Беспилотные дроны наших врагов-укрофашистов последние дни уже летят на Москву. Об этом через СМИ говорил наш мэр Собянин. Господи, Сыне Божий, спаси и помилуй нас, грешных.
– А какой из своих рассказов вы цените больше других?
Я задумываюсь.
– В разные годы разные. Жизнь меняется, и автор меняется. Его творчество – тоже.
– Ну а всё-таки любимый рассказ-то есть?
Секунду молчу.
– Конечно, есть. Он всегда один и тот же. Всю жизнь. – Журналистка приготовила ручку. – Но я названия вам не скажу…
– Почему?..
– А потому что это всегда тот, который пишу сейчас, сегодня. Он и есть всегда самый важный и самый любимый.
Мне думается, что с годами КПД моей прозы растёт. Коэффициент полезного действия на чувства и мысли читателя возрастает (КПД в речи – это количество информации в единицу времени). Пишу плотнее, нагруженней и… легче. Слежу за ритмом, музыкальностью фразы, то есть за поэтикой, поэтичностью. Про смыслы я уж и не говорю. Без смысловых нагрузок и за перо браться нельзя. В художественной прозе должен работать закон единства формы и содержания. То есть гармонии. Порой у меня это происходит интуитивно, легко и вдохновенно. Как с неба приходит. А порой – позже, уже в редактуре, в кропотливой, ювелирной «чистке». Я очень, очень люблю эту черновую работу. Она ведь тоже вдохновенна. Как последнее полосканье сотканного и вымытого белья на берегу проточной реки.
Детская игровая считалочка во дворах Останкино, у нищей барачной шпаны середины прошлого века: «Тили-тили тесто. Жених и невеста. Тесто упало, жениху попало. Чок-чок, пятачок. Вставай, Яша-дурачок. Где твоя невеста? В чём она одета? Как её зовут? И откуда привезут?» и т. д.
Почему-то вспомнилась строчка из стихотворения Александра Межирова: «Умираю от воспоминаний / Над перекидным календарём»… Вот и я порой буквально задыхаюсь от иных воспоминаний (ах, какая же я бывала порой грешница!). А Межиров был прекрасный поэт. Преподавал нам поэтику в Литинституте, на ВЛК. Вёл там мастерскую поэзии. Прекрасно вёл. Мягко, мудро, трепетно. Вот и его имя (как и Ю. Казакова) уже забыто и СМИ, и народом. Преступная расточительность. Да просто – урон… А прозу на ВЛК вёл кареглазый, острый на слово и тогда уже знаменитый Сергей Петрович Антонов, тоже прекрасный педагог, профессор и писатель. С ним мы были дружны. Даже бывали с Юрой, моим мужем, у него дома в гостях (сидели, правда, на кухне). Где-то в районе станции метро «Сокол». Юра тогда даже нарисовал его вполне достойный портрет. Не эскизик, а плотный, подробный портрет («Писатель С. П. Антонов. 1973 г. Карандаш, ватман». Ныне в музее им. Нестерова). Взгляд пронзительный, глаза черны, словно угли.
Так что Межиров когда-то очень тонко и точно заметил: «Умираю от воспоминаний / Над перекидным календарём».
Не ходи, милый, за мной,
Не шурши калошами.
У тебя валюты нет.
Что в тебе хорошего?
Имя Анастасия (перевод с греческого – Воскресшая). А в России в быту это несколько имён: Настя, Ася, Нюра, Нюша, Нюся, Стася, Тася.
Собираю слова, почти забытые в русской речи или уходящие из обихода. Вдруг пригодятся.
Бестолочь. Безалаберно. Неотвратимо. Ушлый. Униматься. Страждать. Мурыжить. Припереться. Умудриться. Навернуться. Брать на измор. Замануха. Рифмоплёт. Вошкаться. Казуистика. Пестовать. Пихаться. Нелепость. Лепо. Несподручно. Цыпки. Шмыгать. Тырить. Стёб. Стебаться. Сугубо. Задворки. Усугублять. Зануда. Ярый. Яриться. Забулдыга. Лапотник. Дрыбаться. Лукошко. Втуне. Мифологема. Отрадно. Филигранно. Шельма. Шельмовать. Бушевать. Пресловутый. Напасть. Благотворно. Глаза – синь вода. Кукиш. Проказник. Горемыка. Недобиток. Раздрай. Нескладёха. Цигарка. Несусветно. Укоризна. Обуздать. Окаянство, окаянный. Тризна. Скудоумие. Вязкое сознание. Кочевать. Кочевье. Кочевряжиться. Нудиться. Жёрдочка. Головизна. Куролесить. Шквал. Пресловутый. Плашмя. Восвояси. Смурной. Стрёмно. Нутро. Упоение. Головотяпство. Словоблудие. Инвазивное растение (вредоносное). Соборность. Утеха. Утешать. Сокрушительно. Каверза. Дело каверзное. Сокрушаться. Бурóвит (от глагола «бурить»). Дребедень. Ля́чкаться. Мусóлить. Кошмарить. Краснобай. Наперсники. Подъялдыкивать. Балаболить. Задрыга. Посконь, посконное. Пеньковое одеяло. От слова «слово»: предисловие, послесловие, присловье, славословие, словоблудие, суесловие, православие. Слава – это от Слово. Славянство. Словотворчество, словосочетание, слоган. Твердь. Обретать. Западло. Чмо. Краюха. Тужи́ть (печалиться). Бáять (говорить). Шалый (сильный ветер). Шпынять (толкать). Потуги. Тусить. Отлуп. Лупить. Канун. Вразлёт. Выкрутасы. Ухилять (сбежать). Ухилянты. Корёжить. Обуздать. Кляча. Приструнить. Колымага. Супостат. Затрапезный. Абсурдист. Фигляр. Тщета. Тщетно.
