– Тогда вот так и договоримся. А сейчас дай мне его адрес.
– Нет! – напугалась Лиза. – Не связывайся с ним!
– Не могу я тебя так оставить. Сама же говорила… Не бойся, я мирно… Объясню, что мы поженились… он же мужик…
– Не поймет он…
– Не поймет – втолкую…
Она обхватила его руками за шею.
– Нет, нет, не пущу! Бог с ним, Паша! Оставь его! Я как-нибудь…
– Ну, будет… – Он отнял ее руки, встал, одернул гимнастерку. – Я пули не боялся, а шпаны испугаюсь?
– Ты его не знаешь, он на все способен.
– Вот поэтому мне и надо его опередить…
В сумерках Павел подошел к двухэтажному деревянному дому на пыльной окраине города. Спросил что-то у двух женщин, сидевших на лавочке. Те указали в сторону низких, прилепленных друг к другу дровяников, замыкавших двор. Он направился туда.
На высокой голубятне, среди двух подростков лет четырнадцати Павел издали увидел коренастую фигуру Михаила. Тот тоже узнал его издалека.
– Что, пограничник? – Михаил передал одному из подростков длинную палку. – Пришел мне джиу-джитсу показывать?
Только сейчас Павел заметил внизу две темные фигуры дружков Михаила. Один держал руку за пазухой – там шевелились голуби.
– Слезай, поговорим! – сказал Павел почти дружелюбно.
– Что это за фраер? – лениво спросил один из дружков, глядя мимо Павла.
– Лизаветы хахаль…
– Он что, прощения у тебя пришел просить? – поинтересовался дружок. Другой хмыкнул, в темноте блеснула золотая фикса. – Ай-яй, как не стыдно? На вид приличный человек, орден…
– Орден-то ему не за эти ли дела дали? – сострил фиксатый и первый засмеялся своей шутке.
Михаил что-то вполголоса сказал одному из подростков, тот еле заметно кивнул, слез с голубятни.
– Дядь, дай закурить? – спросил он, отводя глаза.
– Соплив еще.
Парнишка отступил за спину Павлу. И тут же надвинулся дружок Михаила.
– Зачем ребенка обижаешь? Вали отсюда! – легонько ладонью он толкнул Павла в грудь.
«Ребенок» в это время быстро присел на корточки у ног лейтенанта, Павел от толчка качнулся назад, наткнулся на препятствие и, потеряв равновесие, упал на спину в пыль.
Сразу же вскочил на ноги.
– Не ушибся, дядь? – спросил с безопасного расстояния парнишка. Голос у него был бесцветный – привычная мальчишеская игра не доставляла ему на этот раз удовольствия.
Михаил уже спрыгнул с голубятни, все трое хохотали, расставив ноги. Особенно смешно было фиксатому, он тоненько повизгивал, захлебываясь от смеха.
– Что ж телохранителей не привел? – Михаил смеялся только ртом, глаза ненавидяще смотрели на лейтенанта. – Тащил бы сюда весь гарем – нас как раз четверо…
Павел медленно двинулся на него, держа в поле зрения всю троицу.
– Смотри, нарвешься! – предупредил Михаил, двое по бокам разомкнулись, обходя лейтенанта. – Иди, откуда пришел. Показал себя, и ладно. Бить не будем на первый раз. Езжай, охраняй границу…
Вдруг Павел резко подался вперед, сделал ложный выпад, Михаил отпрыгнул, и оба дружка его как по команде бросились на лейтенанта. Этого Павел и хотел – снизу, с разворота всем весом тела хрястнул фиксатого. Тот сковырнулся, сел наземь. Сразу стал подниматься, блуждая бессмысленным взглядом. Двое других перестроились, загородив дружка, разом кинулись на Павла. Он нагнулся, пронырнул между ними и снова с налета обрушился на фиксатого, левой согнутой ударил в живот, правой – в челюсть. Этот маневр не прошел ему даром, несколько сильных ударов, пока он находился спиной к противникам, пришлись ему в ухо и в затылок, но зато один из троих был окончательно выведен из игры – он валялся, скорчившись, в пыли и судорожно глотал воздух.
