Он почувствовал холодок. С усилием он оторвал взгляд от парализующей глубины тоннеля и уперся взглядом, сначала невидящим, а потом все более и более очарованным, в отдаленный, высоко вознесшийся великолепный дворец. Его мысли внезапно улетучились, напряжение в его теле ослабло. Несколько долгих мгновений он просто стоял, упиваясь величием огромного, сверкающего драгоценного камня, каким был ночной дворец.
Он был хорошо виден из-за двух небоскребов, и он ослепительно сверкал. Его сверкание не ослепляло, не потрясало. Он горел мягким, живым, прекрасным светом, который каждую секунду менял цвет, восхитительным лучистым светом, который играл и переливался тысячами сочетаний, и каждое сочетание было иногда тонким и незаметным, иногда поразительно отличным от предыдущего. Сочетания ни разу не повторялись.
Сверкание продолжалось, и казалось, что дворец был живой! Один раз башня, этот полупрозрачный сказочный терем, осветилась бирюзовым цветом. И в эту же секунду видимая нижняя часть двора стала глубокого рубиново-красного цвета. Один миг — и потом рассыпалась на миллион оттенков: голубой, красный, зеленый, желтый. Все цвета, все возможные оттенки присутствовали в этом бесшумном взрыве огней.
Тысячу ночей его душа насыщалась этой красотой, и сейчас он вновь почувствовал ее волшебное воздействие. Она вливала в него силу. Мужество вернулось к нему, он почувствовал, как прежде, что его не сломить, не уничтожить. Он стиснул зубы и угрюмо посмотрел в уходящий под острым углом тоннель, такой гладкий, что спуск вниз, на стальное дно, обещал быть сумасшедше быстрым.
Опасность спуска была символом всего его будущего — неопределенного будущего, предсказать которое сейчас было еще труднее, чем когда-нибудь. Было бы лишь справедливо считать, что слэны без усиков прекрасно знали о его присутствии здесь, на крыше. Должны же быть системы сигнализации — просто обязаны.
— Что ты таращишься в эту дыру? — заныла Бабушка.
— Где тут двери. Времени мало…
— Времени! — . воскликнул Джомми Кросс. Его часы показывали без четырех десять, и по его телу пробежала дрожь. Восемь минут ушло на то, чтобы завоевать крепость, осталось всего четыре. Он уловил мысль Бабушки и понял, что та догадалась о его намерениях. В ту же секунду он зажал ей рот, и ее испуганный крик заглох. В следующее мгновение они оба уже падали, и пути назад не было. Они почти не почувствовали касания о стенку тоннеля, как будто движение замедлилось. Казалось, что стенка мягко подается под его телом, и ощущение движения было очень слабым. Но его глаза и мозг не обманулись. На них стремительно надвигался тупой нос корабля. Впечатление, что корабль на полной скорости летит на них, было настолько сильно, что усилием воли ему пришлось подавить внезапное паническое чувство.
— Быстрее! — прошипел он Бабушке. — Тормози! Как можешь тормози!
Старухе не пришлось повторять дважды. Из всех инстинктов в ее изношенном теле инстинкт самосохранения был самым сильным. Кричать, чтобы спасти свою душу, она не могла, но даже сейчас ее губы тряслись от страха, когда она боролась за свою жизнь. Ее похожие на бусинки глаза блестели от страха — но она боролась! Она цеплялась за блестящий металл, вытягивая костлявые руки, упиралась ногами в металлическую поверхность; и хотя результат был мизерным, но это помогло.
Стремительно корпус корабля вознесся над головой Джомми Кросса, гораздо выше, чем он ожидал. Отчаянным усилием он подтянулся, стараясь достать первое толстое кольцо ракетных дюз. Его пальцы коснулись рубчатой, обожженной поверхности металла, соскользнули — и мгновенно отцепились.
Он оторвался и только тогда понял, что падает в полный рост. Он тяжело приземлился, почти теряя сознание, но тут же, благодаря особой силе мускулов слэна, вскочил на ноги. Его пальцы ухватились за одну из больших дюз во втором кольце мертвой хваткой, и неконтролируемая часть пути кончилась. Его поташнивало от перенапряжения, он отпустил руки и, согнувшись, сел, потряс головой, пытаясь отогнать головокружение, как вдруг увидел освещенный круг внизу, под огромным корпусом корабля.
Корабль стоял под таким острым углом к полу тоннеля, что ему пришлось согнуться пополам, чтобы иметь возможность медленно продвигаться по направлению к свету. Про себя он размышлял: открытая дверь, здесь, за несколько секунд до взлета огромного корабля? Это на самом деле дверь! Отверстие примерно два фута в диаметре в металлической стенке футовой толщины, и крышка на петлях.
Он нерешительно просунул голову в отверстие, держа наготове свой ужасный пистолет, настороженно ожидая малейшего движения. Но никого не было.
С первого взгляда он заметил, что это была рубка управления. В ней стояли стулья, и панель со множеством сложных приборов, и еще большие, изогнутые, блестящие панели по обе стороны от нее. Виднелась еще одна открытая дверь, ведущая во второй отсек корабля. За какую-то секунду он вскочил внутрь и затащил паникующую старуху за собой. Затем он легко подскочил ко второй двери.
