Вечером к Евгению пришел его товарищ, работавший в Самарском управлении внутренних дел. Велел ему непременно прийти завтра, 10 февраля, в управление – в шесть часов вечера. Очень нужно по делу. Евгений обещал.
Но – вот ведь невезение! – в центре города, без особых причин возникла автомобильная пробка, и Евгений на несколько минут припозднился. Запыхавшись, вбежал в бюро пропусков, попросил скорее выписать пропуск – и тут услышал: «Всем немедленно покинуть здание!..» Недоумевая и досадуя на еще одну задержку, Евгений вышел на улицу – и увидел, как из раскрытых окон горящего здания УВД прыгают люди, увидел страшный черный дым и огонь…
Если бы не опоздание, он бы тоже погиб, как не дождавшийся его товарищ.
…А Машенька вполне нормально перенесла операцию и на следующий день уже была дома. Ей хватило маминых молитв.
Ольга Ларькина. БлаговестСамара. рф/-public_page_10291
Помощь свыше
Случилось это 1 мая вечером. Я вышла позвонить дочери, было еще не темно. На мне был белый пиджак, не заметить меня было трудно, если, конечно, за рулем был трезвый человек. Увидев машину из-за угла, я прошла через дорогу на площадку, думая, что машина проедет мимо. Но тут же я от удара упала, ударившись об асфальт правым боком и плечом.
Осматривая одежду дома, я поняла, что Господь хранил мою голову, так как в грязи (прошел дождичек) было все, от плеча до ступни.
Машина дала тут же задний ход и уехала. Не знаю, как я поднялась. Руки у меня были чистые, а стоявшие у подъезда трое мужчин спокойно наблюдали за всем происшедшим.
Поднявшись, я осенила крестным знамением ушибленный бок и пошла домой, как будто ничего не случилось. Потом стали проявляться последствия моего падения: локоть стал кроваво-красным, через несколько дней посинел, нога ниже колена распухла, кость болела, затем дало знать плечо и наконец сильная боль за грудиной. Все ушибленные места я осеняла крестом, прикладывала компрессы со святой водой. Боль в груди я как бы выжгла перцовым пластырем, который не снимала дня три. И, конечно, молилась, тем более что и наш папа старенький очень болел. В больнице он только намучился еще хуже, я его забрала через две недели и поехала в Иверский монастырь, чтоб заказать о нашем здравии, попросила святой воды. Увидев гробницу с мощами Александра Чагринского, не только приложилась к ней, но и слезно просила отченьку Александра о болящем родителе, чтобы рученьки его не болели так сильно, чтоб мог он спать, креститься и есть правой рукой. Потом и о себе вспомнила, приложила правую руку локтем: уж очень болезненны были косточки в суставе, не трещина ли там?
И опять просила у отченьки Александра Чагринского помощи, молитв за нас грешных. В течение лета я приезжала три раза, вставала на камни на ступеньку перед гробницей, чтобы ноги мои касались святого места, и просила угодника Божиего за нас грешных.
Все боли мои в правой стороне прошли как-то незаметно, я о них забыла. Еще до канонизации святого праведного Александра Чагринского я молилась ему как святому (фотография его иконы была в «Лампаде»).
И что он мне помог, я в этом не сомневаюсь. Папе тоже стало полегче, но он беспрестанно читал акафисты. Вместе со всеми присутствующими в монастыре 15 октября я радовалась прославлению святого праведного Александра Чагринского, и нет слов у меня таких, чтоб выразить эту радость сопричастности к чудесам, которые открывает нам Господь Бог милосердием Своим.
Валентина, г. Самара. БлаговестСамара. рф/-public_page_10268
«Иди в церковь!»
Когда мне было двенадцать лет, врач, уже уговорив меня пойти на операцию – надо было удалить почку, – вдруг отказался. До нас дошли его слова, звучавшие как приговор: «Девочка обречена, от силы протянет полгода».
Для отца это было таким потрясением, что он, бывший матрос-балтиец, написал в Минздрав России письмо – крик о помощи. Позже я отыскала листок, исписанный его почерком, и прочла: «Господи, если Ты есть, спаси моего ребенка! Пусть я умру, но пусть она – ЖИВЕТ!» Сам он болел туберкулезом, но мы все еще не теряли надежды на его выздоровление.
Ответ из Минздрава пришел на удивление скоро. Жили мы в Кисловодске, а тут письмо из Москвы – будто на крыльях кто принес!
Мы с мамой срочно уехали в Москву, меня положили в больницу, и у мамы болезнь обнаружили – тоже надо ложиться в больницу. Дома остались чуть живой отец и братишка-первоклассник.
На переговоры с мамой пришел не папа, а сосед, и сказал: «Николай умер…» Мама улетела на похороны. Папу отпевал священник. Жизнь моего отца оборвалась в 36 лет.
Мы, конечно, с Божией помощью выкарабкались из казавшихся неодолимыми бед, но папы мне не хватает и сейчас, через столько лет. Мама в тридцать два года осталась вдовой, вырастила нас, дала нам образование. Сама трудолюбивая и честная, этому же учила и нас. Позже я ее спросила:
– Мама, как же мы выжили тогда? Богу не молились, икон не знали.
