пополз. До следующего камня.
Звуки стрельбы колебались. Они то раздавались рядом, то откатывались в разные стороны, накрывая кого-то другого. В такие моменты я ликовал и старательно полз, мало заботясь о направлении. В какой-то миг Тевтон перестал быть другом и превратился в простую палку. Я отщелкивал обойму, с непониманием разглядывал патроны. Дергал затвор. Дышал на рукоятку. Молился на дуло. Тщетно. Тевтон ушел в себя, не желая разговаривать и петь мрачные немецкие песни. Всё — наш договор закончился.
— А как же наша дружба? — хотелось кричать мне, но получалось только одно, — сволочь. Сволочь! Сволочь!!
В меня долго никто не стрелял, и мне показалось, что я уполз. Я прислушался. Точно, нет той интенсивности боя, того накала, что присутствовал в первые минуты. Даже пулемет стрелял как-то вяло, постепенно пропадая и сходя на нет.
— Уползли, — сказал я Тевтону очевидную версию и приподнял голову, чтобы лучше осмотреться. Глаза сами собой расширились. Оказывается, я максимально близко подполз к развалинам комбината. Никогда не был следопытом, но всегда до этого полагался на «шишку-компас» в голове и точно выходил из леса на дорогу. Не в этот раз. Может леса не хватало, может меня, сбили камни или другие факторы — не успел разобраться, потому что в двух метрах от лежбища стоял лысый крепыш со злобным лицом и неестественно вывернутой рукой с пистолетом. Сквозь прицел он разглядывал меня. Я кивнул, как старому знакомому и попытался спрятаться обратно за камень. Может, обойдется? Парень отрицательно качнул головой и сделал вперед полшага.
— Не уползли, — сказал он и насупился, переваривая в пустой голове важную информацию. Рука с пистолетом дрогнула. — А где же второй? — Парень испугался. — Слышишь?! — Крикнул он, заглушая ветер, в сопки. — Я сейчас пристрелю твоего дружка! — закричал он, неизвестно к кому обращаясь. Я машинально посмотрел в сторону, потом в другую и резко обернулся, привлеченный тихим спокойным голосом:
— Не успеешь.
«Адидас» успел я прочитать на черной куртке лысого парня и посмотрел в чужое испуганное лицо. Оно оставалось таким секунду. Затем разорвалось мелкой кровяной кашей. Тело неизвестного бойца грузно упало. Я зажмурился, чувствуя, как горячее суфле чужих мозгов стекает по лицу.
— Не успел, — сказал спокойный мужской голос и снова прогремел выстрел. Я дернулся всем телом. Мочевой пузырь болезненно сжался. Так вот откуда «ранение»! Глаза машинально открылись и я сел на камень, пытаясь унять сильный озноб, бьющий тело. Значит я не рыцарь? И ничего во мне от сильной личности нет? А как же мечты? Я же верил…
Снайпер, а с этим сутулым мужчиной неопределенных лет, в смешной овчинной безрукавке и синей вязаной шапочке (наверное, подарок от бабушки) я иной образ увязать не мог, смотрел сквозь огромный прицел в противоположную сторону от меня.
— Уйдет. Точно уйдет. Не догонит. — Последние слова мужчина сказал, обращаясь ко мне, чуть повернув голову, и, кося глазом. — Ну, чего ты? Орбит будешь? — Пачка ловко кинута, но я никогда не умел ловко ловить. Я вообще не герой. Мужчина, которому было далеко за сорок лет, обиделся, видя валяющуюся в грязи голубую пачку жвачки.
— Это же «Орбит»! Настоящая мята. Пожуй. Станет легче. — И он опять склонился к снайперскому прицелу, теряя ко мне интерес. Я прислонил автомат к камню (кругом лежали одни трупы и, воевать можно было только с самим собой) и кое-как поднял злополучную пачку. Третья подушечка чудом не упала из ладони. Задержалась на краешке. Я попробовал поймать её губами и вздохнул, видя замедленное падение. Не мучаясь более, засунул пачку в рот и выдавил капсулы на сухой язык. Мята помогла.
