Мелисса по-прежнему любила петь. Друзья приносили в ее комнату гитары, чтобы исполнить молитвенные песни, и она подпевала им. Однажды, когда она особенно устала, я посмотрел на нее и сказал:
– Мы справимся с этим.
Она начала тихо напевать: «Иисус любит меня, я это знаю». Когда мы вместе пропели остаток песни, Мелисса подняла свои худые руки, не так высоко, как обычно, но так, как только могла. Через минуту или две после окончания песни она заснула.
Все то время, пока Мелисса лежала в больнице, было для меня как в тумане, но, по моим прикидкам, мы провели там около двух недель. В какой-то момент, когда ее состояние все еще ухудшалось, ее перевели в отделение интенсивной терапии, чтобы она могла получать более высокий уровень медицинской помощи. Через несколько дней после этого перевода она начала то приходить в сознание, то отключаться. Периоды, когда она приходила в себя, становились все короче и короче, но таким образом персонал больницы мог помогать ей с болью, увеличивая дозы лекарств. Видеть, что Мелиссе не так больно, помогало мне и одновременно заставляло сожалеть еще больше о том, что я набросился на того доктора, который сказал, что они постараются обеспечить для нее комфорт.
Мелисса молилась с каждым врачом перед каждым уколом, который ей делали, или перед каждой процедурой, которую она проходила, и одна из медсестер заметила веру Мелиссы и тех, кто был рядом с ней. Медсестра видела молитвы, слышала хвалебные песни, чувствовала умиротворение, царившее в палате Мелиссы и ощущала, что в ее собственной жизни чего-то не хватает.
Мелисса молилась за эту медсестру и попросила тех из нас, кто остался с ней, тоже помолиться за нее. Однажды отец Мелиссы читал с медсестрой молитвы, и та попросила Иисуса войти в ее сердце и стать ее Господом и Спасителем.
«Если мне суждено умереть от рака, но, благодаря этому, хотя бы один человек уверует в Христа, то такая смерть стоит того».
У Мелиссы было не много сил, когда она узнала о решении медсестры, но она заплакала, узнав, что цель ее страданий была достигнута. Я думаю, что это принятие было прекрасным даром Мелиссе от Бога, который говорил:
«То, о чем ты говорила, я претворил в жизнь. Я хотел, чтобы ты увидела, как это произошло».
– Помнишь про «хотя бы одного человека»? – спросил я у Мелиссы. – Это только начало. Их будет больше.
С Иисусом
Однажды ночью Мелисса спала, и я почувствовал, что Господь хочет, чтобы я взял гитару, ушел в комнату ожидания по соседству и пропел псалмы – книгу, которая много раз была для меня источником утешения. Псалмы Давида отражают честность и искренность, с которыми он изливал свое сердце Богу. В псалмах прослеживается четкая картина: Давид рассказывает Богу о своем испытании и своей обиде, вопрощая, почему это происходит, а затем заявляет о своей вере в Бога и его неизменные любовь, доброту и милосердие.
Я начал петь и почувствовал, что Бог ведет меня к Псалму 119, где стихи 153–154 гласили: «Посмотри на бедствие мое и спаси меня, ибо не забываю я Закона Твоего. Тебя прошу отстоять мое дело и меня искупить, даруй мне жизнь, что обещана в Слове Твоем».
«Даруй мне жизнь»
Вот что мне было необходимо – оживление. Сидя в той пустой комнате, я написал песню Revive Me.
(Куплет 1)
Подумай о моем несчастье
и, пожалуйста, избавь меня,
Помоги отстоять мое дело и искупи меня,
Спасение не для нечестивых,
Ибо они не ищут Твоего слова,
Велики твои любовь и милосердие, Господь.
(Припев)
Оживи меня, своей любовью и добротой.
Оживи меня, чтобы я искал слова Твоего.
Оживи меня, своей любовью и добротой,
Оживи меня, о Господь.
(Куплет 2)
Ты даешь мне разумение по слову Твоему.
Велик мир для тех, кто ищет лица Твоего.
Я жажду спасения.
Мои уста будут восхвалять имя Твое.
Я наслаждаюсь драгоценной заботой Твоей.
(Проигрыш)
Ибо все пути мои пред Тобою,
Я позволю твоей руке стать моей помощью,
Моя душа жаждет и обожает Тебя,
Пусть моя мольба предстанет пред Тобою,
о Господи.[13]
Написав последние слова, я вернулся в комнату Мелиссы. Она была в сознании, и я спросил, могу ли я спеть для нее эту песню. Слезы потекли из наших глаз.
– Это прекрасно, – произнесла она.
– Бог послал мне ее прямо сейчас, – ответил я ей.
В последующие часы Мелисса почти перестала отзываться. Мы видели, что ее тело отключается и время приближается. Около десяти из нас стояло в палате Мелиссы, все еще плача и молясь об исцелении. Прошло уже несколько часов с тех пор, как она отзывалась кому-то из нас. Майк Макинтош, наш друг-пастор из церкви в Хорайзоне, подошел ко мне и прошептал:
– Думаю, ты должен дать ей понять, что все в порядке. Она может идти к Господу.
Я слегка кивнул ему, опустился на колени рядом с Мелиссой и наклонился к ее уху.
– Все хорошо, любимая. Мы будем в порядке. Ступай и будь с Господом.
Через несколько минут наши матери начали петь. Внезапно Мелисса села прямо в постели и закрыла им рты руками, словно говоря: «Нет, я еще не ухожу!» Она забеспокоилась и заерзала в постели, а все мы начали молиться. Мелисса потянулась и попросила нас опустить ограничители кровати, потому что хотела встать.
Мы сказали ей, что это невозможно, но затем осознав, что Господь, должно быть, исцеляет ее, быстро выполнили ее просьбу. Мелисса спустила ноги с кровати, встала и посмотрела мне прямо в глаза.
– Он исчез, – сказала она. – Он исчез!
Я не знал, что ответить.
– Джереми, ты должен мне поверить. Рака больше нет!
Сбитый с толку, я спросил, что она имела в виду.
– Ты исцелилилась?
– Да, – ответила она. – Его больше нет.
Палата мгновенно наполнилась ликованием. Я обнял Мелиссу. Мой брат Джаред схватил в охапку нас обоих. Наши мамы тоже начали прыгать и обниматься. Все мы продолжали радоваться и благодарить Бога за ее исцеление.
Мелисса рванулась вперед, пытаясь пойти, и упала бы, если бы ее не подхватил наш друг. Она сказала, что ей нужно в туалет. Мы ответили, что она пока не может сделать этого из-за многочисленных трубок, подключенных к ней, поэтому ей придется подождать. После того, как мы помогли ей снова лечь в постель, она легла, приняв самое умиротворенное выражение лица.
Я вышел из комнаты и начал звонить друзьям, чтобы рассказать им, что только что произошло.
– Я думаю, это Бог исцелил ее.
Мелисса проспала весь тот день, иногда садясь и разговаривая, однако взгляд в ее глазах был застывшим. Как мы предположили, причиной были ее лекарства. Мы надеялись, что, как только кончится действие медикаментов, Мелисса вновь станет прежней. Энергия вновь наполнила ее палату.
Когда Мелисса просыпалась и говорила, мы разговаривали с ней так долго, как только могли, прежде чем она вновь отключалась. Когда она спала, я выходил в коридор или шел прогуляться и удивлялся тому, как вообще было возможно то, что моя Мелисса исцелилась.
Однако спустя несколько часов она вновь перестала нам отзываться. Ее жизненные показатели ухудшились, и она казалась еще более ослабевшей, чем раньше.
Я был в замешательстве. Исцелилась она или нет? Опустошенный, я вернулся в соседнюю с ее палатой комнату ожидания. Упав лицом в пол, я громко закричал: «Господи, что происходит?!», затем остался лежать на полу, рыдая и взывая к Богу за ответами.
Тогда, почувствовав чье-то присутствие, я обернулся и увидел моего друга, стоящего в дверях.
– Джереми, – произнес он мрачным тоном, – пора.
Я поднялся с пола и отправился, как мне показалось, в самый долгий путь к ее палате. Брат и родители шли со мной. Джаред остановился и обнял меня. В его глазах читалась боль, он заплакал.
– Это еще не конец, – сказал Джаред. – Она еще не покинула нас.
Мы сделали пару шагов к палате Мелиссы, когда, по какой-то причине, меня осенило: Джаред, едва достигший подросткового возраста, духовно взрослел, и это могло стать поворотным моментом для его веры в Бога. Мне захотелось дать ему уверенность в его пути к Господу. Я схватил брата и посмотрел ему в лицо.
– Что бы ты ни делал, – сказал я ему, – никогда не переставай быть верным Иисусу. То, что мы живем в больном, наполненном грехом мире, не означает, что он не присматривает за нами.
Джаред кивнул.
Я почувствовал, как ноги мои подкосились, когда я вошел в палату Мелиссы. Кроме молитвенных песен, играющих из CD-плеера, в комнате было тихо. Я подошел к Мелиссе и упал рядом с ней на кровать, обняв ее.
– Я люблю тебя, – сказал я.
В 12:05 утра в понедельник, 5 февраля 2001 года, Хизер прошептала:
– Теперь она с Иисусом.
Я скатился с кровати на пол, свернувшись на нем калачиком. Семья Мелиссы принялась молиться, подняв руки и подпевая песням, которые лились из проигрывателя. К ним присоединилась моя мама, за ней – папа и другие члены нашей семьи.
У меня не было никакого желания петь, я хотел лишь лежать на полу и плакать.
Но тогда Господь заговорил со мной: «Я хочу, чтобы ты встал и помолился мне».
«О Боже, нет! Я не хочу вставать и молиться прямо сейчас. Во мне нет сил, чтобы сделать это!»
Моя мама нежным, но твердым голосом сказала мне:
– Дорогой, ты должен поднять руки и помолиться Господу.
Я знал, что должен доверять Богу, что даже в самые тяжелые и сокрушительные времена он все еще достоин был прославления. Я медленно поднялся на колени, и родители помогли мне встать. Начав петь, я поднял руки вместе с остальными, кто стоял вокруг кровати Мелиссы.