тебе сюда лазить. — Шелестя пышными складками узорчатого ситца, фигурка поднялась на ноги. Мальчик молчал, не отводя взгляда от лестницы и бетонного пола глубоко внизу.
— Я все папе скажу, как ты тут сидишь. И ты яблоки воровал, и он увидит. — Она начала спускаться по лестнице. — И внизу будешь искать, и нечего, — продолжала она, махнув рукой на рассыпанные внизу ломтики. — Я их растопчу все.
Она была уже внизу. Мальчик смотрел, как маленькие ноги, подрагивая пухленькими розовыми коленками, разминают в кашу сочные еще кусочки. Потом он увидел, как она, скрывшись за углом конюшни, торопливо засеменила к дому.
Некоторое время мальчик сидел неподвижно. Стояла почти полная тишина. Ветерок был слишком слаб, чтобы шелестеть в щелях сарая. Слышалось лишь смутное, словно издалека доносившееся, вялое, бормотливое квохтанье кур.
Сидя на корточках, мальчик наклонился вперед. Вслепую нащупав оба полувывинченных болта, он принялся выкручивать их дальше. Это было вовсе не трудно, и пальцам ничуть не было больно!
Где-то громко и страстно заворковал голубь. Мальчик сунул болты в карман и выпрямился. Гулко хлопнула дверь, но мальчик не шелохнулся, лишь веки его чуть встрепенулись. По гравию прошуршали тяжкие шаги, заглохшие на бетонном полу.
Мужчина, сцепив за спиной руки, остановился под лестницей. Он посмотрел наверх, и в его глазах, цепко ухвативших очертания мальчишеской фигуры, отразилось удивление. Он ловил, но не сумел поймать взгляд мальчика, который тихо, не шевелясь, смотрел прямо перед собой.
Мужчина расцепил руки. В одной у него оказался только что сломленный крепкий прут. Мужчина начал взбираться по лестнице. Мальчик сглотнул, но по-прежнему не двигался. Он встрепенулся лишь тогда, когда голова мужчины поравнялась с верхней планкой лестницы.
Того, что случилось в следующие секунды, никто не смог бы описать в подробностях — настолько быстро это произошло: нога мальчика, словно брошенного вперед разжавшейся пружиной, коснулась подбородка мужчины; лестница со скрипом отошла и стала медленно удаляться от края настила; хрип, вырвавшийся из глотки мужчины, его мгновенный изворот на лестнице и прыжок, кончики пальцев и ногти, оставляющие беспомощные царапины на пыльном полу чердака; глухой удар, раздавшийся внизу и сотрясший стальные подпорки; и наконец, сама лестница, медленно, почти торжественно возвращающаяся на место.
Мальчик присел и вновь завернул болты в пазы. Затем спустился по лестнице, чтобы подобрать прут и оттащить его подальше, за ограду свинарника. Все это время он внимательно следил за тем, чтобы не ступить в темный, уже застывший ручеек, растекшийся по бетону вокруг мужской головы.
Письма
«Похорони и забудь», — сказала Флорри. Всю дорогу в голове Мэнры звучали эти слова старшей сестры, и вот теперь, когда, наконец, электричка подъехала к маленькой станции, она как будто снова услышала их. «Похорони и забудь». Конечно, это были разумные слова — разумные, как и все советы Флорри, и действительно кому-то могли помочь. Мэнра должна распроститься с прежним окружением, убеждала ее Флорри, больше не оставаться там, где всё вновь и вновь будет напоминать ей о прошлом и о том, через что ей пришлось пройти. Ей нужно подыскать другую работу, в другом месте. Не сидеть сложа руки.
Поезд замедлил ход, со скрипом дернулся назад и резко остановился. Тишина испугала Мэнру. Узкий перрон меж двух путей, уставленный цветочными кадками с душистым горошком и горянкой, в свете позднего полудня казался совсем безлюдным.
Мэнра осторожно сошла на желтый гравий, одной рукой, с перекинутой через нее большой черной сумкой, держась за металлический поручень, а другой придерживая от ветра желтое платье, чтобы не запачкать его о пыльные и ржавые двери вагона. Больше багажа у нее с собой не было: чемоданы должны были прибыть на следующий день.
День был облачный: все небо затянула вуалеобразная дымка, и все же свет ослепил Мэнру, так что ей пришлось достать из сумки зеленые линзы и прикрепить их к тяжелым, украшенным перламутром очкам.
Она не любила спрашивать дорогу и потому накрепко затвердила указанные в письме наставления: сначала будет кафе с маленьким парком, потом свернуть направо, по узенькой тропинке напрямик через сосновый бор до белой оштукатуренной фермы, и затем налево, и так до конца.
Мэнра быстро пересекла небольшую вокзальную площадь. Никто не обращал на нее внимания, и это было хорошо. Несмотря на изнуряющую жару, она быстро шла вперед и замедлила шаг только у беленой фермы. Советы Флорри всегда были мудрыми и верными, это она знала. Но было ли решение самой Мэнры действительно продуманным, и сама ли она его приняла? Верила ли она в то, что это было разумно — вот так вдруг бросить свою маленькую квартирку и службу, на которую с удовольствием ходила более девяти лет? Ей нельзя было колебаться, нельзя было поддаваться тревожным мыслям, но ужасное сомнение одолевало ее, и налетел вихрь мыслей и впрямь тревожных, когда в конце узкой тропинки, на которую она свернула, перед ней во всем своем провинциальном убожестве предстало здание школы из красного глазурованного кирпича с высокими, похожими на фабричные, окнами. За воротами, состоящими из двух каменных столбов и железной арки, открывалась подъездная дорога с продавленными в мягкой земле колеями, а по обеим сторонам тянулись низкие стены — вероятно, для того, чтобы защищать сад, хотя и не похоже было, что он особо нуждался в защите. Там и сям под стенами или на стенах дети играли в мяч или тыкали палочками в рыхлую землю.