— Всё. Ушел. — Старик опустил винтовку. Повернулся ко мне. Колючий взгляд не предвещал ничего хорошего. — Странная у тебя тактика, — сказал он. Я вскинул голову. Может, я удивился, по крайне мере так он истолковал мою мимику.
— Не скрою: твоё ползанье ночью меня забавило и не давало уснуть до самого утра.
— Так значит, там кто-то был, — хрипло сказал я. Снайпер не понял. Нахмурился.
— Где «там»?
— В развалинах. Я чувствовал.
Старик вспыхнул.
— Неправда. Ты не мог меня чувствовать. Я маскировался. Меня никто никогда не чувствует! Понял?!
— Понял.
— Я мог убить тебя в любую секунду. Тебе повезло, что «мобильник» здесь не ловит — слишком далеко от города. Я не знал кто ты! И не мог позвонить хозяину.
— Зачем?
— А вдруг тебя прислали в последнею очередь? Ты ведь на самом деле, потом пригодился. Никто не знал, что они притащат пулемет.
Увидев, спускающегося с пригорка, злобного парня с помповым ружьём на изготовку, мне сделалось страшно и захотелось уйти. Снайпер проследил мой взгляд. Резко обернулся и расслабился.
— Свои, — сказал он.
Для кого-то и «свои». Я усиленно заживал «Орбит». Черный плащ развивался при каждом быстром шаге. Боец стремительно надвигался, подобный вековому торнадо, знающему своё мертвое дело.
— Что за малец? Кого поймал? Давай, в расход его и идем к хозяину.
— Это он.
— Правда? — мужчина остановился и почесал помповиком голову. Смотрел он на меня с удивлением и, слов у него больше не находилось.
— Ладно. Кончай его. И пойдем к хозяину.
Снайпер не торопился. Спросил:
— Ты их поймал?
— Ушли. Пулеметчика не смог достать — прикрывался своим боссом, как щитом. Нечестно! Зато я достал «смотрящего»! И до погони тоже один раз попал.
— И я достал, — сказал снайпер. «Весельчак» пожал плечом, принимая очевидное:
— Дело сделано.
— Почти. — В голосе прозвучала сомнительная ирония. Я бы тоже взорвался эмоциями под таким скептическим взглядом.
— Я всегда заканчиваю то, что начинаю! Днем раньше, днем позже! Какая разница? Хочешь, я опущу мальца? — Затвор помпового дробовика лязгнул. — Хочешь?!
— Успеем. Идем к хозяину.
Я решил остаться. Нет ничего прекраснее отдыха. Какое чудесное сырое утро.
— Ты с нами, — сказал снайпер, а его друг, проявив сноровку, быстро подобрал Тевтона и, как бы невзначай, стукнул меня рукояткой по плечу. Стало обидно: немецкий друг снова подвел и предал, принимая чужую сторону. А как я его ласкал! Сколько с ним разговаривал!
— Классная пукалка! Стреляет?!
— Нет, — сказал я. Тевтон в чужих руках коротко пролаял, выпуская из себя пули в хмурое небо без облаков.
— Обманываешь, — укоризненно сказал боец. — Нехорошо. Мы же к тебе с открытой душой… — И снова удар автоматом. — Вставай.
Не в силах ничего сказать, я отрицательно закачал головой.
— Не хочешь? — удивился друг снайпера. — Так я заставлю!
— Не заставляй, — сказал старик и, предвидя возможный вопрос, добавил, — никуда он не денется.
Откуда он знал? Лично мне хотелось обратного от его вывода. Найти бы велосипед! «Кожаный плащ» растянул губы в волчьей улыбке и, сплюнув, зашагал к недостроенному заводу, не оборачиваясь
— Не беги, — сказал снайпер, проходя мимо меня.