Двое оставшихся теперь не спешили, не лезли напролом, решили действовать обдуманно – тяжело дыша, расходились бочком, чтобы одному зайти за спину лейтенанту, заставить его работать на два фронта.
– Падло, – шипел Михаил. – Гемафродей! Боксом? Сейчас мы тебе покажем бокс… А-а-а! – с озверелым криком он бросился на него.
«Дружок» остался на месте, чего-то выжидал. Противник Павла дрался размашисто, по-деревенски, но удары наносил сильные, неожиданные. Оба задыхались от усталости.
– Дядя-а! – вдруг истошно закричал парнишка.
Павел отпрянул в сторону, и вовремя – «дружок» был уже в метре от него. В руке он держал стамеску.
Она могла стать грозным оружием. Не сводя глаз от заточенной стали, Павел отступал к стене дровяника, а тот, пригнувшись, шел на него, обшаривая его взглядом, словно выискивая место, куда можно ударить наверняка. Слева, косясь по сторонам – нет ли свидетелей, – наступал Михаил.
Павел остановился, коснувшись спиной стены, и противники его тоже замерли на секунду перед тем, как броситься на него в последний раз.
Наверное, ему пришлось бы плохо, очень плохо. Но тут он, не отрывавший взгляда от тусклой стали, скорее почувствовал, чем увидел, как Михаил вдруг хрястнулся боком о стену сарая, словно на него свалилось что-то непомерно тяжелое, и тут же, не понимая еще, что произошло, Павел рывком отделился от стены и резко ударил ногой в руку, сжимавшую оружие. Но промахнулся – «дружок» успел отвести руку в сторону. Но Павел был уже в ярости атаки, весь сфокусировавшись на размытом лице противника, он бросился на него и наконец поймал это лицо кулаком, вложив в удар всю свою мощь и силу. «Дружок» упал, покатился по земле, Павел в два прыжка настиг его и с силой, как придавливают голову ядовитой змее, прижал сапогом руку, сжимавшую оружие. Тот взвизгнул, Павел нагнулся и поднял стамеску, на широком отточенном конце которой висела капелька крови.
И тут только Павел вспомнил о другом противнике. Он поднял голову и увидел сначала Лизу с прижатыми к лицу ладонями, глядевшую на него в ужасе, затем Михаила, прислоненного к стене сарая, – рыжий парень, приятель Тамары и земляк Павла одной рукой придерживал его, чтобы не упал, а другой сильно бил по щекам, приговаривая:
– Это тебе, тварь, за Лизавету!.. Это за моего земляка! – Он отпустил его, и Михаил мешком осел на землю.
Рыжий наклонился над ним, двумя пальцами брезгливо поднял кверху его подбородок:
– Запомни! Он уедет, а я останусь! Мало будет, весь завод сюда приведу – все ваше осиное гнездо к черту выжгем! Запомни!.. – Рыжий перевел дух, обессилев от такого длинного монолога. Он распрямился и улыбнулся Павлу смущенно.
Лиза наконец приблизилась, беззвучно шевеля губами, силясь произнести что-то. И тут Павел увидел, что рукав гимнастерки ниже локтя залит кровью. Сквозь разорванную ткань из длинного пореза на руке хлестала кровь.
– Чепуха, – сказал он, бледнея. – Царапина.
– Чего дрожишь? – рыжий толкнул Лизу в локоть. – Ты же медик.
– Сейчас, сейчас… – трясущимися губами бормотала она. – Бинт?..
Рыжий подмигнул Павлу.
– Ты, случайно, лейтенант, аптеку с собой не носишь? Эх ты! – Большой своей веснушчатой рукой он погладил Лизу по голове. – Не дрейфь! Заживет до свадьбы. На вот тебе платок…
Лиза, слизывая языком слезы, стала накладывать жгут.
