Глава 4
Кафе «Ханговер» выглядело обещающе: кроваво-красная вывеска над входом; сумрачный, прокуренный зал, тесный и грязный. Я отыскал у стены столик почище и заказал кофе официантке, которая, быть может, и выглядела бы симпатичной, сбрось она фунтов тридцать лишнего веса.
Спустя некоторое время мои глаза привыкли к полумраку зала, и я даже смог рассмотреть цвет кофе эспрессо, тускло поблескивавшего в чашке передо мной. На моих часах было начало двенадцатого, и, как я предполагал, предстоящая ночка снова должна была затянуться. Я вернулся из Вегаса ранним утренним рейсом, насладился восьмичасовым сном и отправился в «Ханговер».
Народу в заведении хватало, здесь царила атмосфера ожидания. Публика в основном состояла из битников и лощеных студентов колледжей. Интересно, чего они все ждут с таким нетерпением? Может, с первым ударом часов, возвещающим о наступлении полуночи, в окно ворвется шаровая молния или же все чашки с кофе превратятся в гигантские яйца, из которых, в свою очередь, вылупится хоровая капелла?
Спустя несколько минут в центре зала высветился круг, раздался всплеск аплодисментов. В круг шагнула девушка с гитарой, в зале повисла тишина. Девушка ударила по струнам и запела. У нее оказался сильный, чуть вибрирующий голос. Она пела классическую «Барбару Аллен».
Выждав, когда аплодисменты после первой песни смолкнут, она снова запела. Я следил за девушкой, слушал ее звонкий голос, напоминавший веселую россыпь колокольчика, в смысл слов я не вникал. Девушка была привлекательной и довольно высокой, с длинными волосами, которые водопадом сбегали по спине. На лице я не обнаружил даже следа косметики, голубые глаза певицы были устремлены вдаль. Под тонким белым свитером отчетливо вырисовывались небольшие, но хорошей формы груди, короткая юбка притягивала взгляд к великолепным, стройным ногам.
А она все пела. Классические баллады и незамысловатые морские песенки. Голос ее был чист и звонок. Наконец зазвучала последняя песня — старинная английская песня «Матушка, матушка, постели мне постель». Печальный рассказ о юноше, который отправился на поиски истинной любви. Она исполнила ее с неподдельным чувством.
И ехал он,
Пока не встретил шесть юношей,
Везущих труп,
Всех в белое одетых.
Мне показалось, что я когда-то уже слышал эти слова. Закончив петь, девушка немного постояла с опущенной головой, потом быстро выскользнула из освещенного круга. Ее проводили громкими и долгими аплодисментами.
Наконец публика успокоилась, и все занялись едой и разговорами. Фигуристая официантка приблизилась к моему столику.
— Да вы даже не притронулись к кофе. Он уж и остыл-то, наверное. Может, принести свежего?
Я пожал плечами.
— «Джек Дэниелс» [86]куда как долговечнее…
— Не знаю никого с таким именем, — озадачилась официантка. — А он что, частенько здесь бывает?
— Не думаю, — честно ответил я. — Как бы мне увидеть Пита Блисса? У меня к нему дело. Он здесь?
— Пойду посмотрю, — пообещала официантка и удалилась, покачивая необъятными бедрами.
Я закурил и огляделся. Внезапно напротив меня материализовалась девушка-певица.
— Пита сегодня нет, — сказала она без предисловий. — Это очень важно? Я не знаю, когда он вернется.
— Чрезвычайно важно, — заверил я. — Вы не знаете, где его можно найти?
Девушка медленно покачала головой.
— Пит куда-то ушел, и я представления не имею, где он сейчас.
— Он тоже любит песенку про труп, выброшенный морем на берег?
Ее глаза расширились от изумления.
— Что это значит?
— Дженни Хольт, — коротко сказал я.
В голубых глазах промелькнул интерес.
— Любящая Дженни? Поэтому вы хотите видеть Пита?
— Если это определение относится к Дженни Хольт, то вы правы, — согласился я.
— Может, я в силах вам помочь? — спросила девушка. — Меня зовут Кэти Блисс, я сестра Пита.
— Рик Холман, — представился я. — Может, вы и сумеете мне помочь.
— Нам не удастся здесь спокойно поговорить. — Она на мгновение помрачнела, но тут же опять улыбнулась. — Заведение закроется через четверть часа. Мне еще надо проверить кассу, но это не займет много времени, а потом мы можем пойти ко мне и поговорить.
— Звучит заманчиво.
— Вот и прекрасно! — Она легко поднялась, ее движения были полны грации. — Хотите еще немного кофе?
— Нет, если у меня есть выбор, — ответил я и услышал в ответ негромкий смешок.
Как только часы начали отбивать полночь, две официантки засуетились, освобождая зал. Прием, которым они воспользовались, был прост и эффективен. Они ринулись энергично вытирать столы, не обращая внимания на посетителей. Покончив с этим делом, официантки начали переворачивать стулья; если же очередной стул оказывался занят, дамочки застывали подле него в угрожающих позах и затевали разговор о том, какая, мол, нынче наглая и несознательная публика пошла.
Верная своему слову, Кэти Блисс появилась около моего столика через десять минут после того, как последний посетитель покинул кафе. На плечи девушки было наброшено старенькое пальто, в правой руке она держала гитару.