Я заплакал. Проклятые слезы лились без остановки, и мне очень хотелось сейчас оказаться дома. Хорошо бы вернуть время назад: оказаться на заводе, просыпаться в половине пятого, считать дни до зарплаты. Если тогда было плохо, то сейчас что? Я даже не смог найти подходящего слова и просто продолжал растирать слезы по лицу до тех пор, пока не увидел в метре от себя пистолет, зажатый в руке трупа с неузнаваемым теперь лицом. Через секунду я уже искал место на себе, желая, чтобы оружие и легко вынималось и в то же время находилось под рукой. Я успокоился. А когда укромное место нашлось, перестал и плакать, чувствуя прилив сил — не автомат, но уж точно не предатель — звездочка на рукоятки, наш пистолетик, я такие в кино про войну видел.
Скрестил руки на груди. Улыбнулся. Посмотрел на небо, желая увидеть облака — тщетно. Перевел свой взгляд на завод и вовремя: снайпер вышел из темной дыры входа и коротко свистнул. «Не мне, конечно», — решил я, но на всякий случай пристально посмотрел на сутулую фигуру. Старик властно махнул рукой, приглашая.
И я пошел.
Фигура в черной одежде неумолимо надвигалась. Я чувствовал свою кончину. Смерть пахла дешевым банным мылом. Я уже отчетливо видел зловещую надпись «Адидас» на засаленном спортивном костюме и многообещающею улыбку. Прежде, чем лицо разлетелось миллионом осколков, рот исказился и требовательно, протяжно зазвонил.
Я проснулся. Покосил глазами, рассматривая потолок, скомканное полотенце на полу, аккуратно сложенные вещи на стуле и окончательно пришел в себя.
Звонить в дверь не переставали. Ясное дело — это была милиция. Я её ждал, но не так скоро. В книжках всегда пишут, что сложное дело раскрывается в течение трех дней. Я рассчитывал, что на меня выйдут через двое суток. Посмотрел на часы. Хмыкнул. Оказывается кому-то достаточно и шести часов. Что ж. Дело и в правду не сложное.
Я поднялся с кровати уже одетый и готовый.
Звонок разрывался противной трелью. Замер в прихожей, раздираемый вопросом: «Одеться или нет?» Решил, что не стоит. Открыл дверь… На пороге стоял Коростылев. Кажется, он уснул, привалившись к косяку, но это не мешало ему продолжать звонить. Я помог ему ввалиться в прихожую квартиры и кое-как дотащил до кухни. Бывший одноклассник сел на стул и посмотрел на меня мутным взглядом. Зрачок фокусировался. Шли долгие секунды, наконец, Сергей сказал:
— Мне некуда идти. Твоя хата непаленая. Здесь меня никто искать не станет.
— Не думаю, что это хорошая мысль, — начал говорить я, но был перебит чужими, скорыми репликами. Я почти ничего не понимал. Какие-то обрывки скороговорок.
— Надо умыться… я его дотащил до больницы…патроны быстро закончились… мясорубка… нас просто истребили и всё. У тебя есть горячая вода?
— Есть.
— Я умоюсь. Представляешь, он умер у меня на руках. Я его притащил мертвым. Его не смогли откачать! Почему у нас такая плохая медицина?! Кто мне ответит?! Кто-то мне ответит!!
Я посмотрел на Коростылева, и страшная догадка парализовала мою речь. Несколько секунд глотал воздух и, наверное, выглядел очень глупо, потому что Сергей посмотрел на меня и сокрушенно замотал головой. Может, и выглядел я, как пойманная зверюшка в стоп-кадре, но в голове моей творился настоящий компьютерный хаос мыслей, которые отметались, скрещивались с какими-то образами и выходили в выводы. Голубая куртка. Знакомая фигура. Пулеметчик. Закончились патроны. Мясорубка. Адидас. Нет, не то — последнее из другого раздела. Сергей проследил мой взгляд и согласно кивнул, говоря: