квартиру, но объяснять всё сначала усталому полицейскому не собиралась. Во-первых: он просто не поверит и решит, что у дамы после аварии снесло крышу, а во-вторых: она невероятно устала.
– Ну, хорошо, не буду вас мучить, – мужчина видел измочаленное состояние пострадавшей. Ссадина на лбу, синяк на скуле, царапина на руке, порванные джинсы и усталый, потухший взгляд. Однако полицейский знал, что это ненадолго. Женщина, как кошка, зализывает раны быстро. Уже утром подкрасится, подчепурится, брызнет парфюмом и снова алая роза. – Вот мой телефон, если что-нибудь вспомните, немедленно звоните. Если мы найдём гонщика, дадим знать, ваши координаты имеются.
В палату вошла Галина.
– Переночуешь здесь. Я не могу тебя отпустить одну. Завтра приеду на смену, ещё раз осмотрю раны. Если всё в порядке, отпущу домой. Надо забрать Егора из детского сада? Я прямиком туда.
– Сын у мамы в деревне. Сегодня утром отвезла, – Алиса встала на ноги и не двигалась несколько секунд, останавливая головокружение. – Одна я здесь не останусь, поеду домой. Не будешь же ты меня привязывать к кровати.
– Да что ты такое говоришь, подруга!
– Просто не представляешь, что произошло за последние несколько дней, – Алиса снова села на кровать и горько заплакала. – Кто-то пробрался в квартиру, потом убил Жучку, и вот сегодня хотел убить и меня.
– Ты что, шутишь? – Галина округлила глаза.
– Какие тут шутки! – Малинина вытерла слёзы и достала из сумочки телефон. – Вызову такси.
– Я не отпущу тебя одну. Сначала заедем ко мне, надо переодеться, а потом буду тебя выхаживать. В твоём холодильнике что-нибудь есть?
– Что-то есть, только я два дня туда не заглядывала.
– Чем ты питаешься? Святым духом?
Алиса задумалась:
– Вчера в кафе перекусила с одной знакомой, – она вспомнила Василису. – А сегодня только кофе у частного детектива.
– Не густо. А зачем тебе детектив?
– Галка поехали домой. Я невероятно устала.
Она проснулась среди ночи неожиданно. Просто открыла глаза и уставилась в темноту. В голове роились мысли. Малинина никак не могла найти объяснения происходящим событиям. Она переворачивала страницу за страницей каждого дня, каждого происшествия, каждого сказанного слова. Что она сделала не так? Почему всё это происходит именно с ней. Как бы мать не старалась оградить её от невзгод, даже имя изменила, но Алисия всё-таки попала в «Зазеркалье». Она вспомнила разбитую голову соседки Маргариты и жуткую картину растерзанной собачки. Алиса натянула одеяло до подбородка, её пробрал озноб. Рядом сопела подруга, свернувшись калачиком. Её присутствие немного притупило страх. На стене мирно тикали часы, холодильник монотонно гудел на кухне. Алиса сбросила ноги с кровати и поднялась. Голова ещё немного кружилась, но в целом она чувствовала себя гораздо лучше. Вдруг в тишине оглушительно зазвонил телефон. Страх вернулся, он пополз по ногам и добрался до макушки, по пути поднимая волоски на теле. Телефон продолжал звонить, а она не находила в себе силы, чтобы добраться до прихожей и снять трубку.
– Ты почему не отвечаешь? – Галя оторвала лохматую голову от подушки.
– Я боюсь.
Подруга соскочила с кровати и, шлёпая босыми ногами, скрылась в прихожей. Через минуту вернулась:
– Положили трубку. Ложись и ничего не бойся, я с тобой. – Галя накинула на себя одеяло. – Завтра моя смена в клинике, надо выспаться, – и, уже погружаясь в сон, пробормотала. – Я отключила телефон. Штекер выдернула, – неожиданно бодро спросила, как будто эта мысль не давала уснуть. – Чем ты займёшься завтра?
– На работу поеду. Сегодня двух клиенток пропустила, пока по больнице скиталась. Они мне весь телефон раздолбали. Буду извиняться и сделаю скидку на процедуры.
– Как будешь работать с поломанным ребром?
– Потерплю. Одной дома находиться невыносимо. Да и работать надо, иначе растеряю всех клиентов.
Глава 8
Чёрт его дёрнул купить билеты на этот концерт. Времени оставалось немного. В пятницу надо на что-то решиться, чтобы в субботу провести вечер вместе. Возле кассы он размышлял недолго, соблазнило романтическое название: «Шедевры французской музыки. Великий Дебюсси». Валера предусмотрел все нюансы, подговорил мать, купил светлую рубашку под костюм и бордовый галстук с замысловатой булавкой. Не пойдёшь же в камерный зал филармонии в джинсах. Татьяна вскинула брови от неожиданного предложения, но приглашение приняла. Кто знал, что такая камерная музыка на очень большого ценителя и любителя. Валера сидел, вжавшись в кресло. Левая рука расположилась на животе, поддерживая локоть правой. А правая ладонь, соответственно, подпирала подбородок, удерживая голову в равновесии. Он прикрыл глаза, словно наслаждаясь чарующими звуками арфы, флейты и альта. На самом деле только молился, чтобы не всхрапнуть громко или чтобы непослушная голова ненароком не соскользнула с ладони. Он не переживал, что рискует оконфузиться перед такими же зрителями, но не мог позволить, чтобы девушка заподозрила кавалера в невежестве. Хорошо, что концерт без антракта, потому, что после буфета Вильницкий ни за чтобы не вернулся в зрительный зал. Когда раздавались аплодисменты, он с силой открывал глаза и неистово хлопал в ладоши. Наконец всё закончилось, и пара вышла на свежий воздух. На Москву опустилась вечерняя прохлада. Это взбодрило Валеру, и из него, неожиданно вырвалось:
– Терпеть не могу этого Дебюсси и вообще классическую музыку.
