Я не сомневаюсь, что вы в состоянии построить тысячу таких машин, но знайте — каждая из них будет пострашнее чудовища Франкенштейна. Некоторые из них будут искажать ход времени, как это случилось при моем появлении здесь. Другие будут снабжать вас нефтью, которая исчезнет, когда вы протянете к ней руки. Следующие наполнят нашу зеленую и прекрасную планету отвратительными существами или будут потрясать ее всплесками чудовищной энергии. Но вы никогда не будете знать, чего ожидать, и вам никогда не удастся использовать эти машины так, как вы хотите.
Вы, возможно, сейчас мне не верите, считаете, что я пытаюсь ввести вас в заблуждение. Господин (Двенадцатый), я не сомневаюсь, провел испытания, которые оказались успешными. На самом деле это только результат моего влияния, оказанного на машину ранее, а теперь, когда она испытала шок от такого огромного количества чужеродных для нее воздействий, это разладило весь тонкий механизм ее взаимодействия с окружающим миром.
И вовсе не потому, что машина обладает сознанием и действует так или иначе по своей воле. Она подчиняется определенным законам, которые вы должны узнать, и в процессе этого перестроится весь ваш менталитет, ваше восприятие и мышление. И тогда весь мир станет другим. И, конечно, задолго до этого исчезнут с лица Земли нацисты. Они сами обрекут себя на гибель.
Месть! Да, и это месть благородная! Как же еще добиться того, чтобы бесчеловечная идеология и ее носители были стерты с лица Земли, если не усилиями всех других стран, которые не предпримут никаких шагов к уничтожению фашизма, пока он не начнет действовать против них?
Я очень смутно представляю себе, что машина сделает со мной, да это и не важно. Но я хочу спросить сейчас нашего великого фюрера: “Где же вы будете теперь получать нужное вам сырье?”
Наверное, профессор очень точно рассчитал время, потому что именно в ту минуту, когда он произнес последнее слово, он начал как бы растворяться в воздухе и исчез, слившись с материей, с которой он научился взаимодействовать, изучая ее законы, и откуда он черпал свои жизненные силы.
У этого сумасшедшего оказался в запасе еще один сюрприз для нас. Темная планета с исчезнувшим городом пропала из поля зрения, и мы увидели какой-то новый мир, также погруженный в темноту. Когда наше зрение адаптировалось к тусклому освещению, мы смогли разглядеть, что перед нами огромное водное пространство, заполняющее все вокруг. Машина стала спускаться вниз, глубже и глубже, до уровня, по крайней мере, километров на пятнадцать ниже поверхности, судя по давлению, регистрируемому приборами на контрольной панели.
Раздался ужасающий шум, который, казалось, сотряс Землю.
Только тем, кто был рядом с фюрером в стальной наблюдательной камере, удалось избежать гибели. На расстоянии шести метров стоял армейский грузовик с включенным мотором, и не в первый раз я с благодарностью подумал, как хорошо, что всегда неподалеку от того места, где находится фюрер, наготове машина с работающим мотором.
Когда мы неслись на всех парах по недавно вымощенной дороге, ведущей из долины, под колесами машины бурлила вода. С ужасом смотрели мы назад, понимая, что были на волосок от гибели. По тому месту, где мы только что находились, несся огромный, бурный поток воды.
Всего за несколько минут вода поднялась на сто двадцать метров. В какой-то момент казалось, что она затопит всю долину, но потом она словно успокоилась и мощной новой рекой потекла к Балтийскому морю.
Примечание автора:
Это не последний документ в досье. Есть еще несколько писем, но предавать их гласности было бы рискованно, так как ГПУ могло бы с их помощью выйти на след человека, который рисковал своей жизнью для того, чтобы эти документы оказались у нас.
Вряд ли необходимо говорить, что впоследствии мы все узнали ответ Гитлера на вопрос профессора Кенрубе: “Где же вы будете теперь получать нужное вам сырье?”
Двадцать второго июня, практически в тот же день, когда три месяца назад был разрушен Грибе-Шлосс, нацисты развязали войну против России. В конце тысяча девятьсот сорок первого года они находились в состоянии войны с Соединенными Штатами Америки.
Гамбит невидимки
Этот высокий широкоплечий человек сел на рейсовый космический корабль на одной из малоизвестных планет в группе звезд под названием Хребет.
Эти звезды расположены близко к «верхнему» концу Млечного Пути и образуют длинную прерывистую цепочку, которая указывает концом на Землю. С Земли они видны в телескоп как маленькая яркая гроздь. Но из Черного Пятна Киджиона, которое находится намного правее этих звезд, Хребет прекрасно виден как пунктирная линия — один из наиболее заметных ориентиров в нашей Галактике.
Транспортное обслуживание в этом районе космоса плохое. Раз в неделю межзвездный лайнер проносится по этой цепи звезд, делая остановки о заявкам, заранее полученным от сотрудников транспортного агенства, работающих на нескольких десятках малоизвестных планет. Долетев до конца Хребта, корабль направляется к главному транстортному центру этой части космоса, Дильбау-3, где можно пересесть на более крупные корабли, направляющиеся на далекую Землю.