– Это вы не молились, – ответила мама, – а я вас спать уложу – и молюсь Богу, чтобы не оставил нас. Глядишь, на другой день то соседка принесет заказ – сшить ей халат, – то посылочку дед пришлет, то, откуда ни возьмись, найдется вдруг из чего суп сварить.
Мама целый год не могла работать, получала 33 рубля пенсии. Перелицовывала вещи, из старья шила нам обновки…
А папа мне не снился. Я мучилась, не в силах понять тайну смерти, пока добрый голос во мне не сказал, что он жив, только очень-очень далеко, я просто не могу его видеть. И я успокоилась. Много позже, уже в Самаре, он приснился мне, – но это был не сон. К тому времени я вышла замуж, родила троих детей, а дорогу к храму мы так и не обрели. А ведь все – и замужество, и рождение детей – было так дивно, и все – от Господа. Я это сознавала. Но не было в жизни чего-то главного – стержня, смысла, гармонии.
…Было раннее-раннее утро, воскресенье. Я вдруг проснулась с необычным ощущением: будто все во мне расплавлено, душа размягчилась, как воск, и разлилась по всему телу. И так всех жалко, все переполнено какой-то вселенской любовью, неведомым светом. Я даже заплакала… от счастья. Я опять забылась в полусне и увидела папу. Как живого, глаза строгие-строгие. Он сказал всего три слова:
– Иди в церковь!
Это было как приказ. Я вскочила, оделась, поехала в Покровский собор. Там только и опомнилась: народу много, светло и празднично, поют… Поставила свечи. Литургию отстояла как один большой и светлый миг. А проповедь священника меня просто потрясла: в ней все, до единого слова, было обо мне! Я все поняла о своей жизни за все мои сорок дремучих лет. И грехи увидела, которые раньше не считала за грехи. И себя – неблагодарную за все, что сделал и делает для меня Господь.
Я еще не знала слов молитв, а душа моя кричала о помощи, о прощении, кричала от горя и радости, – радости за это открытие. Будто двери, к которым я так долго шла вслепую, растворили. А за ними – Свет…
Через полгода мы с мужем обвенчались. И сколько же хороших, добрых христиан узнала я с тех пор! И газету «Благовест» мы ждем всей семьей, как праздника. Бабушки наши молились, да и сейчас за нас молятся. Мамочки наши молятся о нас и детях наших. Тетя была у моей мамы – Ирина Андреевна Крылова, истинно верующая, богомолка. Она за нас всегда молилась, спасая нас в безбожные годы. Помню, посылку нам прислала, а в ней – просфорки. Вот тогда я их в первый раз и увидела.
Сейчас думаю: сколько мужества в наших с виду немощных стареньких бабушках! В любую непогоду едут в церковь, с палочками, на костылях, – все равно идут, службу стараются отстоять. Россия – страна намоленная. Для нас Православие – это и вера, и хлеб, и воздух. Все, чем жив человек.
Я привела в храм своих учениц, взрослых девушек. Три из них подходят ко мне со свечками и тихонько так спрашивают:
– Мы свечи хотим поставить, но мы пока не крещеные. Можно?
Говорю им:
– Раз вам Господь дозволил в храм войти, поставьте свечи, Он ведь всех слышит.
А через две недели приходят они ко мне все три, такие радостные, сияющие, и говорят:
– А мы окрестились!
Ищущую душу Господь вразумит и направит. Помоги нам, Боже! Да будет на все святая воля Твоя!
Елена Максимова. БлаговестСамара. рф/-public_page_10248
Возвращение к жизни
Прихожанка самарского Кирилло-Мефодиевского собора раба Божия Вера несколько лет назад пережила, по сути, воскрешение из мертвых. Душа ее вернулась в холодеющее тело только по слезным молитвам – для раскаяния во всех грехах. Мало кому известно об этом, и рассказать о случившемся для публикации в газете Вера решилась только по благословению своего духовного отца, настоятеля собора протоиерея Виктора Ушатова.
– К Богу я шла, наверное, с раннего детства. Еще с десяти месяцев, когда утонула в первый раз…
– Как же ты ухитрилась – в десять месяцев?..
– Родители взяли меня с собой на огород, я сидела у глубокого бака, вкопанного на огороде. Бак был до краев полон водой. Спокойно сидела, играла. Вдруг мама оглянулась – а меня нет. Куда делась? Стали искать по всему огороду и тут заметили плавающую в баке беленькую панамку. Отец сразу нырнул на дно и достал меня уже бездыханную. Откачали, я задышала. Потом уже в восемь лет – опять утонула. Но, видно, не судьба мне была так умереть. Мальчишки постарше позвали покататься на баллоне. Плавать я не умела, а покататься очень хотела. Я же не знала, что они так учили других ребятишек плавать! Заплыли на глубину, и они вдруг опрокинули баллон. Я упала в воду и… даже не пытаясь барахтаться, тихонько пошла на дно. С открытыми глазами и сложенными на груди руками. Пруд был глубокий, а вода прозрачная. И вся она просвечивалась чудесным солнечным светом. Все это я видела, погружаясь на дно. Опустившись на дно, я села и отключилась. Больше я ничего не помнила. На мое счастье, по дамбе шла машина, и ехавшие в ней увидели, как баллон опрокинулся и девочка ушла под воду. Я не всплывала – и они поспешили на по