Он посоветовал спорящим родственницам группу «Серебряная свадьба», из колонок тут же полилась песня «Пилоты», обе актрисы одобрили его выбор и пустились в пляс. Но к разговору присоединился ещё какой-то тип, заявивший, что все студийные записи – отстой, а настоящий драйв только в живых выступлениях, потому давайте мы что-нибудь исполним сами, устроим сюрприз молодым…
Так постепенно втянули в игру всех зрителей, и эта свадьба пела и плясала, распадаясь на мини-пьесы и мини-квесты, и судя по запаху, напитки в бокалах были отнюдь не бутафорские. Один только мрачный мужик за угловым столиком явно не хотел включаться. В простом тёмном костюме, с проседью в волосах, он выглядел солиднее других зрителей, и видимо, не был в восторге от такого бардака. А может, им просто не удалось ничего накопать о нём, и они импровизировали, но неудачно. Больше всех старалась невеста, она несколько раз к нему подкатывала, давая всем понять, что это старый друг семьи и у неё с ним «что-то было», и пожилой мужик в конце концов позволил себе немного подыграть, он неловко улыбнулся и что-то сказал невесте на ушко.
С женихом тут же сделалась истерика, он налетел на мрачного мужика и с размаху врезал ему по лицу так, что тот полетел с кресла. Музыка смолкла, все уставились на упавшего зрителя, который медленно поднялся, отряхнул пиджак, а потом вынул пистолет и дважды выстрелил в жениха. Кровь брызнула во все стороны, в нос ударила пороховая гарь, какая-то женщина завизжала…
В тот же миг вспыхнул свет, жених вскочил живой и поклонился, а за ним стали раскланиваться все остальные актеры, включая и мрачного «друга невесты», который так убедительно изобразил зрителя.
Расходились все молча, как пришибленные. На улице Егор попытался было вышучивать сценарий, но Ольга сказала, что он ничего не понимает в театре, и зачем вообще лезть со своим мнением по любому поводу. Ну, всё как обычно. Он не стал спорить, вытащил мобильник и заказал билет на утренний поезд.
14. Прятки
Ему снилась университетская общага. Он зашел там в гости к приятелю, потом к другому, закрутилось какое-то веселье, и в итоге он забыл, где оставил рюкзак, и долго ходил туда-сюда по длинным лабиринтам коридоров, разыскивая ту комнату, с которой всё началось. Везде было полно чужой одежды и чужих рюкзаков, но свой так и не находился. Он проснулся от резкого гудка, и первое, что увидел, открыв глаза – облако в форме журавля, плывущее навстречу за окном «сапсана». Рюкзак, который он искал во сне, лежал на соседнем сиденье.
Давненько же ты не возвращалась, мысленно сказал он общаге, как чему-то живому. Сны про общагу часто случались в первый год после того, как он съехал оттуда. Потом они приходили реже, зато стали более странными. В одном ему снилось, что он пришёл в ту самую комнату общаги, где жил раньше, и хотя туда уже заселились новые студенты, но за шкафом в стене обнаружилась большая трещина, а за ней – ещё одно помещение, вроде чердака, и там как будто бы до сих пор нелегально живёт его одногруппник. В другой раз приснился лифт, который – во сне – мог выезжать прямо на крышу общаги, но это было непросто, поскольку лифт был маленький, тесный и вдобавок ручной: приходилось самостоятельно крутить чёрные скрипучие рычаги, чтобы ехать.
И почти всегда в этих снах он что-то искал. Наверное, это была тоска по той коллективной магии, которая нередко случалась в общаге на самом деле, когда можно было легко зайти в гости к любому из знакомых или даже малознакомых людей, спеть с кем-то в холле под гитару, придумать грандиозный план на лето из случайной встречи у вахты… После расставания с универом Егор время от времени заезжал в общагу, где ещё оставались приятели, но они тоже постепенно куда-нибудь переезжали, и всё чаще двери открывали незнакомые люди. Конечно, у всех были мобильники и соцсети, при желании можно заранее договориться о встречах – но у номеров есть свойство теряться, особенно если ты не видишь человека полгода, да и сама встреча с ним необязательна, так что о ней и договариваться не хочется, в том и фишка, чтобы встретиться без предупреждения и без цели, почти случайно, и просто поболтать о совершенно левых вещах… ну а нет так нет.
Но место силы продолжало работать, ведь социальный хаб общаги обладал большой избыточностью связей. Застав дома хотя бы одного приятеля, можно было узнать новости про других и восстановить целый сегмент этой летучей сети. А когда даже эти связи рвались, включались второстепенные: в магазине или в кафе на первом этаже, а то и просто на улице перед общагой можно было встретить не особо близкого – даже имени не помнишь – но всё же знакомого, и снова получить зацепку за то ускользающее, что делало это место своим.
Позже он заметил, что нечто подобное случается и в городе, когда заходишь в правильное кафе и обязательно встречаешь там кого-то… Однако такое кафе, а вернее, правильную сеть, что поселилась в нём, нужно ещё поймать. Такое случалось в «Билингве», потом оно перекочевало в «Мастерскую», потом в «Маяк» – и поймать это можно лишь за обрывок такой же невидимой паутины: случайный разговор, летящий мимо концертный флайер, свернувшая за угол девушка со смутно знакомыми чертами.
