Пушкарь провел рукой вокруг, но Мазин по пути и сам заметил, что в большом селе многие дома стояли с забитыми окнами.
— Ну, да что ж это я вам историю с географией… Заходите.
Мазин поднялся на крыльцо.
— Дайте что-нибудь на ноги, чтобы хозяйке не прибирать грязь дорожную.
— Это можно. Правда, хозяйки у меня нету, но в доме чисто. Сам слежу.
Мазин сбросил ботинки и надел удобные и опрятные войлочные туфли.
Пушкарь не хвастал. В светлой комнате было действительно чисто. Порядок тут поддерживался по-армейски, тщательно и скупо.
— Один живете? — удивился Мазин.
— А… Следующий вопрос неизбежный. Зачем же дом такой выстроил? Это моих земляков волнует, как тайна Бермудского треугольника.
— Извините, я в личные дела не привык…
— Неужели? А чем вы всю жизнь занимаетесь? — поинтересовался Пушкарь не без язвительности.
«Кажется, разговор информацией не обойдется. Не может русский человек без отвлеченных умозаключений», — подумал Мазин, и хотя такое было для него привычным, испытал легкую досаду.
— Когда-то мы одним делом занимались, — заметил он примирительно.
— Не мое дело оказалось. Слава Богу, понял вовремя. На землю вернулся. Обустроился.
— Своими руками обустроились?
Вопрос Пушкарю понравился.
— На руки не жалуюсь, вот голова сначала не туда повела. Не там искал. Я же, как все, смолоду отсюда ноги унести прежде всего старался. Отличником был. Медаль зубами выгрыз. Только бы к вам в город, к чистым людям. — Он засмеялся. — Да такой грязи, как в нынешнем городе, тут и не снилось никогда. Но не знал. На юрфак поступил, гордился. Хуторской парень на страже закона… А закон ваш — закон шайки. Был и остался, да еще похлеще, чем был.
— И меня в шайке держишь?
Пушкарь поморщился.
— Не про вас я. Не обижайтесь. Ко мне привыкнуть нужно.
— На пуд соли у нас времени нет.
— Зачем соль? На стаканчик вина время-то найдется? Или покрепче? У меня есть и такое. Травничок полезный градусов на шестьдесят.
— Если полезнее, чем вино, не возражаю, — согласился Мазин, уступая хозяину, чувствуя, что уступить стоит.
— Вот и хорошо, — обрадовался Пушкарь. — Момент. У меня все рядом.
Он открыл дверь в соседнюю комнату, оказалась она мастерской. Добротный стол-верстак посередине, непонятные Мазину станочки по углам, инструмент, поблескивающий в заботливом порядке на полках.
— Я такой порядок только в американском журнале видел.
— Ну! — отозвался Пушкарь. — Чем мы хуже? Я засранцев, что в нашем бессилии перед Западом расписываются, терпеть не могу. Собственную немочь на весь народ размазывают.
Он щелкнул выключателем, зажигая невидимый свет, и наклонился. Мазин увидел ляду в полу и чугунное кольцо. Пушкарь потянул за кольцо, поднял крышку и спустился в погреб.
— Загляните, какой подвал! Каким камнем выложен! Между прочим, еще в тысяча девятьсот восьмом году. Камень баржами из Крыма возили. А как обработан? Бритву между блоками не просунешь. Грех было на такой основе дом не поднять. Держите!
Он протянул Мазину снизу штоф старинный, сало, завернутое в чистую тряпицу, леща вяленого, соленья на блюде, набрал с десяток яиц из плетеной кошелки.
Поднявшись, довольно потер руки.
— Сейчас по-нашему яишню сообразим. Пища здоровая. Яйца у соседки беру, она курей химией не портит. Перекусим чем Бог послал.
— Бог, я вижу, на тебя не скупится.
— Не жалуюсь. Да я и сам не плох. Пойдемте на кухню, там сподручнее. Кухня у меня новая, импортная. Там чисто.
На кухне Пушкарь скоро и щедро нарезал сало, бросил в чугунную глубокую сковородку, живо вспорол икряного леща.
— По маленькой под чебака, пока сало стает?
— Не откажусь…
— Как пошел?
— Отменно.
— Скажу без скромности, целебная вещь, сам на травах по старинному рецепту изготовил… Ну да будет хвалиться. Теперь ваше слово. Приехали-то по делу?
— По делу, Андрей.
— Чем могу быть полезен?
— Тебе фамилия Дергачева что-нибудь говорит?
Пушкарь посмотрел с любопытством и слегка пожал плечами.
— Родственник навел?
— Ну уж, навел! По старой дружбе координаты твои сообщил. Я ведь больше не при исполнении…
— Как так? — по-настоящему удивился Андрей. — Кто ж вы?
Мазин вздохнул и пояснил, в очередной раз одолевая неловкость.
Пушкарь покачал головой.
— Чудны твои дела, Господи! Могли я подумать, когда мне в управлении в первый раз ребята вас показали, что оба мы в роли частников встретимся!
— Нехорошее было слово.
— Народу так внушили.
— А мы разве не народ?
— Вот именно. Меня всегда удивляло, как же так? Вроде бы вся страна из народа состоит, но каждый в отдельности под сомнением. Ну да ладно. Я-то вас понимаю. И одобряю. Грех свой талант в землю закапывать. Талант не виноград, закопаешь — не сохранишь. Одного не пойму, что же вы спрашиваете, раз с дядькой говорили. Уж он-то все знает.