— Теперь мы можем уйти. Одна из официанток присмотрит здесь.
С океана надвигался туман, но ночь была теплой. Мы неторопливо шли по улице. Миновав восемь кварталов, мы остановились перед трехэтажным зданием; некогда оно, наверное, выглядело элегантным, но с тех пор много воды утекло. Кэти отыскала в сумочке ключ.
Пол в холле был покрыт линолеумом шоколадного оттенка, такая же лестница вела наверх.
— Это наша с Питом общая берлога, — сказала Кэти, поднявшись на второй этаж и включив там свет. — Пит занимает нижний этаж, а я обитаю наверху и могу сколько душе угодно бренчать на гитаре. Мне здесь нравится.
Она положила гитару прямо на пол, скинула с плеч пальто и беззаботно швырнула его в кресло.
— Располагайтесь, Рик. Ничего, если я буду вас так называть? Ненавижу формальности! Зовите меня просто Кэти.
— Ничего другого мне не остается, — проворчал я. — Глупо постоянно приговаривать «мисс Блисс» да «мисс Блисс».
Она легко рассмеялась.
— Я знаю! Каждый раз, когда меня так называют, это звучит словно прозвище звезды из местного борделя.
Я опустился на мягкую кушетку, которой было никак не меньше сорока лет.
— Хотите выпить? — поинтересовалась Кэти.
— Надеюсь, не кофе? — испуганно спросил я.
Она улыбнулась.
— У меня есть ром, джин и какая-то дрянь, привезенная из Алжира.
— Ром звучит совсем неплохо.
Она ненадолго исчезла на кухне и вернулась с двумя бокалами. Устроившись рядом со мной, она протянула один из бокалов. Ром оказался и в самом деле куда лучше жидкого кофе эспрессо, я с облегчением вздохнул, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло.
— Это действие рома или кушетки — или и того и другого? — спросила Кэти.
— В основном рома, — усмехнулся я. — Но и ваша кушетка вполне комфортабельна.
— Иногда я, когда возвращаюсь домой слишком уставшей, засыпаю прямо здесь, на этой самой кушетке. Но у меня еще имеется складная кровать, такая огромная, что на ней можно играть в бейсбол.
— Надеюсь, она не возомнит, что ее могут приспособить для каких-нибудь иных игр.
— Она ни разу не подводила меня! — горделиво заявила Кэти. — Нет нужды беспокоиться, Рик, если вам, конечно, не хочется потрудиться над ее механизмом. Моя кровать опускается с помощью одной хитрой медной штуки. — Она медленно потягивала напиток, ее голубые глаза с любопытством смотрели на меня. — Почему вы хотели поговорить с Питом о Дженни Хольт?
— Потому что он знал ее.
— А в чем дело?
— Мне поручили выяснить, как она жила последние два года, — доверительно сообщил я. — Я взял след, встретился кое с кем, кто ее знавал, вот так и вышел на вашего Пита.
— Это звучит уже получше, Рик. Но я не уверена, что верю вам. — Ее глаза внезапно сверкнули. — Так значит, вы своего рода детектив, не так ли?
— Полагаю, что так, — согласился я. — Так что означают ваши слова — «любящая Дженни»?
— Подержите-ка! — Она вручила мне свой бокал, вскочила, подобрала гитару. Через мгновение она уже снова сидела рядом со мной, перебирая струны.
— Вы знаете «Висельника Джонни», Рик?
— Народная песня?
— Это моряцкая песня. Первый куплет звучит так… — Она негромко запела:
Они галдят, что я повесил мать.
Прочь, парни, прочь!
Они шипят, что я повесил брата,
Так вешайте, парни, вешайте!
Она подождала, пока замер последний аккорд, потом вопросительно взглянула на меня.
— Если моряки станут распевать такие песенки постоянно, то неприятностей не оберешься, — холодно заметил я. — Восстание на «Баунти» в сравнении с этим может показаться детским лепетом.
— Слова тут ни при чем! — воскликнула Кэти. — Видите ли, Дженни Хольт умерла трагической смертью в традициях классической баллады — она утонула, поэтому слова песни пришлось немного переделать.
— Вы сочинили песню о Дженни Хольт? — Я в полном изумлении уставился на нее.
— «Баллада о Любящей Дженни», — с гордостью объявила Кэти. — Хотите послушать?
Не успел я возразить, как она тронула гитарные струны.
Они называли ее Любящей Дженни.
Прочь, парни, прочь!
Они вспоминают, как часто она любила!
Плачьте, парни, плачьте!
Она отложила гитару в сторону и сверкнула белоснежной улыбкой.
— Что вы об этом думаете, Рик?
— Что означает «прочь, парни, прочь»? — спросил я с сомнением.
— Моряки сочиняли песни в качестве подспорья в работе, — терпеливо объяснила она. — Понимаете, когда вы гребете, требуется определенный ритм? Ясно?
— Ясно, — кивнул я, — но почему моряки должны плакать?
— По Любящей Дженни, разумеется! — В голосе ее прозвучала резкость. — Баллады всегда печальны. Любящая Дженни умерла, и это печалит моряков. Поэтому…