— Выйдем, — сказал Андуз. — Ты должна меня выслушать.
Он вытолкнул ее в пустой вестибюль. От ярости он стал заикаться.
— Ты спятила?.. Патрик или его брат, какая разница?
Молодой инспектор появился на пороге вестибюля и закурил сигарету. Андуз хотел увести Леа подальше. Она принялась отбиваться:
— Отпусти меня… и постарайся говорить откровенно… Это чей портрет?
— Патрика.
— Тогда почему ты хотел нас заставить поверить, что Патриком зовут другого?
— Из-за наследства. Если Патрик умрет первым, то его состояние перейдет к брату. Но если он умрет последним, то наследником становится Учитель… И к несчастью, он умер первым… Чуть раньше! Но условия завещания все же остаются в силе.
— Идиотизм, — сказала она. — Тебе следовало подумать, что…
Она сдавила руками уши, стиснула лицо пальцами, как бы борясь с невыносимой болью.
— Нас было четыре свидетеля, Поль!
— Но никто из вас не знал в лицо братьев Нолан. Кроме меня. Вы не могли отличить Патрика от Че, ведь он не носил обручального кольца. Меня охватило возбуждение… я действовал на благо общины. Когда приехали жандармы, все уже давно закончилось. Они записали наши свидетельские показания.
— Но послушай… они же изъяли документы обоих погибших, их паспорта с фотографиями!
— Ну и что? Они же не собирались устраивать вам перекрестный допрос, предъявив фотографии!.. Пять человек утверждали, что Че скончался раньше Патрика. Разве этого недостаточно?
— Нет! — упорствовала Леа. — Нет. Этого недостаточно.
Инспектор наблюдал за ними издалека.
— Прошу тебя, — сказал Андуз. — Подумай. Мы не обездолим мадам Нолан. Она богата.
— Ты нам солгал, — продолжила Леа. — Мы не могли догадаться, кто из них был инвалидом. Но достаточно, чтобы один из нас совершенно без злого умысла в разговоре упомянул о какой-нибудь детали, как истина стала бы очевидной… Ты знал, что мадам Нолан собиралась приехать?
— Да.
— И ты знал, что она начнет задавать нам вопросы?
— Да… Она или ее адвокат.
— Вот именно. И если бы Ван ден Брук или Блезо сказали, что тот, кто с усами, пытался что-то произнести, или же чтобы Фильдар рассказал, как он стал на колени перед ним…
Андуз молчал. Он больше не мог воспрепятствовать мрачной работе мысли Леа, идущей к логическому концу.
— Они умерли, — прошептала она. — А я? Если бы я присутствовала при агонии Че, если бы видела то, что видели другие, я тоже умерла бы, не так ли?.. Это ты… Да, это ты… Я теперь хорошо понимаю… Но вы чудовища. Ты и твой Букужьян. Вы чудовища!
Она повысила голос, и инспектор, охваченный любопытством, переступил через порог.
— Пойдем в парк, — сказал Андуз.
Он протянул руку. Она отшатнулась.
— Не прикасайся ко мне. Он был в курсе, да?
— Нет. Клянусь, что нет.
— Значит, ты его обманул! Надо же, как ты любишь деньги!.. Ашрам распался, твой Учитель предан… может, его даже арестуют… и все это из-за гнусной корысти. Знаешь, кто ты?.. Ну…
Он схватил ее за горло.
— Нет, — крикнул он. — Только не это! Неправда. Я не виновен, Леа. Я ничего не замышлял. Все произошло помимо моей воли.
— Эй! Вы там!
Инспектор устремился вперед. Андуз отпустил девушку, она упала на колени. Она задыхалась, но ей еще хватило сил крикнуть: «Будь ты проклят! Проклят!»
Андуз пустился бежать, обогнул дом, увидел бывший гараж, устремился туда, закрыл дверь на ключ. Он запыхался. Выиграть время! Прийти в себя! Кто-то застучал кулаком в дверь.
— Андуз!.. Откройте!.. Откройте!..
Андуз оглянулся кругом. Он пропал. С потолка свисал канат. Еще одна примета. Последняя. Учитель говорил правду. Столько примет вокруг, а он ничего не понял. Он принес стремянку, сделал скользящую петлю.
— Андуз!.. Это я, Бернар… Откройте!
Он просунул голову в петлю. Теперь он знал, из какого прошлого пришел… какого Учителя предал когда-то давно. И в каждой новой жизни он начнет все сначала. Он обречен предавать во веки веков.
— Это не моя вина, — сказал он.
Ударом ноги он опрокинул стремянку.
(1974)
Перевод с французского В. Леликова
В тисках
— Не стоит беспокоиться, — сказал мэтр Брежон. — Я знаю дорогу.
Виктор Леу пытался встать, опираясь на трость и на край стола. Адвокат хотел было ему помочь.
— Не надо, — пробормотал Леу.
Отталкивающая гримаса искажала его лицо. Левое веко было полуопущено. Левая рука висела как плеть. Ему наконец удалось встать. Жестом он отстранил своего друга.
— Филлол настаивает, чтобы я ста… ста… (он запнулся на этом слове)… Старался все делать сам. А Филлол — хороший врач…
Голос его сильно изменился, губы двигались странно, как у старой лошади, жующей удила. Он сделал несколько шагов, еле волоча ноги.
— Я рад… что все… привел в порядок. Лучше все… пре… предусмотреть заранее, правда?
