Глава 7
Около девяти часов я пересек мост Триборо и, оказавшись в Готтаме, с облегчением вздохнул. Как знает каждый житель Нью-Йорка, Манхэттен — это остров, окруженный примитивными джунглями, ловко закамуфлированными невинными цивильными названиями: Лонг-Айленд, Нью-Джерси, Коннектикут, Вестчестер-Каунти. Но перед гражданином Нью-Йорка суровая действительность раскрывается сразу, как только он углубляется в один из этих районов. Признаки тут безошибочные. Деревьям и траве позволяют расти как попало и переходить в дикое состояние. Люди, живущие вдоль дорог, вымогают выкупы, чтобы обеспечить местным тиранам вульгарный блеск. Их жены ведут ужасную жизнь. Вместо того чтобы занимать то положение, на которое они вправе рассчитывать, то есть быть цивилизованными аксессуарами мужского существования, они в большинстве своем сделались обычными животными, предназначенными для обработки мизерных участков земли вокруг их чудовищных жилищ. И даже хуже. Многие из них умирают страшной смертью, в окружении кучи инструментов и машин для домашнего хозяйства, отказывающихся работать. Они испускают последний дух, вопя и призывая на помощь мастеров, которые никогда не приходят.
Все это я знал и тем не менее глубоко залез на Лонг-Айленд. Впрочем, если я завел знакомство с Беатрис, не говоря уже о диких дьявольских зверях, то поделом мне — заслужил.
Ведь чего можно ожидать в самом центре примитивных джунглей, кроме встречи с кучей головорезов?
Я почувствовал себя в безопасности, только когда вернулся в дорогие моему сердцу бетонные каньоны, даже испытал настоящее искушение совершить ночную прогулку по Центральному парку. В конце концов, было же несколько мужественных исследователей, которые вернулись оттуда невредимыми.
После перенесенных волнений я чувствовал страшный голод, поэтому остановился у небольшого кабачка на Второй авеню. Бифштекс с кровью и кусок яблочного пирога немного меня насытили. Со второй чашкой кофе я позволил себе сигарету и начал перебирать в памяти события последних суток.
Вторая сигарета и третья чашка кофе придали моим воспоминаниям еще более неприглядную окраску.
Около четверти одиннадцатого я звонил в квартиру на Саттен-Плейс.
Через несколько минут после тщетных попыток я уже готов был расплющить кнопку звонка. Тогда просто засунул в него острие шариковой ручки и сделал так, чтобы звон не прекращался.
Дверь приоткрылась сантиметров на десять, и в щели показался громадный черный глаз.
— Прекратите! — яростно закричала Селина. — Иначе я позову привратника, и он вышвырнет вас На тротуар!
— Мне нужно видеть Осман-бея.
— Он уже спит. Приходите завтра. Утром.
Я едва успел подставить ногу, прежде чем она попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.
— Это срочно, — сухо произнес я. — Поднимите его, и пошевеливайтесь.
— Но я никогда не осмелюсь, — заныла Селина. — Я сама уже собиралась спать, и он…
Тут я уперся в дверь плечом и толкнул ее. Дверь распахнулась настежь, и в то же мгновение Селина исчезла.
Входя в дом, я только подумал, что невозможно было вот так просто испариться, даже не оставив позади себя классического клуба дыма, как вдруг откуда-то из района моих ног раздался стон. Глянув вниз, я увидел, что моя бравая Селина лежит на полу.
— Ну давайте, бейте меня еще! — горько воскликнула она. — Тут никакого риска… Ведь я всего лишь слабая женщина.
— Вам следовало впустить меня сразу, — возразил я мягко. Потом протянул ей руку и помог подняться.
Теперь я понял, что она действительно собиралась ложиться спать. Следующим этапом ее одевания наверняка стала бы пижама: на ней был бюстгальтер из черного сатина, придававший ее громадной груди агрессивный вид, и маленькие трусики, украшенные кружевами. Сейчас Селина являла собой живое воплощение мужского желания.
— Милая, у вас есть все, что должна иметь идеальная женщина, — восхитился я.
— Вы будете выглядеть настоящим идиотом, когда вылетите отсюда, — ответила она.
— Выбирайте, — произнес я благородно. — Либо вы сами разбудите Осман-бея и доложите обо мне, либо это сделаю я.
Ее громадные глаза начали выстукивать сигнал SOS. Она отступила на шаг и посмотрела на меня со страхом.
— Он убьет меня, если вы зайдете в его комнату, — пробормотала она с ужасом. — Впрочем, он меня убьет в любом случае. Стойте здесь, Бойд.
Селина повернулась и бросилась в маленький коридорчик, который, видимо, вел в спальню. Через пару минут вернулась и, не глядя на меня, прошла мимо в гостиную. А еще через две минуты появилась снова.
— Он одевается, — сухо объявила она. — Пройдите сюда.
Я вошел в гостиную, которая совершенно не изменилась со времени моего первого визита. Шторы были так же герметично задернуты, и слабый отблеск маленькой лампы на столике придавал комнате еще более зловещий вид. Наргиле в тишине ожидало своего хозяина.
— Нужно немного подождать, — грустно заметила прекрасная рабыня, — он уже не так подвижен, чтобы быстро одеться, особенно когда его внезапно разбудят.
— У меня масса времени.