Полет до Земли занимает около трех недель, и каждый, кто ездил по свету столько, сколько я, скоро узнает, что самое интересное в дороге смотреть на пассажиров, которые входят и выходят на остановках.
Вот почему я так быстро заметил этого гиганта. Еще до того, как новый пассажир перешел к нам на борт с посадочного корабля, который с огромной скоростью поднялся к нашему лайнеру, зависшему на высоте примерно ста тысяч миль над планетой, я увидел, что это не простой человек.
На это указывал его багаж — множество ящиков, которые один за другим поднимали на борт краны. Рядом со мной один из офицеров корабельной команды изумленно выдохнул, обращаясь к другому офицеру:
— Господи боже, это уже девяносто тонн!
Его слова заставили меня выпрямиться и взглянуть на эту картину с ещё большим интересом: на таких лайнерах запрещается перевозить товары, а для личного багажа девяносто тонн многовато. Первый офицер заговорил снова:
— Мне кажется, кто-то набил здесь карман и летит домой на Землю. Смотри! Это же Джим Рэнд!
Это действительно был Джим Рэнд.
У меня есть своя маленькая теория насчет таких живых легенд космоса, как этот человек. По-моему, свои самые большие и самые известные подвиги они совершают благодаря своей репутации.
Конечно, нужны начальный толчок, неисчерпаемый запас энергии и мужество, но это приносит лишь миллионы стеллоров. Довести состояние до миллиардов таким людям помогает репутация.
Мои размышления прервал знакомый низкий и звучный голос Джима Рэнда:
— Вы, там — здравствуйте! — поприветствовал он меня. — Я думаю, что мы знакомы, но не могу вспомнить, кто вы такой.
Он остановился в нескольких футах от меня и пристально в меня всматривался.
Рэнду было около пятидесяти лет, он носил маленькие усы, и его нос был немного свернут на бок. Похоже, этот нос был когда-то сломан и потом залечивался в полевых условиях. Это небольшое искривление нисколько не уродовало Джима Рэнда, даже напротив — оно странным образом придавало выражение силы его лицу. Глаза у Рэнда были зеленовато-голубого цвета. Теперь они ярко блестели, отражая работу ума, решающего загадку.
Я прекрасно знал, что чувствовал Рэнд: люди, с которыми я однажды встречался, при новой встрече всегда пытаются понять, знают они меня или нет. Случается, что бессилие памяти совершенно выводит их из себя, и тогда мне самому приходится напоминать им обстоятельства нашего знакомства. Иногда я это делаю, иногда нет.
На этот раз я ответил:
— Вы правы, мистер Рэнд: меня представил вам один наш общий друг, когда вы без регистрации организовывали шахты в Гуурду. Ваш ум в это время был, вероятно, занят чем-то более значительным. Меня зовут Дельтон, Крис Дельтон.
Его взгляд стал каким-то странно неподвижным.
— Возможно, это так, — сказал наконец Рэнд, — но я не думаю, что смог бы забыть человека с вашей внешностью.
Я пожал плечами: мне всегда так говорят — и одновременно заметил, что лицо Рэнда прояснилось.
— Вы не могли бы встретиться со мной примерно через час в гостиной? Может быть, у нас найдется о чем поговорить.
Я кивнул.
— Буду счастлив.
Рэнд ушел. Я следил за тем, как этот высокий могучий человек шагал по ярко освещенному коридору, а носильщики катили за ним на тележках несколько чемоданов и сумок.
Он ни разу не оглянулся назад.
Пол под моими ногами завибрировал от работы двигателей: огромный корабль готовился к взлету.
— Да, — говорил мне Джим Рэнд через полчаса, — я все бросил. Ухожу на покой, кончаю со своими делами, и навсегда. Больше никаких сомнительных сделок. Я купил имение, собираюсь жениться и завести детей, словом, перехожу к оседлой жизни.
Мы сидели в гостиной корабля и уже сдружились больше, чем я считал возможным. В этой огромной роскошной комнате, кроме нас, почти никого не было: пассажиры ушли, услышав первый звонок к обеду.
— Не хочу казаться циником, но скажу вам то, что давно не новость. Вы это сами знаете. Весь этот здешний мир — неосвоенные планеты, огромные богатства, чернота и простор космоса — считают, что это впитывается в кровь человека — И настолько холодно, насколько мог, я закончил:
— В данный момент самое важное в вашей жизни то, что как минимум два, а возможно, и четыре человека наблюдают за вами.
— Да, я это знаю. Они здесь с тех пор, как мы вошли, — сказал Джим Рэнд.
— Вы знаете их?
— Вижу первый раз в жизни — и плевать мне на них. Пять лет назад или даже в прошлом году я мог бы беспокоится по поводу того, что это может значить. Но теперь нет: я покончил с делами. Я это твердо решил. У меня все спланировано.
Он снова опустился в кресло, большой, подвижный, с прекрасной реакцией, и улыбнулся мне с едва заметным выражением удовольствия в глазах.