- Боишься? - спросил его Вертихвост.
- Нет, - отвечает Федотка.
- А чего же хвост поджимаешь?
- Привычка такая.
- Дурная это привычка, а от дурных привычек отвыкать надо, - сказал Вертихвост и добавил: - С меня пример бери. Я свой хвост, как конь, по ветру пускаю.
И побежали они дальше. Вертихвост большой узколобый - впереди, Федотка маленький длинноухий - сзади. Бежит, подпрыгивает, поскуливает, ушами взматывает, делает вид, что торопится, а сам все отстает и отстает. Приостановился Вертихвост, спрашивает:
- Боишься все-таки?
- Нет, - отвечает Федотка.
- А чего же отстаешь тогда?
- Присматриваюсь: куда волк будет прятаться, если вдруг встретится с нами.
- Да откуда же волку взяться-то? Ты же всех вчера напугал до смерти. Всю ночь лаял, деду с бабкой спать не давал.
- А вдруг какой ненапуганным остался и выйдет нам навстречу.
- Ну и пусть выходит, поговорим с ним, а скулить-то зачем?
- Для хитрости: услышит он - щенок скулит - и скажет: «Кабы настоящая собака была, а то - щенок, чего в нем». И не выйдет. И пусть себе в норе сидит, а то мы еще что-нибудь с ним сделаем, ему же хуже будет.
- Так, - сказал Вертихвост. - Ну, а если все-таки встретится с нами волк и спросит тебя: «Зачем ты, Федотка, в лес пришел?» Что ты ему на это скажешь?
- Правду скажу. Я врать не умею. Скажу, что ты меня сманил. Сам бы я ни за что не догадался в лес прийти. Я всегда правду в глаза говорю, как ты меня учил.
- Так, ну а если бы я тебе сказал сейчас: хочешь ли ты, Федотка домой? - что бы ты мне на это ответил?
- А я бы и отвечать ничего бы не стал, - сказал Федотка, - я бы просто повернулся и побежал домой, а ты бы сам догадался. Ты же умный.
- Тогда я тебя об этом спрашивать не буду, - сказал Вертихвост и в самую глубь Федоткиных глаз глянул, подумал: «Зря я вчера его волками пугал, зря о них страшные истории рассказывал. Мал еще Федотка слушать такое. Надо выправлять дело...»
И указал на куст жимолости:
- Знал бы ты, Федотка, какой со мной позавчера случай возле этого куста произошел. Иду я, знаешь, по лесу и, как всегда, соловьев слушаю. Вдруг вижу вот за этим вот кустом этакое огромное сереется. Подхожу ближе - волк!
- Ну! - вытаращил Федотка перепуганные глаза.
- Да, он самый... И ты думаешь я испугался? Нет. Шагнул я, знаешь, к нему и говорю: «Ты что, говорю, здесь делаешь?» А он, знаешь, завилял, завилял хвостом и отвечает: «В засаду на тебя засел», - а голос такой жалобный, будто милостыню попросить собирается.
- Ну! - вытаращил Федотка еще больше удивленные глаза свои.
- Да, в засаду, говорит, на тебя засел. И представь себе - я даже не дрогнул. Я шагнул к нему еще раз и говорю: «В таком случае выходи, бить тебя буду».
- О! - приоткрыл Федотка волосатый рот.
-Да. Взял я его, знаешь, за шиворот, да как трахну!..
- У! - вздрогнул Федотка и даже отступил от Вертихвоста.
А Вертихвост продолжал:
- Взвизгнул он и как сиганет через куст, только я его и видел.
- Эх, какой ты молодец, Вертихвост! - воскликнул Федотка. - Я бы ни за что с волком драться не стал.
- А тебе пока с ним и драться не надо, - сказал Вертихвост, я пока с ним и один справлюсь. При мне он на тебя даже и поглядеть не посмеет.
- Правда? - припрыгнул Федотка и полез к Вертихвосту целоваться.
КТО КОГО ПЕРЕГОНИТ
Долго бегали Вертихвост с Федоткой по лесу, устали - жуть. Присели под молоденькой березкой, отпыхиваются, приходят в себя потихоньку. А Федотка вдруг и спрашивает:
- Вертихвост, вот тебя зовут Вертихвостом, а как твое отчество?
Вертихвост даже икнул от удивления:
- Отчество? Гм, нет у меня, Федотка, отчества.
- Как это нет? - не поверил Федотка. - У Ваньки Мартышкина и то есть: Иван Парамоныч.
- А у меня, Федотка, нет: сирота я, без отца рос.
- И я без отца, - вздохнул Федотка, - а плохо, когда без отца растешь, правда?
- Что поделаешь? Так уж, Федотка, у нас, у собак, заведено, исстари так ведется и дальше так будет. Сам посуди: кому нужно двух собак в одном дворе держать, когда и одной делать нечего. Воров нет, а побрехать, и одна за десятерых набрехать может.
- И все равно плохо без отца, - вздохнул Федотка еще раз, отчества и то нет. Ванька Мартышкин, можно сказать: никто, мальчишка сопливый и с отчеством, а ты такой пес, такой кобель представительный и без отчества.
- Не в отчестве, Федотка, суть, - сказал Вертихвост. - Суть в деле. Если ты честно живешь - это и будет твоим отчеством: Федотка честный. Если ты за правду борешься, вот и опять у тебя хорошее отчество: Федотка правдивый. Отчество, Федотка, - это твое дело. Вон Пустобрех, с какой стороны ни погляди на него, все он Пустобрех, хотя его при рождении Дымком назвали. Назвали Дымком, а кличут Пустобрехом... А знаешь ли ты, Федотка, что Полкан и Пустобрех родные братья?