— Я так и думала, — неприязненно хихикнула она. — Хотите что-нибудь пропустить?
— Только не турецкий кофе.
Одного упоминания об этом напитке было достаточно, чтобы мой желудок сжался. Я отчетливо услышал, как он забурчал.
— Какой вопрос! Конечно, вам нужно спиртное! — воскликнула одалиска.
— У вас найдется бурбон со льдом?
— Поищу.
Я закурил сигарету и остался стоять. Так мне казалось удобнее, чем устраиваться на одном из этих проклятых пуфиков.
Через некоторое время послышалось шуршание кружев — вернулась Селина с бурбоном.
Пока я пил его маленькими глотками, она стояла, скрестив руки на груди, и не сводила с меня глаз.
— Сейчас он как раз закипает, — наконец очнулась Селина. — Вы никогда не слышали, как он хрюкает?
— Мне он всегда казался свиньей, в любом настроении, — поделился я откровенно.
— Короче, он ворчит, как боров. Остерегайтесь, вы можете заработать. — В ее глазах появилось что-то вроде ликования. — Он очень силен… Просто не представляете как.
— Я всегда смогу выпрыгнуть в окно.
— О, меня бы это позабавило, — отозвалась она. — Но не забывайте, что мы на двадцать пятом этаже.
Наконец в холле раздались шаги. Видимо, мозги мои работали замедленно, так как, прежде чем я понял, что это шлепают по паркету босые ноги Осман-бея, толстяк уже оказался в гостиной. Он бросил на меня короткий уничтожающий взгляд, остановился перед наргиле и внезапно рухнул на любимую подушку, скрестив ноги.
— Хочу кофе, — выплюнул Осман-бей в сторону Селины.
Она прореагировала мгновенно:
— Сейчас приготовлю. — И бросилась в направлении кухни.
— Мне всегда было жалко тех типов, которые считают, что нет в мире ничего прекраснее, чем деревья, — заметил я спокойно. — Им бы следовало побывать сегодня здесь.
Из угла, где стояло наргиле, донеслось что-то похожее на свист.
— Значит, вы меня вытянули из постели только для того, чтобы я наслаждался видом рабыни, которая и так мне принадлежит? — приглушенно спросил Осман-бей.
— Нет, есть кое-что еще, — повернулся я к нему.
Осман-бей со вчерашнего дня не изменился. Он выглядел точно так же. Те же длинные черные и сальные волосы были так же перепутаны, торчала та же смешная бородка, и та же самая голубая рубашка скрывала тот же громадный живот, и те же панталоны. Серебристый лак отбрасывал блики при каждом движении его ног.
— У меня был невыносимо тяжелый день! — воскликнул Осман-бей. — День, похожий на пытку. Четыре с лишним часа язвительного допроса и унизительных физических пыток со стороны моего компаньона Абдула Мюрада, которого раньше я так уважал! Пусть верблюды осквернят могилу его предков. Как только он направился от меня в вашу контору, я сбежал в город. Долгие часы, до самой ночи, я бродил под безжалостным солнцем по душным улицам. Потом вернулся совершенно изможденным, надеясь забыться в сладком сне, но, увы… — Его толстые щеки затряслись от гнева. — Вы берете приступом мое жилище, врываясь, как идиотский разносчик товаров, вытаскиваете меня из постели и возвращаете в мир живых. Зачем? Скажите мне, ради чего?
— Я подумал, что теперь, когда Абдул Мюрад в Нью-Йорке, вы особенно заинтересованы узнать результаты моего расследования.
— Пусть Аллах вечно плюет вам на голову, — проворчал он. — Почему нельзя было подождать до утра?
— Потому что события развиваются очень быстро, — ответил я. — Мне уже порядком досталось.
В гостиную проскользнула Селина с кофе.
Осман-бей с ненавистью вырвал чашку из ее рук.
— Тварь, — проскрипел он. — Тварь! Зачем ты его впустила? — Он поднял глаза к потолку. — Да посадит тебя Аллах на кол на веки веков, чтобы вертелась ты на его острие в центре толпы изголодавшихся евнухов, потрясающих саблями и жаждущих увидеть, как ты свалишься, чтобы изрубить тебя на куски.
От этого проклятия рабыня взвизгнула и отскочила назад так быстро, что потеряла равновесие и растянулась на полу. Но тут же перевернулась на живот и на четвереньках с невероятной скоростью помчалась к двери.
— Стой, Селина! — воскликнул я.
Круп, обтянутый черным сатином, задрожал. Потом затормозил и остановился.
— Она принадлежит мне, — запротестовал Осман-бей. — Только я могу приказывать ей уходить или оставаться. А сейчас приказываю уйти.
— Пусть останется. Я хочу, чтобы она услышала мой отчет, — произнес я властным тоном.
— Вы… — забормотал он, — вы обсуждаете мои приказы?
— Заткнитесь! — потребовал я. — И пейте свой кофе. Если не перестанете болтать и не выслушаете меня, мы будем развлекаться всю ночь.
Некоторое время мне казалось, что глаза его вот-вот выскочат из орбит. В его горле раздавалось какое-то бульканье.
— Я вас выслушаю, — наконец согласился он, — но потом вы можете об этом пожалеть.
— К этому мы еще вернемся. Селина, будьте любезны, встаньте, пожалуйста. В таком положении ваши округлости напоминают верблюжьи горбы.