«Тяжело в учении – легко в бою».
Когда мой молодой дедушка возвращался с работы в Земской управе и видел свою молодую жену сидящей за её дорогой швейной машинкой «Зингер», то, проходя мимо в свой кабинет, говорил, улыбнувшись: «Что, Зиночка, шьёшь?.. Ну, шей, шей… А когда пороть будем?»
Украина. Село Пединовка. Во дворе возле родной хаты Женька, мой двоюродный украинский братик, сидит голый в ванне, полной воды. А моя мама намывает его, крепко натирая мочалкой. А он, весь в мыльной пене, истошно орёт под общий смех: «Нэ хóчу!.. Нэ мóжу!.. Тикáйтэ!..» Потом эти возгласы у нас дома в Останкино стали нарицательными: «Что?» – «Не хóчу, не можу». – «Что?» – «Не хóчу, не можу». – «Что?» – «Не хóчу, не мóжу».
Я уверена, у меня безупречная патриотическая репутация. Не подкопаешься. Другой и быть не может. И не должно.
Ещё раз про мою ДНЕВНИКОВУЮ прозу.
Вопрос: проза ли это? Конечно, проза, со своими законами. К тому же Художественная. А к ней в придачу ещё одна сила – Дневниковая. Уже со своими законами, подобными дневнику. А именно: можно сиюминутно вводить в сюжет самого автора как персонажа. С его поступками, с его мыслями по любому поводу. И они не бьются, а обнимают друг друга. Так что для читателя дневниковая проза – это ценность двойная, вдвойне.
Релоканты, компрадоры, русофобы, иноагенты, прокси-войны – какие уродливые чужие слова ворвались в русскую речь. Аж противно произносить. Язык сломаешь.
«Карфаген должен быть разрушен», «эзопов язык», «дамоклов меч», «троянский конь», «пиррова победа» – эти крылатые постулаты мудрости дошли до нас из древнего, до-Христова, прошлого языка и сегодня процветают легко и свободно. Интересно, а какие нетленные современные мудрости вот так же пробьются к потомкам сквозь толщу тысячелетий? Да и будут ли там потомки? Да будет ли тогда и сама Земля?
Простой вопрос и простой ответ. С чего начинается человек?.. С сострадания. И я об этом давно написала эссе «Сакья-Муни». Там об этом подробно сказано. Читайте.
Раньше я чувствовала себя в центре событий. Участником. В Союзе писателей, в доме, в семье, в стране. А сейчас, с годами, на всё смотрю как бы со стороны. И лишь события СВО остро тревожат душу. Но пишу, спешу, работаю постоянно. И книги выходят регулярно как никогда. Спаси нас, Господи.
Ну, прозападный, чуждый Интернет – «Википедия» – совсем с дуба рухнул. Читаю в нём (по делу) о Борисе Пильняке – советском писателе начала двадцатого века. И здесь же, рядом, вижу линейку фотопортретов его знаменитых коллег-современников… И вдруг… чуть сама с дуба не рухнула… Меж фото великих Паустовского, Булгакова, Зощенко (лицо к лицу) вдруг – знакомая физиономия Андрея Битова, моего знакомца из Питера. Эстета, левака, прозаика весьма среднего, на любителя, весьма сомнительных качеств. Но как он-то посмел в этот ряд попасть? Ещё бы себя, любимого, к Гоголю в девятнадцатый век, затесал!.. Решила выяснить. И что же? Оказалось, туда, в «Википедию» эту, каждый прохожий может сам свою рожу засунуть. Вот Битов и выбрал себе местечко нехилое, меж классиков. Да, собственно, таким пузырём он был и раньше! «Наш пострел везде поспел». Так и хороший поэт Евтушенко, умирая в Штатах, тоже распорядился послать своё тело в Россию, в Москву. И прилёг-таки на кладбище в Переделкино, поближе к могиле Пастернака. Лёг прямо к гению под бочок. Даже и тут тщеславие не даёт покоя. Совсем Божий страх потеряли.
Шепчу «спасибо» я годам И пью их горькое лекарство. И никому их не отдам!
Мои года – моё богатство.
И повторюсь, жаль, не я написала это. Роберт Рождественский опередил.
Один мой поклонник из Израиля, Зиновий Бекман, написал, что мои «Три завета» ему понравились. Но не излишен ли там рассказ о великом Шагале? И я ему ответила. Потому моя проза и названа «дневниковой», что позволяет вводить в неё персонажем и самого автора. Включать его мысли по любому поводу и даже поступки. И это только обогащает сюжет, саму его плоть, само «мясо» прозы.
В скучном тексте одного моего случайного читателя-почитателя, в его рассказе, вдруг прочла: «А вокруг БУШЕВАЛО лето!»
И моя душа возликовала! Ах, как хорошо сказано. Молодец. Только так талантливо и надо бы. Но редко. Почаще бы «бушевало лето»!
Какие есть чудо-профессии: филолог, фольклорист, этнолог, диалектолог. Так и обняла бы их. Каждого.