют, режут, душат, взрывают. А мы жили при порядке.
Косвенно она польстила Мазину, который лично участвовал в поддержании старого порядка, хотя предположение, что мух можно резать и взрывать, показалось ему слишком смелым.
— Согласен с вами.