Но эту волшебную сетку быстро настигала другая, сплетённая из механических гиперссылок и собранной ими послушной толпы. И тогда правильная сетка снова меняла пароли и явки. Может быть, в следующий раз она спрячется хитрее всего, на самом видном месте, где-нибудь в парке Горького, и узнать об этом можно будет, когда в твои сны просочится прозрачный Андреевский мост с вечной сальсой под ним, как после отпусков проникают туда средневековые города с узкими улочками, высокими тротуарами и эшеровскими лестницами, и как до сих пор проникает в твои сны старая общага с лабиринтами коридоров.
За окном пролетали голые поля, заборы и маленькие станции. Снег почти везде сошёл, но что-то зимнее ещё оставалось в этом сонном пейзаже. Егор закрыл глаза, наслаждаясь гармонией внешней скорости и внутреннего спокойствия, как бывает, пожалуй, только в скорых поездах да в междугородних автобусах. Остальной транспорт более нервозен и требует к себе внимания, а поезд просто мчится по прямой, зато ты сам погружаешься в противоположное, утробное такое состояние, когда от тебя ничего не зависит, зато и никаких подрывов.
Интересно, кем бы ты стал, если бы тебя не дёргали окружающие. Родители не отправили бы в спецшколу, сокурсница не позвала на лекцию по анализу соцсетей, геолог не предложил замутить сайт про родники, Паша не пригласил в агентство, а Ольга не намекнула, что квартира лучше общаги… Что осталось бы, интересно? А вернее, что проявилось бы, если бы не все эти чужие верёвки, которым ты вроде бы поддаешься, но потом всё равно пытаешься их прогрызть, как та гавайская крыса под Новый год.
«Яблоки крутил на пальцах» – кажется, так батя говорил про тебя маленького? Ну да, тренер по баскетболу вполне получился бы. Выйти в Питере, сменить телефон, как та девушка с Луны, и вперёд.
Он представил себе Инну, как она спит в своей уютной маленькой студии с тремя окнами, белые ноги поджаты под тёплым зелёным халатом, волнистые чёрные волосы разлетелись по подушке, как водоросли под водой… Хотя нет, она же теперь в Питере. Но наверняка она и там свила себе симпатичное гнездышко, уют которого ощущается ещё лучше благодаря переезду – точно так же, как вот сейчас, после долгого перегона на большой скорости, приятно чувствовать, как поезд останавливается. Кажется, Тверь.
Несмотря на остановку и тёплый образ Инны, собственный сон уже не возвращался. Перед мысленным взором почему-то возник опять баскетбольный мяч и пальцы, которые его подкручивают, подбрасывают, перекидывают друг другу… Егор понял, что это пришло снаружи: он смотрел сквозь стекло на парня, который бродил по платформе и проделывал странные движения руками.
Сначала казалось, что у парня просто неудобная куртка, маловата ему, что ли, поэтому он поправляет то один рукав, то другой. Но куртка давно уже была поправлена, если ей это вообще требовалось – а движения всё продолжались в строгой последовательности: поддёрнул левый рукав, поддёрнул правый, затем поддёрнул брюки слева, затем справа, покрутил в руках какую-то карточку, сделал пару шагов и снова взялся за манжеты куртки. Левый рукав, правый рукав, потом снова брюки слева, справа, и опять всё сначала. Время от времени парень ещё и плевал, причём обычно после того, как мимо него кто-то проходил. И хотя на людей не попадало – парень словно бы сдерживался – но всё равно это выглядело как плевок в спину. Синдром Туретта?
«Сапсан» медленно и беззвучно поехал, оставляя позади странного парня и показывая других людей, ждущих на платформе – видимо, вслед за поездом должна прийти местная электричка. Вот проплыли мимо два мужика с сигаретами в руках, из рюкзаков торчат удочки – тоже ведь набор бессмысленных повторяющихся движений, никакой явной пользы не приносят ни сигарета, ни удочка. На их месте мог быть и богомолец с чётками, и школьник, грызущий ногти, и тётка какая-нибудь с вечным вязанием. Куча народу постоянно занята такими суррогатными движениями, словно другой вид людей маскируется среди людей обычных…
Хотя почему «словно»? Так и есть. Подвижную цивилизацию охотников и собирателей вытеснила оседлая цивилизация земледельцев и торгашей. Из непоседливых повезло лишь тем немногим, кто нашёл себе легальную движуху в этой цивилизации овощей – спортсмены, танцоры, жонглёры – ну или хотя бы нашёл суррогаты вроде вязания. Некоторые спрятались среди музыкальных инструментов.
А вот остальными занялась овощная психиатрия. Тот, кто пятьсот лет назад мог бы стать воином, первооткрывателем новых земель, сегодня будет посажен за скучную школьную пару, где нужно вести себя тихо – а когда он начнёт дёргаться, получит диагноз «Синдром дефицита внимания и гиперактивность». А вчерашнему собирателю и коллекционеру сегодня пришьют «компульсивное расстройство». И всем пропишут пить лекарства. Пить – это принципиальный механизм цивилизации овощей. Сажать, выращивать, поливать удобрением. Хотя на самом деле им надо просто двигаться.