– Чепуха, – снова повторил Павел и улыбнулся рыжему: – Спасибо, земляк.
– Мне за что?.. Это она… Всю дорогу бежать заставила… Как мы вовремя, а?!
Павел все еще сжимал стамеску со своей кровью на лезвии. Рыжий взял ее, повертел в руках и зашвырнул на крыши сараев.
– У, тварь! – Носком ботинка он легко ткнул дружка Михаила в бок. Тот сидел на земле и подвывал, держась за раздавленную руку. – Пошли, дома перевяжем… Делать здесь больше нечего…
Они прошли мимо парнишки, так и не двинувшегося с места за все время драки. Тот опустил голову, Павел было остановился, хотел что-то сказать, но только поморщился и прошел мимо.
У колонки он обмыл руку вместе с рукавом – порез оказался неглубоким. Спросил рыжего:
– Как тебя зовут?
– Григорий.
– Плохо бы мне пришлось без тебя…
– Забудь, земляки все же… А за Лизу не беспокойся. Мы ее в обиду не дадим.
На несколько минут угловая комната на первом этаже общежития превратилась в лазарет. Подруги с удовольствием возились над лейтенантом – обработали и продезинфицировали рану, крепко перевязали ее, заставили съесть какие-то таблетки. Выстиранная гимнастерка уже сушилась над подоконником.
Ощущение было такое, словно оба вернулись из боя. Даже рыжий Григорий осмелел, уже не мялся на пороге, а сидел в красном углу на табурете. Тамара еще покрикивала на него, заставляла то что-нибудь принести, то подать, но делала это мягко, поощрительно. И добрый тихий Григорий с улыбкой принес кипятку, сбегал в аптеку и снова садился на табурет, остро завидуя лейтенанту, над которым кружили четыре пары женских рук.
– Завидуешь? – смеялся Павел.
– Надо отпраздновать эту битву при Полтаве, – предложила Тамара, и Григорий тут же унесся в магазин.
Павел сидел в белой гражданской рубахе, блаженствовал. Только сейчас заметил он фотографию над кроватью – пухлая девочка лежала на спине и тянулась вверх ручонками.
– Твоя? – спросил он Лизу. – Как назвали?
– Альвита. Аля…
– Альвита? Странное имя…
– По именам мам. У нее ведь еще три, кроме меня, – Александра, Венера, Тамара.
– Молодцы, – похвалил Павел. – Умно придумали, девочка у вас славная…
– Ну дак, – хмыкнула Тамара. – А мамы какие!
– Ты взял билет, Паша? – спросила Лиза.
Он кивнул.
– На завтра? На вечер?..
Тут появился Григорий с портвейном.
– Эх, гулять так гулять! – сказала Тамара, потирая руки. – Идемте со мной, Павел Иванович! Поможете патефон принести…
– Боже мой! – шептала она ночью. – Остался день, всего только день…
Павел приподнялся на локте.
– Знаешь, Лиза…
Она что-то почувствовала в его голосе, встрепенулась.
– Ну… Говори…
– Ничего, так… Я люблю тебя. Спи. Уже светает. Завтра встанем пораньше.
– Так бы взяла и приросла к тебе. Что бы стал делать, а?.. Ты сейчас заснешь и уйдешь от меня. Я обниму тебя… Вот так… Не тяжело? Видишь, моя голова прямо над твоим сердцем. Это чтобы ты все время чувствовал меня. И чтобы никто другой не смел тебе присниться… Теперь засыпай, ты устал. А я буду лежать и думать о нас с тобой. Мы будем хорошо жить. У меня знаешь какой характер – со мной невозможно поссориться. И Альку ты полюбишь, ты добрый… А за это я рожу тебе мальчика. О, какого я произведу на свет малыша! Пал Палыча, ладно? Пусть он тоже будет Павел? Ты спишь? Только бы не было войны! Неужели она все-таки случится? Они же там совсем рядом с тобой, за речкой… Какие они?