Татьяна от неожиданности остановилась и уставилась на Вильницкого. Тот растерянно молчал. А что скажешь? Делал мину весь концерт, прикидывался ценителем и одной фразой смёл все потуги.
– Может, посидим в кафе? – прервал неловкое молчание Валера, рассматривая девушку.
Татьяна выглядела восхитительно в своей простоте. Из косметики лишь блеск на губах и тушь на ресницах. Волосы собраны в пучок на затылке. Светлое приталенное платье чуть выше колена. Бежевые туфли на каблучке делали фигуру стройнее и выше. Не лабутены с высоченными шпильками и красными подошвами, как задница у макаки и не босоножки на платформе, превращающие даму в безразмерную оглоблю.
«Таких простушек у меня ещё не было. Всё гнался за пунцовыми розами, а на ромашки полевые даже внимания не обращал».
Валера никак не мог отогнать неловкость. Татьяна словно это поняла:
– Если не нравится классическая музыка, зачем пригласил?
– Тебе хотел угодить, – Валера понял, если начнёт юлить и суетиться, сделает только хуже. – Я же мент простой, без затей, слушаю «Милицейскую волну», читаю детективы, ем простую еду и пью пиво по выходным. Я не чувствую себя чем-то обделённым или несчастным. Это мой стиль жизни.
Они шли по вечерним улицам не спеша, и не имея определённой цели.
– Я расскажу тебе суффийскую притчу, – улыбнулась Татьяна и подхватила кавалера под руку. – Жил был мастер Бахаутддин и всю свою жизнь он был счастлив, улыбка не сходила с его лица. Вокруг него всё было пропитано ароматом праздника. Даже когда он умирал, то улыбка сияла на губах. Казалось, мастер наслаждается близостью неминуемой смерти. Его ученики сидели рядом с горестными лицами. Один из них спросил:
– Почему вы смеётесь? Всю свою жизнь вы были веселы, и даже сейчас на смертном одре улыбка не покидает вас?
Бахаутддин ответил:
– Много лет назад, я, так же как и вы, пришёл к своему мастеру, будучи семнадцатилетним юношей. Однако уже тогда моя душа страдала и плакала. Мастеру было под восемьдесят лет, он смеялся и улыбался без видимой причины. Я спросил:
– Как вам это удаётся?
Он ответил:
– Внутри я свободен в своём выборе. Каждое утро, когда я открываю глаза, то спрашиваю себя, что выбрать сегодня: блаженство или страдание? Предпочтение очевидно! Я выбираю блаженство!
– Хорошая притча, только мне она не подходит, – Валера пожал плечами. – Приходится иметь дело со страшными вещами, с преступниками, со смертью. Тебя сочтут за дебила, если будешь улыбаться при виде трупа, например.
– Это всего лишь притча. А имеется в виду благостное состояние души, а не внешние проявления. Если каждое утро спрашивать себя:
«Что выбрать сегодня – блаженство или страдание?»
Нужно только немного времени и желание. Психологи говорят, что достаточно всего двадцать один день для того чтобы сформировалась устойчивая привычка.
– Психологи, наверное, правы. Только привычка курить прилипла ко мне меньше, чем за двадцать один день, а вот избавлялся я от неё гораздо дольше!
Немного помолчали, слушая только звук своих шагов. Неожиданно Татьяна произнесла:
– Если бы у меня был выбор пойти на концерт классической музыки или в ночной клуб, то я выбрала бы последнее.
– Так в чём дело? – обрадовался Валерий. – Мы же не враги своим желаниям! Зачем формировать привычку быть счастливым с завтрашнего дня, начнём прямо сейчас!
– Нет, я не могу. Как же Светлана Тимофеевна, твоя мама?
– О ней и о ребёнке не беспокойся. Я позвоню, предупрежу, что она останется на ночь.
В понедельник Вильницкий приехал на службу раньше обычного, что-то изменилось в жизни. Пока он точно не определил, что именно, но неожиданно появились силы и вдохновение. Как правило, утром он приводил себя в порядок, вяло завтракал и отправлялся на работу. Сегодня энергия била ключом, Валера сделал зарядку, отжался на кулаках (погружённый в свои мысли даже забыл посчитать), с аппетитом съел яичницу и, махнув матери рукой, отправился служить трудовому народу. Когда в кабинет вошёл Хлебников и увидел напарника, то невероятно удивился.
– В лесу Бобик здох! – Михаил присвистнул. – Раньше меня на службу явился. А светишься, как новенький пятак. Наверное, это любовь.
– Почему стразу любовь? – смутился Валерий.
– Согласен, причин может быть несколько: повышение по службе – это пока не про тебя, выигрыш в лотерею – тоже, иначе я бы знал. Квартиру ты не купил, ещё денег не заработал на отдельное жильё, пока придётся жить с мамой. Значит любовь, – Михаил поощрительно похлопал коллегу по плечу. – Ты главное не робей и не выстраивай городьбу из намёков и недомолвок. Жизнь штука простая – если точно понял, что любишь, женись! Это я тебе, как старший товарищ говорю.