Джомми осторожно остановился на пороге и заглянул вовнутрь. Во втором помещении стояли такие же глубокие, удобные кресла, как и в первом. Но больше половины пространства было занято привязанными цепями упаковочными ящиками. Виднелись еще две двери. Одна, очевидно, вела в третий отсек длинного корабля. Она была приоткрыта, и за ней тоже виднелись ящики и, смутно, еще одна дверь, ведущая в четвертый отсек. Но то, что он увидел в другой двери, заставило Джомми замереть на месте.
Дверь была позади стульев и вела наружу. Через нее в корабль лился свет из огромного зала снаружи и виднелись мужские фигуры. Он широко раскрыл свое сознание. Мгновенно он уловил нахлынувшие мысли многих людей, их было бесчисленное множество, они не были полностью укрыты щитом, и он воспринимал эти просочившиеся, угрожающие, настороженные обрывки мыслей, и ему казалось, что сотни слэнов без усиков снаружи чего-то ждали.
Он оборвал мысленный контакт и подбежал к приборной панели, которая занимала всю переднюю часть рубки управления. Сама панель была примерно ярд в ширину, два ярда в длину, и представляла собой множество светящихся лампочек и сверкающих рычажков на металлической подставке. Рычажков было больше десятка, до всех было легко дотянуться со стоявшего напротив стула.
По обеим сторонам приборной панели располагались большие, изогнутые, блестящие, похожие на металлические пластины, которые он уже видел. Их выпуклые поверхности светились мягким светом. Невозможно было разобраться в незнакомой системе управления за несколько секунд. Сжав губы, он сел на стул напротив панели, быстро, намеренно грубо, включил все переключатели и передвинул все рычажки в верхнее положение.
Раздался звук закрывающейся двери. Наступило чудесное ощущение легкости, потом стремительное, почти давящее чувство движения вперед и затем тихий, ритмичный, низкий рев, и тут же назначение больших выпуклых экранов стало понятным. На правом появилось изображение неба впереди. Джомми была видна земля и огни внизу, но корабль поднимался слишком круто вверх, и земля была видна лишь в искаженной нижней части экрана.
Но на левом экране было все великолепие освещенного города, такого огромного, что оставалось только удивляться, когда он проплывал внизу. Далеко в стороне он заметил ночное великолепие дворца.
Потом город исчез вдали. Осторожно он отключил механизмы, которые запустил, наблюдая за результатом каждого своего действия. В течение двух минут ему стало ясно предназначение панели и тех механизмов, которыми она управляла. Назначение четырех выключателей оставалось непонятным, но этим можно было заняться позже.
Он выровнял корабль, потому что не планировал выход в безвоздушное пространство. Это требовало близкого знакомства с каждым винтиком машины, а его целью было создать новую, безопасную базу для дальнейших действий. А потом, когда корабль понесет его, куда он захочет…
Его мысли унеслись вдаль. У него внезапно возникло странное ощущение силы. Многое нужно было сделать, но в конце концов он вырвался из клетки, достаточно взрослый и сильный, физически и умственно, чтобы жить безопасной, защищенной жизнью. Должны пройти годы, долгие годы, отделявшие его от зрелости. Нужно было овладеть наукой отца, научиться пользоваться ею. И прежде всего нужно было тщательно обдумать реальный план обнаружения истинных слэнов и сделать первые пробные шаги в этом направлении.
Мысль пропала, когда он внезапно вспомнил о Бабушке. Мысли старухи легонько стучались в его сознание все это время. Он знал, что она прошла в соседнюю комнату, и в его мозгу разворачивалась картина того, что она видела. И вдруг — так просто — картинка медленно исчезла, как будто она внезапно закрыла глаза.
Джомми Кросс выхватил пистолет и одновременно повернулся и отпрыгнул в сторону. В дверном проеме сверкнула вспышка огня, который пролетел как раз там, где только что была его голова. Пламя коснулось приборной панели и погасло. Высокая, взрослая женщина слэн без усиков, стоящая в дверном проеме, мгновенно навела ствол своего небольшого серебристого пистолета в его сторону. Все ее тело окаменело, когда она увидела, что за оружие направлено на нее. Долгое мгновение они не двигались. Глаза женщины засверкали.
— Ах ты — проклятая змея!
Несмотря на гнев, а может быть, из-за него, ее голос звенел, как золотой колокольчик, и внезапно Джомми Кросс почувствовал себя побежденным. Ее вид и ее голос внезапно пробудили мучительные воспоминания о матери, и он беспомощно понимал, что никогда не сможет убить такое прекрасное существо, так же как он не смог бы убить свою собственную мать. Несмотря на то, что он держал ее на прицеле своего могучего оружия, а она держала на прицеле его, он был полностью в ее власти. И то, что она выстрелила ему в спину, указывало на ее решимость, которая сверкала в блестящих серых глазах. Убийство! Сумасшедшая ненависть слэнов без усиков к истинным слэнам хотя Джомми Кросс и был напуган, рассматривал ее и все больше очаровывался. Она была сложена просто, изящно, но крепко. Она стояла, вскинув голову, насторожившись, наклонившись вперед и отставив ногу, как бегун, готовый к старту. Ее правая рука, в которой она держала пистолет, была тонкая, с изящными пропорциями, с красивым загаром, но в ней чувствовалась и сила. Левая рука была наполовину спрятана за спиной, как будто она быстро шла, свободно размахивая руками, а потом замерла на месте, с одной рукой, поднятой кверху, а другой — за спиной.