- Иди ты! - не поверил Федотка.
- Представь себе - братья. Родились они в один и тот же день, от одной и той же матери. Вместе родились, вместе росли, а живут в разных концах деревни и не знаются совсем. Нет между ними никакой дружбы.
Больше того, когда случается Полкану проходить мимо двора Пустобреха, Пустобрех высовывается из подворотни и лает на него:
- Пес!.. Пес!..
Полкан приостанавливается. Долго и хмуро из-под бровей смотрит на брата и говорит:
- Это ты пес, - и идет дальше.
А началась вражда между братьями еще в детстве, когда они лежали на подстилке в конуре у матери. Принесла им как-то мать на завтрак две куриных косточки. Полкану досталась та, что была чуть побольше. С косточки этой все и началось.
- А, - заворчал Пустобрех, - тебя мать лучше любит. Вон она тебе какую косточку дала... Пес ты.
И облаял ни за что брата. Полкан тогда молодой был, горячий. Кинулся к брату, вцепился ему в загривок.
И братья подрались.
Растащила их мать по разным углам, дала честно каждому по затрещине, чтобы никому не обидно было, но Пустобрех обиделся.
- А, - кричит, - драку затеял ты, а по шее и мне дали. Пес ты.
И опять Полкан было в драку полез, но одумался: ну за что он полощет по щекам брата? Ведь и в самом деле его косточка чуть больше, чем у Пустобреха, была. И когда на следующий день мать опять принесла им по куриной косточке, Полкан честно отдал свою брату.
- Теперь мы с тобой квиты.
Пустобрех косточку изгрыз, но сказал:
- А все-таки та вкуснее была.
- Откуда ты знаешь, ты же ее не пробовал.
- И без опробования видно было - вкуснее... Пес ты, съел вкусную косточку, а мне кое-какую дал.
И не стало Полкану покоя. Чуть что, ворчит на него Пустобрех, выговаривает:
- Тебя, подлизу, мать лучше любит, вон тебе тогда какую мозговитую косточку дала.
Полкан уж всю лучшую еду отдавал брату, чтобы только забыл он ту обиду невольную. Но Пустобрех не забывал ее. В дело и не в дело выговаривал:
- Пес ты, съел тогда косточку...
Так было, пока они вместе жили, но и когда выросли и стали жить каждый своим двором, не забыл Пустобрех обиды своей. Как увидит где Полкана, так сейчас же и облает:
- Пес ты, пес!
Полкан уж и кости ему разные приносил и даже целую курицу приволок однажды. А когда болел Пустобрех, месяц целый ухаживал за ним, кормил его, двор его стерег. Похудел, измотался, сам на себя не похож стал, а Пустобрех выздоровел и сказал:
- И все-таки ты, Полкан, пес, вон тебе тогда мать косточку какую жирную дала.
Ничего на это не сказал Полкан, но с той поры, когда случается ему проходить мимо дома Пустобреха и Пустобрех лает на него, высунувшись из подворотни - «Пес ты, пес!» - приостанавливается, долго и хмуро глядит на него из-под бровей и хмуро говорит:
- Это ты пес.
И идет себе дальше.
- Вот он какой, Пустобрех-то, - закончил свой рассказ Вертихвост. - С братом родным и то ужиться не может. Нет, не зря его Полкан псом зовет, пес он и есть, кто же еще.
Посидел, подумал, добавил:
- Это и есть его отчество - пес... Ну что ж, отдохнули мы с тобой, Федотка, поговорили о разном, а до вечера еще далеко, давай еще по лесу побегаем, пошуршим, чтобы было потом что вспомнить. Может, на зайца где наткнемся, или лису из норы вышугнем. А то в лесу были, а шума никакого не наделали, даже домой как-то возвращаться неловко... Постой, я, кажется, что-то предвижу, что-то сейчас может произойти.
По просеке мчался на велосипеде Ванька Мартышкин. Он давил на педали изо всех сил и напевал свою любимую песенку о белых медведях, которые чешутся на Севере о земную ось. Вертихвост шепнул что-то Федотке, тот захихикал, и они оба залегли в высокой траве у просеки, а как только Ванька поравнялся с ними, кинулись с визгом и лаем под колеса его велосипеда.
Ничего подобного Ванька не ожидал. Он резко крутнул руль, ласточкой пролетел над просекой, потом животом еще проехался по просеке. Вскочил и, забыв не только про медведей, что который год уже чешутся о земную ось, но даже и про велосипед, кинулся бежать к Марьевке с криком:
- Караул, волки, помогите!
Летели к Марьевке сломя голову и Вертихвост с Федоткой. Вертихвост большой узколобый - впереди, Федотка маленький длинноухий - сзади. Ванька обогнал сперва Федотку, потом Вертихвоста и первым влетел в родную деревню. Говорил, размахивая руками, у колодца бабам:
- Волки в лесу напали на меня.
А они ему не верили: откуда в их округе волкам взяться? Давно уж перевели всех. Но когда ошалелый влетел в село Вертихвост, а за ним, путаясь в ушах, провизжал к своему двору Федотка, поверили и закрестились:
- Слава те, господи, и мы теперь как люди заживем: и у нас теперь волки имеются.
А мужики похватали ружья и кинулись в лес поглядеть, какие они теперь стали, волки-то, уж сколько лет не видели, отвыкли. Все просеки обегали, все буреломы проискали, но, кроме Ванькиного покореженного велосипеда, ничего не нашли: волки, видать, теперь были ученые и надежно прятаться в лесу от людей умели.