— Афанасьич сказал, что Дергачеву не нашли, но тебе по этому делу кое-что известно.
— И все?
— Я не допытывался. И за это ему благодарен. Не счел нужным в подробности вдаваться, значит, имел основания.
— Деликатность ему помешала. Не захотел рассказывать, как племянник из-за этой Дергачевой с погонами распрощался.
— По такому делу? — не мог понять Мазин. — С погонами?
— Дело на принцип вышло… — Пушкарь вдруг прервался. — А яишенка как?
— Если полфунта сала десятком яиц залить, как ты сделал, количество в качество переходит, я думаю.
— Точно, Игорь Николаевич. Угощайтесь. Так что же вас ко мне привело? Неужели убийцу разоблачили?
— Нет. Однако появились, как говорится, дополнительные данные. Предположительно жива Дергачева.
Пушкарь поставил стопку.
— Не может быть. Выходит, я сраный сыщик оказался?
Мазин слегка приподнял руку.
— Не нужно так резко. Расскажи-ка лучше, что знаешь по делу. Я вижу, за столько лет ты не только не забыл это дело, а переживаешь, будто вчера все случилось.
— Верно, давно было, но быльем не поросло. Ведь жизнь моя переменилась из-за этой истории. И хотя не жалею, а все-таки, смешно сказать, веру утратил.
— Во что?
— А во что человек верит? В справедливость, в людей, в долг служебный… Тогда, между прочим, еще многие верили.
— Так в одночасье вера и рухнула?
— Ну, внутренний процесс, конечно, предшествовал. Не слепой же я. Дергачева только детонатор. Сама по себе история-то не Бог весть. Исчезла дамочка, судя по всему, довольно пустая, на любовных связях сосредоточенная, хотя семья у нее, муж, дочка…
— Сестра, — добавил Мазин, уточняя. — А что со связями?
— Нормально. Любовник.
— Любовник?
— А как же без него? Раз баба в историю попала, шерше мужик, — вольно перефразировал Пушкарь.
— И что же, нашли мужика?
— Взяли. Посадили, — сказал Андрей без энтузиазма.
— Ты хочешь сказать, что убийцу Дергачевой нашли?
Мазин был в недоумении.
«Зачем же приходила ко мне Лиля?»
— Я хочу сказать, любовника посадили. А убийцу я тоже нашел, — усмехнулся Пушкарь, — но его-то не осудили.
— Расскажи по порядку, — попросил Мазин, сосредоточиваясь.
— Подробно?
— Сначала факты в общих чертах.
— В общих так было. Заявил муж, что жена уехала в санаторий и не вернулась. Ну, я взялся со служебным рвением. Выяснил, что в санаторий путевка в самом деле у нее была, из города она уехала, но на лечении не появилась. Потом удалось узнать, что был у Дергачевой любовник, и он за пару дней до ее отъезда подался в тот же город-курорт и снял там комнату. Он не отрицал, что поездка была согласована, что ждал он ее и даже ходил встречать на вокзал, но Дергачева не приехала. Он решил, что раздумала, попереживал немножко и успокоился. Но следствие посмотрело иначе, и суд определил — виновен. Был обвинен в убийстве и осужден. Хорошо, что адвокат, баба энергичная, его с трудом, правда, вытащила. Хотя не сразу. Года три отсидел с предварительным, пока освободили за недоказанностью.
— Выходит, не убили ее?
— Убили, — произнес Андрей убежденно.
— Кто?
— До вашего прихода был уверен, что муж, а вы говорите… Что ж это за дополнительные данные объявились? — спросил Пушкарь недоверчиво.
— Дочка утверждает, что Дергачева прислала ей телеграмму.
— Телеграмма — штука весьма сомнительная.
— Там есть слово Лапушка. Так ее мать называла в детстве. Дочка уверена. Пришла просить помочь разыскать. Сама она в том, что мать жива, между прочим, никогда не сомневалась. Дома ей говорили, что мать бросила их с отцом. С другой стороны, о любовнике, что сел, она, насколько я понимаю, понятия не имеет. Да и наверняка не с ним мать сбежала, если взяли его.
— Да, не с ним, если сбежала… Он тут, в городе, и сейчас живет.
— А ее в живых нет? Муж убил, по-твоему?
— Уверен был, что муж, — подтвердил Пушкарь.
Слово «был» звучало приглушенно, вынужденной уступкой уважаемому гостю, но Мазин пришел сюда за фактами, а не за уступками.
— Доказать, выходит, не смог?
— Непробиваемое алиби, — честно признал Пушкарь. — Сам проверял.
«Наверняка надежно проверил, обстоятельный человек», — не усомнился Мазин и поймал себя на том, что признанное торжество факта над сомнительной уверенностью не порадовало его.
— Проверил все время, каждый час, когда он убить мог после ее отъезда, — добавил Пушкарь хмуро.
— А ты уверен, что она уезжала? Ведь любовник на вокзале, по твоим же словам, ее не встретил?
— Вот тут загвоздка. Уехала она железно, но почему не встретились они, сказать не могу, и тогда не понял, можно только предположить смену настроения, хотя предположение это правдоподобное, в женском характере.
— То, что она ехала в поезде, доказано? Откуда железная уверенность?
— Железней не бывает. Проводница ее назвала без колебаний. Дергачева к ней по пути в служебное купе заходила. И мужа, который провожал, проводница опознала, и одежду ее описала подробно, а знакомые подтвердили — сумка им известна, и плащ и так далее. В том, что она ехала в своем вагоне согласно билету, сомнений нет.