Ну вот, мысли вернулись к работе. Стало быть, послеотпускной сплин отпускает. А все эти поиски верёвочной магии, приключение с Инной – просто последние приветы того сплина. Пора с ним завязывать. И Ольге надо позвонить…
– Давай сделаем рыбу, – сказал детский голос за спиной.
– Сначала кошачий глаз, а потом уже рыбу, – сказал другой детский голос.
Егор обернулся. Позади скамейки стояли девчонка и мальчишка, лет по шесть, похожие на космонавтов в своих цветных комбинезонах. На руках у девчонки натянута рамочкой верёвка, с двойным крестом посередине. Мальчишка подцепил верёвку пальцами там, где перекрещивалось, крутанул руками в стороны и вниз, и теперь верёвочная рамка оказалась у него на руках, но с другой фигурой.
– А мне можете показать? – спросил Егор.
Дети посмотрели на него с опаской.
– Маша, Дима, что вы там мешаете людям! Идите сюда! – раздался голос со стороны соседней скамейки. От группы собравшихся там детей отделилась женщина в пуховом платке, подошла к Егору.
– Я хотел спросить, что это за игра, – обратился к ней Егор. – Хочу тоже научиться… дочке показать.
Женщина поглядела на него с таким же подозрением, как и дети.
– Посмотрите в Интернете. Называется cat's cradle, «кошачья колыбель».
– Спасибо!
Егор выхватил смартфон и открыл поисковик.
– Можете ещё по запросу «string figures», – добавила женщина, смягчившись. – На Youtube есть много роликов. Маша и Дима, пойдемте, пора в сад возвращаться.
Когда перед ним появились картинки с верёвками, он понял, что на маленьком экранчике не разглядеть деталей. Теперь точно пора в офис.
8. Здравоохранение
Фигура, похожая на тот самый «гарпун», нашлась на японском сайте. Правда, там она называлась «метлой». И как сделать из неё рыбу, в ролике не показывали. Потом он нашёл пару отдельных верёвочных рыб, австралийскую и индейскую. Обнаружилась даже «ловушка для рыбы» в коллекции фигур из Гайаны. Всё похоже, но не то.
Странная культура верёвочных игр оказалась гораздо разнообразнее, чем он ожидал. Видимо, когда-то на этом пальцевом языке говорили все побережья и острова Тихого океана. Егор добавил в поисковый запрос слово «hawaiian» и только начал просматривать скан гавайского этнографического исследования 1928 года, как прямо перед ним нарисовалась серая шерстяная юбка с верёвочным пояском. Вера подошла незаметно и стояла вплотную к его столу.
– Его-ор… – сказала она вкрадчиво. – Ты не очень занят?
Он поднял глаза, собираясь сказать, что очень. Но на лице у Веры была написана большая печалька. Ему даже показалось, что Вера похожа на какую-то известную певицу, такую же рыжую и печальную. Но он не смог вспомнить, какую.
– Что случилось?
– Там к Паше пришёл какой-то тип… кажется, из ФСБ. Спрашивает про аптеки. Паша очень нервничает, по-моему. Может, ты зайдешь к ним?
– Хорошо.
Он закрыл лишние окошки на мониторе и медленно пошёл за Верой в сторону пашиного кабинета.
Аптеки. Это было ещё в октябре. Знатная вышла хохма. Заказчик, здоровенный такой боров-армянин в кремовом костюме и розовом галстуке, похожем на раздавленный член коня, вальяжно развалился на диване в пашином кабинете – прямо хозяин жизни. Поэтому Егор не стал «мягко вводить в тему», как они планировали, а вместо этого рубанул с порога:
– А вы разве не идёте на митинг оппозиции? На Сахарова, через полчаса уже!
Владелец сети аптек нахмурил и без того мохнатые брови.
– Ви как хотыте, маладые люди, а я на такые мэропрыятия нэ хажу.
– Почему же? – невинно спросил Егор, прекрасно зная о его активной позиции в партии «Единая Россия». – Там собираются замечательные люди…
– Толька бальные там сабыраюца! – выпалил аптекарь.
– Правильно. Больные. Ваша целевая аудитория.
– Мы провели для вас небольшое исследование… – подключился Паша, выхватывая листок с таблицей. – В каких СМИ лучше всего работает реклама лекарственных препаратов. Угадайте, какая радиостанция на первом месте?
Надо отдать должное аптекарю, врубился он быстро:
– «Эхо Москвы»?
– Бинго! Вот мы и подумали… ну так, в порядке бреда… там на Сахарова всего одна из ваших аптек, и то не у места митинга, а дальше по проспекту. Но есть другие площадки в городе, где ваша аптека прямо на углу, или даже две аптеки с разных сторон. И если была бы возможность устраивать митинги оппозиции именно на таких площадках, число ваших покупателей заметно увеличилось бы. Мы называем эту концепцию «мопинг», как объединение митинга и шопинга.
Но эта идея так и осталась шуткой, насколько помнил Егор. Аптекарь купил у них лишь то самое исследование, а также размещение своей рекламы на «Эхе» и в парочке других СМИ для любителей свободы и лекарств. При чем тут ФСБ?
– Заходи, заходи! – Паша с видимым облегчением обернулся к человеку, сидящему напротив него в кресле. – Это Егор, наш научный консультант. А это Николай из… органов безопасности.