Внезапно, не помня, как вошла в ворота, она очутилась перед входом в здание. Дверь была приотворена и со скрипом распахнулась, когда Мэнра, не позвонив в звонок, машинально потянула ее и оказалась в голом, грязновато-зеленом холле. Кругом не было ни души. Определенно, было бы лучше вновь выйти и позвонить. Однако другая мысль, ошеломительная, как вспышка, мелькнула у нее в голове, и у Мэнры почти перехватило дыхание: может быть, еще не поздно выскочить за ворота, добежать до станции и там, перед тем, как сесть в первый же поезд, распорядиться, чтобы багаж на следующий день отослали назад? У нее закружилась голова. Свою комнату она, вероятнее всего, могла бы вернуть — наверняка, это бы получилось. Ей не пришлось бы идти к Флорри. Она сама вернется на прежнюю работу, ведь занятия в школах только-только начались, она сможет —
Тощая, невысокая фигурка показалась из двери наискось от входа и направилась к ней. Мэнра промямлила фразу, которая явно состояла из слов, но, закончив ее, уже не помнила, как это прозвучало.
— Директор сегодня не принимает, сударыня, — ответил человек. — Только в четверг, после обеда. — Однако его сухое, морщинистое лицо внезапно просветлело. — Вы… ах, ну конечно! Нет, его сегодня нет, но пройдемте, пройдемте со мной.
Он провел ее в небольшой кабинет, усадил в высокое дубовое кресло, но сам продолжал стоять и, безостановочно сыпля словами, принялся копаться в ящиках и шкафах, с переменным успехом разыскивая какие-то бумаги.
— Хорошо ли вы доехали? Нынче так тепло, можно сказать, духота, нужен славный ветерок, чтобы посвежее стало… Ваш багаж заберем позже. О, только завтра? Отлично, мы об этом позаботимся. А теперь разделаемся с парочкой вопросов, ничего не поделаешь, контора пишет, в наши дни без этого никак, ну что же, надо так надо… Стало быть, вы… — Человечек с трудом, большими, детскими буквами принялся заполнять формуляр. Мэнра отвела взгляд от опушенной редкими волосками макушки, в центре которой — там, где разошелся напомаженный зачес, — обнажилась желтоватая полоска черепа, и уставилась на такое же пожелтевшее расписание уроков на стене, за его спиной, многократно исправленное чернилами и подклеенное скрутившимися на концах дополнениями.
Небрежно промакнув бумаги, человечек положил их в лоток для корреспонденции, пробежался с ним по кабинету, мелко семеня ногами, снова вытащил бумаги из лотка, но, повертев их так и эдак и пораздумав, опять положил в лоток и поставил его ровно на то место, где он и стоял. Тот факт, что он благополучно довел до конца какое-то определенное дело, похоже, на несколько секунд привел его в полнейшее смятение, и его лицо приняло встревоженное, стесненное выражение.
— Чаю?.. — еле слышно пробормотал он, словно сначала хотел сам удостовериться, что это разумная идея. — Чаю не желаете?
Мэнра поблагодарила. Человечек, как страус, вновь замельтешил вокруг, вздохнул, после чего предложил Мэнре взглянуть на ее комнату. Молчание, в котором они начали свой путь по голым, обшарпанным переходам и лестничным площадкам, по-видимому, чрезвычайно беспокоило его, и он, повздыхав и поохав, внезапно вновь затарахтел.
— Я вам и не представился толком… Лузерс, да, такое мое имя. Стало быть, вы собираетесь пополнить наши ряды, ну конечно. Мы тут такой приятный маленький коллектив, да, это я могу со спокойной душой сказать… все так без затей… друг к другу просто по имени… хотя, по правде сказать, мне понадобилось одиннадцать лет, чтобы начать называть по имени г-на Марсинга… ах, у нас тут такая спокойная жизнь, просто ужас какая спокойная, я бы сказал… приезжаешь сюда и думаешь: останусь ли я здесь?.. Как знать… и вот я тут уже… постойте-ка… да, восемнадцать лет, да-да, должно быть так, восемнадцать лети пять месяцев, если точно, ведь это было в разгар зимы, и холодина же стояла, доложу я вам!.. Нет, нельзя сказать, что жизнь тут у нас бурлит, нужно далеко, в город, чтобы малость встряхнуться, но конечно, это не всегда получается. А здесь никогда, никогда ничего не происходит…
Они поднялись на верхний этаж здания, и, проходя мимо высокого, узкого окна, человечек указал на светло-зеленую, даже скорее серую равнину, как будто вид за окном являлся иллюстрацией к его рассказу.
— Когда ярмарка, когда лотерея, праздник Пасхи, ну, в кино — оно, правда, только по средам и субботам, вечером, а кроме этого делать тут совершенно нечего… разумеется, бывает, крестьянин с крыши свалится, или молния в копну сена ударит, или мальчишка на рыбалке утонет, как давеча, прямо прошлый месяц, горе-то какое… — Человек потер лицо, словно это было единственное средство, с помощью которого он мог отогнать свои мысли от такого печального воспоминания. — Да, и было еще несколько нападений последние два месяца, здесь такая глушь… расследование пока не закончено… мы велим детям всегда держаться группами, так спокойнее…