— Ну, это преувеличение. Опасность ведь была только воображаемой.
— Но вы же об этом не подозревали, когда бросились на того человека. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас за это.
— Забудьте об этом. Я спасал и свою жизнь тоже. Она, казалось, не слушала его.
— Они испытывали меня, — произнесла она, как будто не могла поверить своим собственным сдрвам. — Меня! — Голос ее прервался.
Каргилл хотел что-то сказать, но остановился. Только сейчас он понял, как глубоко было потрясение, испытанное Энн. Он внимательно посмотрел на нее, потом взял за руку.
— Я думаю, вам надо сейчас пойти к себе и лечь, — сказал он.
Энн позволила ему проводить ее до дверей спальни. Там она остановилась. Щеки ее порозовели. Не глядя на него, она сказала:
— Капитан, сегодня я поняла, что вы имели в виду, когда говорили, что война совсем не похожа на мои представления о ней. И я сожалею, что частично была виной тому, что вы оказались в такой опасной ситуации. Вы сможете когда-нибудь простить меня?
Каргилл подумал о неизбежном восстании и холодно ответил:
— Я в этом сам участвую. Я согласился с этой идеей. Я буду сражаться из последних сил, чтобы выжить. — Потом добавил уже другим, будничным тоном: — Вам лучше лечь.
Он открыл ей дверь. Она перешагнула через порог, быстро взглянула на него, покраснев еще больше, и сказала:
— Вы как-то говорили о награде воину… Сегодня, когда вы дотронетесь до ручки этой двери, вы обнаружите ее незапертой.
Она осторожно закрыла за собой дверь. Каргилл медленно пошел к себе. Он почувствовал, что взволнован больше, чем ожидал. Но когда через час он подошел к двери Энн, она оказалась закрытой.
Он стоял, держась за ручку двери, обескураженный, слегка раздраженный, но не готовый сдаться. Большинство женщин, чьего расположения он стремился добиться, ему приходилось завоевывать. Нужно было возбудить их интерес к себе, установить эмоциональный и психологический контакт, и в случае с Энн то, что он ее спас от смерти, видимо, оказалось недостаточным. Он все еще стоял в нерешительности, когда услышал изнутри какой-то звук. В следующее мгновение дверь приоткрылась и Каргилл увидел странно бледное лицо девушки. На ней был надет голубой пеньюар.
Она прошептала:
— Я просто не могу сделать то, что обещала. Простите меня.
Каргилл вздохнул, как обычно вздыхают мужчины в подобных ситуациях. Но теперь, когда начался разговор, он не собирался его прекращать:
— Можно мне войти и поговорить с вами? Вы не должны меня бояться.
Она колебалась, и он воспользовался ее минутным замешательством для того, чтобы тихонько толкнуть дверь. Энн не сопротивлялась и, вернувшись в спальню, включила лампу на тумбочке у кровати и легла в постель. Как бы защищаясь, она натянула до подбородка мягкое розовое одеяло. Каргилл взял одну из подушек, прислонил ее к спинке кровати и сел, откинувшись на нее.
— Сколько вам лет, Энн? — спросил он мягко.
— Двадцать четыре. — Она вопросительно взглянула на него.
— Если бы вы сегодня не взяли обратно свое обещание, — спросил он, — я был бы вашим первым мужчиной?
Она помедлила, пожала плечами и невесело усмехнулась:
— Нет, я один раз пробовала, когда мне было семнадцать. Наверное, что-то было не так, потому что единственное, что я помню, это боль. Меня это испугало, честно говоря. — Она снова усмехнулась. — С тех пор я не раз слышала, что другие от этого, кажется, получают удовольствие.
— У нас, — сказал Каргилл, — семьдесят процентов женщин фригидны потому, что их мужья так и не усвоили самые элементарные правила сексуальных отношений. Они на самом деле вовсе не холодны, как могут рассказать вам многие военные о якобы фригидных женах других мужчин. — Он остановился. — Так это воспоминания о том, что произошло в семнадцать лет, вас сейчас сдерживают?
Она помолчала.
— Да, я думала об этом, — призналась она и вдруг рассмеялась невеселым смехом. — Боже мой, — сказала она, когда справилась с собой, — это самый удивительный разговор, который я имела за последнее время. Идите сюда, пока я совсем не заморочила голову и вам, и себе. У меня это очень хорошо получается.
С этого момента Энн стала его женщиной.
15
Сначала она не понимала, насколько она принадлежала ему, и не отдавала себе отчета в том, какая сильная эмоциональная привязанность сопровождала ее физическое влечение. Если бы у нее был какой-то опыт интимных отношений, все могло быть по-другому. Она тогда могла бы разделиться, образно говоря, на две отдельные личности: с одной стороны, патриотка, а с другой — любовница пленника.
Патриотка, несмотря на потрясение, связанное с испытанием, которому их подвергли, держалась пять дней. И тогда произошел ее первый срыв. Потом в течение нескольких дней она, не скрываясь, плакала в присутствии Каргилла. На восьмой день она открыто предложила найти какую-нибудь возможность для побега. Ее идеи по этому поводу были весьма туманными и поразительно непрактичными для такого серьезного, как она, человека. Она с презрением отвергала возражения Каргилла и несколько раз по-настоящему выходила из себя, потеряв терпение.
Ее поведение усугубляло его собственное тревожное состояние, напряженность, которая росла с каждым днем. Наконец на двенадцатый день Каргилл поехал в аэропорт и сердито отвел Витроу в сторону:
— У меня такое ощущение, что ваша группа затягивает дело с подготовкой. Где-то есть какая-то слабинка, нерешительность. Вы не готовы сжигать за собой мосты.
Витроу был вынужден согласиться.
— Да, в этом есть доля правды. Я слышу только бесконечные оправдания.
Каргиллу это было понятно. Думая об этих людях, которые никогда раньше не принимали участия в сражениях, он вспоминал свои ощущения накануне боя. Однажды утром, когда разразилась буря, он думал и надеялся, что атака будет отменена, и, как это ни удивительно, одновременно радовался, что наконец наступает критический момент, когда решение проблемы откладывать больше нельзя.
Такой момент как раз наступил. И только один человек из всех обладал достаточной силой воли, решимостью и опытом, чтобы добиться цели. Каргилл обратился к нему:
— Витроу, нападение должно произойти не позднее завтрашнего утра. Если этого не случится, вашему командиру станут известны имена заговорщиков.
Витроу побледнел.
— Вы не посмеете этого сделать!
Каргилл сказал спокойным голосом:
— Наверное, будет лучше, если вы уверите остальных, что я посмею это сделать.
Он посмотрел долгим взглядом прямо в глаза Витроу. Выдержав некоторое время этот взгляд, тот вздохнул и протянул Каргиллу руку.
— День назначен, — произнес он. — Спасибо! Они пожали друг другу руки и разошлись.
Когда Каргилл вернулся домой, его в первый раз охватило предчувствие беды. Энн, с лицом, посеревшим от страха, встретила его у двери.
— Вокруг дома расставлена охрана, — прошептала она. — Тебя сегодня вечером отсылают в Город Теней.
Каргилл молча стоял, сосредоточенно думая, а Энн гладила его руку. Она тихо вздохнула:
— Как жаль!
Он с отсутствующим видом потрепал ее по руке, думая про себя: “Интересно, это случайно? Знают они что-нибудь или только подозревают?” — а вслух спросил:
— Почему именно сегодня вечером?
— Граннис… — начала она.
Это потрясло его. В гневе он схватил ее за плечи.
— Как! Я думал, что ты связана с ним.
— Да, так и было, — сказала она расстроенно, — но теперь я не знаю, что случилось. Отпусти, пожалуйста, ты делаешь мне больно.
Он опустил руки, пробормотав извинение. Ощущение неминуемой катастрофы усилилось. Таинственный, неуловимый, вездесущий Граннис сделал еще один ход в своей непостижимой игре. Но на этот раз речь шла о непосредственной и смертельной опасности. Граннис намеревался подвергнуть его, Мортона Каргилла, жизнь риску, отправив его в Город Теней.
Он погладил Энн по голове. Она никак не могла унять нервную дрожь. Каргилл спросил:
— Дата назначена?
— Я не знаю. Мне ничего теперь не говорят, — покачала она головой.
Он сказал мягко:
— Пойди посмотри, как там с обедом. Я разведаю обстановку.
Он направился на террасу, спустился в сад, пересек его, перелез через забор — и его остановил охранник.
— Назад! — резко бросил он. В руке его блеснуло оружие.
Каргилл подчинился и, не сопротивляясь, сразу же пошел к калитке, дорожка от которой вела к парадной двери дома. Она не была заперта. Но когда он вышел за калитку, из-за дерева выступил солдат и жестом приказал ему вернуться.
Так в течение нескольких минут он насчитал девять вооруженных охранников, и все они знали его в лицо. Когда он вернулся в дом, Энн сидела в гостиной и с ней был командир летчиков, Гриер.
— Простите, капитан, — сказал тот, — но мы не имели права рисковать. Граннис сообщил нам, что затевается заговор, поэтому все офицеры получили приказ прибыть в расположение своих частей. На тот случай, если начнутся беспорядки, после обеда вас сразу отправят в Город Теней.
Гриер остался с ними обедать. Когда все встали из-за стола и пошли к двери, Энн шепнула Каргиллу:
— Постарайся найти какой-либо предлог поцеловать меня на прощание. Я сделаю вид, что сопротивляюсь.
На лужайке перед домом их ждал похожий на флотер корабль. Каргилл повернулся к Энн и, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более саркастически, проговорил:
— Мисс Рис, вас когда-то очень забавляло ваше обещание, что вы поцелуете меня, когда мы будем расставаться. Я требую, чтобы вы выполнили его.
Он не стал ждать, когда она согласится, подошел к девушке близко, взял ее за подбородок, приподнял ее голову и наклонился, чтобы поцелуй пришелся прямо в губы. Это был весьма смелый поцелуй, и единственной проблемой было то, что она недостаточно сильно сопротивлялась. К счастью, охранники расценили эти действия как нападение и оттащили его от девушки.
— До свидания, дорогая, — сказал Каргилл. — Я скоро вернусь.