Эфэсбэшник выглядел как-то простовато. Похож на нашего вечно невыспавшегося сисадмина Жору, подумал Егор. Такая же белая рубашечка-поло, джинсы линялые. И стрижка почти что «под горшок». Вот так думаешь о человеке заранее чёрт знает что, насмотревшись фильмов – а он по жизни не сильно от тебя отличается. Тоже небось на рок-концерты ходил, пиво пил с друзьями, а теперь погряз в канцелярской работе, где надо целыми днями писать планы и отчёты.
– Я тут рассказывал Николаю, что наше предложение господину Асланбекову по поводу митингов в местах расположения его аптек было просто приколом. – Паша механически улыбался, словно конферансье в цирке. – Мы разместили его рекламу на нескольких сайтах, но больше никаких услуг не оказывали.
Николай перевёл сонный взгляд на Егора.
– Ваша идея с мопингом?
– Моя. Но…
Эфесбешник поднял руку.
– Знаю, знаю. Доктор Асланбеков решил попробовать без вас. К счастью, его дело быстро передали в наш отдел… Отличная идея, парни. Сейчас мои коллеги её прорабатывают. И не только с аптеками. А я решил зайти к вам посоветоваться. Есть другая задача, противоположная.
– В смысле? – не удержался Егор. – Не больных лечить, а здоровых мочить?
Николай посмотрел на него с какой-то вселенской печалью. Нет, не такой уж простак. Наверное, их специально обучают так непрезентабельно выглядеть, чтоб легче входить в доверие к публике. Егору представился подвал на Лубянке: слева пыточная, справа лаборатория со шпионскими гаджетами и оружием. А посередине – гардероб, где выдают рубашечки-поло и тёртые джинсы. И стрижку делают «под горшок». Но взгляд всё равно жёсткий.
– Мы как раз беспокоимся о здоровье города, – сказал Николай. – В Думе сейчас обсуждают новый законопроект касательно выгула собак. Будут значительно повышены штрафы за отсутствие намордника, а также за испражнения в публичных местах. Оппозиционные политики решили воспользоваться недовольством собачников. И созывают их на митинг. В следующее воскресенье, на Пушкинской. Вместе с собаками. Не исключены целевые провокации. Проще говоря, они собираются засрать центр города. Я знаю, вы специализируетесь на создании полезных сообществ… а тут надо наоборот. Мирно разобщить деструктивную толпу. Мы могли бы просто запретить митинг или объявить о переносе в другое место. Но прошлый опыт показывает, что это не лучшее решение. Есть другие идеи?
– А разве этим не занимается Центр «Э»? – тут же спросил Паша.
– Занимается. Но по старинке. Они стараются выявить зачинщиков-экстремистов. Организаторы протестов знают это, и привлекают такие сообщества, которым не пришить экстремизм. Вот сейчас эшники даже не могут определиться, какой отдел у них должен заниматься этим собачьим флэшмобом.
Собеседники молчали. Паша переложил какие-то бумажки на столе. Егор теребил верёвку, намотанную на запястье.
– Боюсь, что наше агентство тоже не… – начал Паша, но Егор перебил его:
– Собакам лучше жить на дачах. А в городе они опасны, особенно в таких количествах, как сейчас. Горожане заводят их по большей части от одиночества, чтобы компенсировать недостаток интимных контактов. Поэтому… открывайте больше танцплощадок. А ещё лучше – регулярные карнавалы. Большинство «сытых демонстраций» последних лет связаны с банальным недостатком коллективной движухи.
Николай кивнул.
– Согласен. Но до воскресенья не успеем. Что мы можем сделать сейчас?
– Ну… Собаки не любят ультразвук.
– Прорабатывали такой вариант, да. Но тут желательно не применять спецсредств. Будет утечка, зарубежная пресса моментально раструбит про жестокое обращение с животными.
Егор задумался. Перекинул верёвочную петлю на вторую руку. Как там делала малышня в парке? Нет, не запомнил.
Инструкции к этой игре он нашёл сразу же, как добрался до офиса. Вернее, сначала по запросу «cat’s cradle» вылетела куча ссылок на тягомотный роман Воннегута, не имеющий отношения к делу. Потом стало ясно, что тем же термином называют любые верёвочные фигуры.
Но классическая «кошкина колыбель» – это действительно игра на двоих, где надо снимать «кресты» друг у друга. Причём этнографы до сих пор не договорились, откуда произошло такое странное название. Егору больше всего понравилась морская версия. Игра попала в Европу где-то в XVII веке, когда началось активное плавание через Тихий океан. На тамошних берегах верёвочные игры назывались по-разному, но у европейских матросов возникла собственная ассоциация. В то время на каждом корабле держали кошку для борьбы с крысами. А спала корабельная кошка в маленьком верёвочном гамаке…
Все эти ссылки он лишь бегло просмотрел с утра и отложил на будущее, поскольку хотел сначала найти гавайский «гарпун», который превращается в «рыбу». Так и не нашёл. А теперь ещё и собак разгонять надо. Прям не день, а зоопарк.
Но кстати… Егор снова собрал верёвку на левом запястье.
– Тогда используйте кошек.
Он заметил, как выражение скуки слетает с лица Николая. И продолжил: