– Может Малинина и права, простая русская женщина. Ну, приврала, чтобы придать вес собственной персоне. Нечего здесь искать.
Он ещё не вытащил ключ из замка, как услышал резкую трель внутреннего телефона. Распахнув дверь кабинета, схватил трубку. Это оказался дежурный:
– Михаил тебе только что пытался позвонить коллега из Турции.
– Меня не было в кабинете, только что вошёл. Что надо от меня этому коллеге?
– Он не доложил. Только сказал, что перезвонит через час.
– Хорошо. Я буду на месте.
Звонок из Турции его удивил. Что турки хотят ему сообщить, и на каком языке вести разговор? Через час Хлебников общался, с прекрасно говорящим на русском языке, мужчиной. То, что он ему сообщил, несколько обескуражило. Куда теперь бежать с этой информацией? Тело погибшего Македонова на самом деле совсем не его тело, а чьё? Может, Вильницкий прав? Убитая женщина на самом деле видела Македонова живым и невредимым? Но эта информация его не касается! Дело расследует Игорь Ковалёв, вот ему он передаст все, что узнал от турка. Нет, ну в турецкой полиции работают молодцы, просто профессионалы! Мало того, что труп месяц держали в холодильнике, потом отдали тело родственнице, та его с успехом похоронила, а сейчас выясняется – произошла ошибка! Как проводили процедуру опознания?
«Даже голову не буду забивать. Позвоню Ковалёву, пусть он разбирается в ситуации с подменой».
Валера потянулся, медленно просыпаясь. Он удивился, не услышав привычные утренние звуки и запахи, которые производила мать, готовя завтрак. Всплыли воспоминания прошедшей ночи. Мать осталась ночевать у Татьяны, сегодня нянчится с Сёмой, а он нашёл труп и получил по голове. А время давно не утро, часы показывали половину второго дня. Остатки ночи Валера провёл в машине во дворе дома убитой Немоляевой. Вильницкий обследовал подъезд и понял, что попасть туда можно только через дверь, на чердачном люке висел массивный замок. Он видел, как в семь часов, шаркая старыми ботинками, с работы вернулся муж убитой. Останавливать и сообщать скорбную весть не стал. Пусть побудут в неведении ещё какое-то время. Утром, когда приехали дознаватели, отправился домой: пост сдал – пост принял. Голова то ли от удара, то ли от усталости нещадно трещала. Несмотря на раннее время, захотелось залпом выпить стакан водки и уснуть. Может, удастся стереть в памяти булькающие звуки вытекающей крови. Теперь Валера знал, как звучит приход смерти. Он сдержал свой порыв, нашёл в аптечке таблетки аспирина, выпил две штуки и неожиданно быстро, без сновидений уснул. Сейчас, сидя на кровати думал, на что потратит половину дня. Ничего толкового в голову не пришло. Вильницкий сделал яичницу с колбасой, налил кружку кофе и принялся есть не чувствуя вкуса и совершенно без аппетита. Мир казался совершенно несправедливым. Как будут расти дети с бездонными голубыми глазами? Ленка быстро повзрослеет, научится варить суп и штопать младшим носки. Хорошо, если отец возьмётся за ум и завяжет с выпивкой. А если нет, то его лишать родительских прав, а детей, скорее всего, определят в детский дом. Валеру даже передёрнуло от таких мыслей. В детстве, когда он баловался, не слушал родителей или приносил двойки, мать пугала его тем, что сдаст детский дом. Он понятия не имел что это за организация, но дико боялся, что родители откажутся от него, лишат уютной кровати, не дадут любимые коньки и футбольный мяч. Вильницкий вымыл за собой посуду и отправился в Управление. А куда? Не в кино же на дневной сеанс!
– О, раненый боец появился, – Хлебников удивлённо глянул на коллегу. – Я же дал выходной! Валялся бы дома у телевизора, зализывал раны.
Вильницкий только махнул рукой.
– Есть какие-нибудь новости?
– Есть! Сегодня разговаривал с теми, у кого дома побывали неизвестные и с родителями Вовы Меньшикова, и вот что выяснилось: все они в августе отдыхали в Турции. Это всех объединяет. Что мы получим с этого факта, пока не имею представления, но уже кое-что. Отпуска проводили в разное время, в разных отелях и городах. Зимушина отдыхала в Белеке, а чета Меньшиковых и Малинина в Кемере. Есть какие-нибудь соображения?
Валера пожал плечами:
– Только одно: из Турции они что-то провозили, сами не зная что.
– Вот и я так подумал! Но что есть такого в Турции, чего нет в России? – Хлебников поднял указательный палец. – Вот именно, наркотики!
– Как же так? Мусульманская страна, у них, наверное, запреты на пердёж в общественном месте? А тут наркотики!
– Наркодилеры весьма изобретательный народ. Кто-то, например гражданин Икс или гражданка втирается в доверие к туристам, перед отъездом незаметно в багаж подкладывает небольшой свёрток или просит провезти незначительную безделицу.
– В случае с Зимушкиной это оказалась коробка с духами, – догадался Валерий. – Наверное, свёрток поместили под подкладку.
– Каким-то образом делает слепки ключей от квартиры, – продолжил мысль Михаил. – Икс незаметно отслеживает передвижение курьера, а в Москве, в отсутствии хозяев проникает в квартиру и забирает товар.
– Ловко! Но очень рискованно. А если таможенники обнаружат наркотики?