— Конечно, — ответил адвокат наигранно бодрым тоном. Так обычно разговаривают с тяжелобольными людьми. — Вот увидите, все будет хорошо. Пусть Симона мне непременно напишет, как только вы устроитесь.
Леу остановился, искоса посмотрел на мэтра Брежона.
— Бедняжка Симона!.. Какую я ей уготовил участь!
— Наймите сиделку. И потом, черт побери, вы же не при смерти!
Леу достал платок и медленно вытер рот. Как только он начинал говорить, на губах выступала слюна.
— Я знаю, что серьезно болен, — проговорил он. — Я чувствую себя хуже, чем все думают. Ладно, друг мой, спасибо… за все.
— Вы вернетесь?
— Нет. Переезд отнимает слишком много сил… Филипп… будет держать меня в курсе… Что вы хотите?.. Мое время прошло… Все кончено…
— Я приду к самолету проводить вас.
Леу оперся о трость.
— Вы очень любезны… но не надо… Все эти прощания меня просто убивают.
— Да, ведь за такое долгое время вы перезнакомились со всеми. Вы здесь уже двадцать лет?
— Двадцать пять… Скоро будет двадцать шесть.
Леу повернулся к заливу, посмотрел на пальмы, на лужайку, где работала поливочная машина.
— Тяжело уезжать, — пробормотал он.
— Отойдя от дел, вы могли бы остаться здесь.
— Нет. Лучше предоставить свободу… свободу… преемникам… И потом, не забывайте о моей малышке Симоне… В Париже у нее больше шансов выйти замуж, чем здесь… Мне так хочется, чтобы она устроила свою жизнь… Теперь это — моя главная забота.
— Не оставайтесь долго на ногах, не утомляйте себя… Я горячо желаю, чтобы вы выздоровели, чтобы хорошо устроились на новом месте… Мы часто будем вспоминать о вас…
— Спасибо.
— Пустяки. Ладно. Держитесь!
Адвокат долго жал здоровую руку Леу, затем удалился. В гостиной его ждала Симона.
— Извините за беспорядок, — сказала она. — Одни вещи берем с собой… другие оставляем здесь… Голова идет кругом. Ну, как вы его нашли?
«Как же она на него похожа! — подумал мэтр Брежон. — Такие же серые глаза. Тот же подбородок. И такой же нелегкий характер».
— Что ж, — проговорил он, — думаю, дела не слишком плохи. Но он очень беспокоится о вас.
— Присядьте на минутку, вы же не торопитесь?
Она взяла пачку сигарет со столика из черного дерева, украшенного изображением дракона.
— Вам я не предлагаю. Вы человек положительный. А я вот выкуриваю пачку в день. Бедный папа! Мне двадцать восемь лет, а он обо мне беспокоится. Это очень трогательно.
Она закурила.
— Иногда, правда, раздражает.
Затягивалась она глубоко, выдыхая кольца дыма, закрывавшие ее лицо голубым туманом, который она время от времени отгоняла движением руки, как будто освобождаясь от обволакивающей ее паутины.
— Его дела плохи, — возобновила она разговор. — Филлол — просто осел. У него допотопные понятия. Паралич лечат не только таблетками и уколами. В Париже мы сразу же обратимся к настоящему специалисту. Папа… ведь я его уже не узнаю… У него бывают эмоциональные всплески, как у старика. Представьте себе, это у него-то! Иногда он даже теряет контроль над собой… Он путает дни, даты. Подумать только, каким он был раньше.
— Мне кажется, что резкая перемена обстановки не пойдет ему на пользу, — сказал адвокат. — Он ведь никого не знает в Париже?
— Никого. После того как он поселился здесь, он никогда туда больше не ездил.
— Но… извините за нескромность… если с ним что-то произойдет в Париже, разве согласился бы он быть похороненным так далеко от могилы жены? В завещании ничего об этом не говорится.
— Ему это глубоко безразлично. Мы с ним обсуждали этот вопрос. Он желает, чтобы его похоронили в Париже в склепе родителей, причем без особых церемоний. Ну а мама, естественно, останется здесь. Вас это удивляет?.. Но ведь мама умерла более десяти лет тому назад. А у отца всегда было столько дел! Понимаете, у него никогда не оставалось времени на сантименты.
— Ну а вы? Вы тоже покидаете нас навсегда?
— Не знаю. Скажу откровенно, ничего не знаю. Папа купил большую квартиру в семнадцатом округе… Вы в курсе?
— Да, конечно. Должен сказать, хорошая сделка.
— Он уже полностью обставил квартиру. Мы берем с собой совсем немного… мою мебель, я очень дорожу ею… ну и некоторые семейные реликвии. Понравится ли мне там — это уже другой вопрос… Я думаю, что время от времени буду приезжать. Не хочу бросать Марилену… Что-нибудь выпьете? Немного виски?
Она встала и вышла, перешагнув через упакованные коробки.
«За этой девушкой дают миллиарды, — подумал адвокат. — Прекрасная партия. Там, конечно же, не будет недостатка в претендентах».
Он прошелся по комнате с опустевшими стенами. Мысленно представил себе весь дом: просторную столовую, выдержанную в колониальном стиле, громадную прихожую, где красовались образцы и макеты самолетов: «Фирма Леу»… Человек, которого называют господин Виктор, может гордиться. Он создал дело, в которое никто не верил. Фирма Леу! С десяток моделей самолетов… Каботажные суда… Рыболовные… Крупные перевозки на близлежащие острова, прежде всего