– Тогда пострадает безвинный человек. Надо навести справки, может нечто подобное случалось в последнее время с российскими туристами, – Хлебников развёл руками. – Давай, свяжись с таможенной службой, сам не захотел отдыхать, – Валера безропотно кивнул. – Да, что ты узнал по этого реставратора, к которому ходила на свидание Малинина?
За событиями последних часов Вильницкий совсем забыл о своём посещении художественной галереи «Френч нотс». Он быстро выложил всё, что узнал от сотрудницы.
– Синьков и хозяйка галереи состоят в отношениях?
– Дама, которая оформляет выставки, неоднозначно намекнула на этот факт. Синьков в тот день, когда назначил свидание Малининой, отправился в Смоленскую область для выполнения реставрационных работ в храме святого князя Владимира. Самое интересное, что он не мог не знать о предстоящей командировке и зачем-то назначает свидание.
– А может он туда не попал?
– Легко проверить. Служащая галереи записала телефон местного чиновника, у которого остановился на постой реставратор.
– Вот ты этим и займись, а я на доклад к начальству и навещу экспертов.
***
Игорь Ковалёв очень любил свою жену, а вот тёщу просто ненавидел. Было бы легче, если бы он мог открыто выражать свои эмоции относительно ещё совсем не старой женщины. Только благодаря усилиям жены он тщательно скрывал своё негативное отношение. Тёща, казалось, знает всё: как обставлять квартиру (его квартиру!), как готовить блины, как вбить в стену гвоздь и как лучше колоть дрова. Последнего Игорь совершенно не понимал – зачем в квартире, где центральное отопление ему приобретать навык колки дров. Он слушал эти бредни и терпел. Терпел, когда она заставляла дочь перестирывать кухонные полотенца, терпел, когда трясла перед его носом носками, которые выудила из-под кровати, но почти лопался, сдерживая негодование от поучений на какой Луне и в какой позе желательно зачать ребёнка! Ковалёв выскакивал в другую комнату, увлекая за собой жену, плотно закрывал дверь и неистово шептал, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик:
– Объясни своей матери, что интимная сторона нашей жизни её совершенно не касается! Мало того, что мы выслушиваем нотации с утра до вечера, она умудряется залезть к нам в койку! Ещё бы свечку приготовила!
– Успокойся. Между прочим, это не только моя мать, она твоя тёща.
– Такая должность не даёт ей право вмешиваться в нашу личную жизнь! Скоро начнёт учить меня, как ловить преступников!
– Ты же сам помнишь, что мама не была такой. Она изменилась после смерти отчима. Несчастная, одинокая женщина!
– И в нас она нашла предмет для воспитания, – Игорь постепенно успокаивался. – Хорошо, хоть рядом не живёт. Когда тёща уезжает?
– Как тебе не стыдно! – отчитывала жена, а в глазах плясали смешинки. – Билет на поезд через два дня.
– Вот и прекрасно! На эти дни я выпрошу дежурства, больше толку будет и нервы целее. А ты своди её в зоопарк, пусть посмотрит, как живут её родственницы змеи.
Сейчас, занимаясь расследованием Немоляевой Александры Фёдоровны, он не торопился домой, как раньше и после ночного дежурства, предупредив жену, остался на работе.
Утром вся семья оказалась в сборе. Дети лениво размазывали кашу по тарелкам, а отец выглядел встревоженным. Ковалёв отозвал его в сторону и сообщил о смерти жены. Немоляев прижал руки к груди и, с немым отчаянием в глазах, повернулся в сторону кухни. Дети, ничего не подозревая, ели кашу, пили молоко и, озираясь, с любопытством рассматривали посторонних. Старшая девочка, словно что-то почувствовав, подскочила к отцу. Он прижал её голову к себе и что-то прошептал. Она долго не поворачивалась и только часто вздрагивающие, худенькие плечи говорили о неимоверном детском горе. Пожилая женщина-психолог мягко оторвала Лену от отца и отвела в другую комнату. Муж оказался совершенно не в курсе происходящего. Он не так давно устроился на работу сторожем на небольшой завод по переработке молока, (оттуда и продуктом кормил семью, плюс к зарплате). На службу отправился пешком после четырёх часов. В этот момент жена с детьми находилась дома. Вернулся утром, но Александры Фёдоровны не застал. Время было раннее, и бить во все колокола решил позже. Волновался? Конечно! Такого никогда не бывало, чтобы жена оставила детей одних на всю ночь. Бывало, бухнёт, но ночевала всегда в своей постели. В присутствии психолога и отца допросил детей убитой. Младшие совершенно ничего толком рассказать не могли, лишь хлопали испуганно глазами, а вот старшая Лена задумалась на несколько секунд, вспоминая последний вечер. Ковалёв задавал вопросы, а девочка отвечала, глядя на женщину, словно исключительно в ней видела защиту от того горя, которое навалилось на острые детские плечи.
– Кто маму позвал, я не слышала, укладывала младших спать. Когда вышла из спальни, она уже обувалась, – лицо девочки исказила гримаса, слёзы набухли в глазах. Психолог обняла её и погладила по голове. Лена глубоко вздохнула, натянула рукав кофточки на кулачок и вытерла слёзы. На самом деле она не совсем понимала что происходит. Ясно одно: мама больше не вернётся, но что такое смерть до неё не доходило. Она подняла глаза и продолжила рассказ, адресованный только доброй женщине – психологу. – Мама крикнула, что скоро вернётся. А мы, чтобы спать ложились.